Languages

You are here

СМИ как фактор формирования гражданской культуры в России: проблемы и перспективы

Авторы материалов: 

Mass Media as a Forming Factor of the Civil Culture in Russia: Problems and Prospects

 

Портнягина Мария Андреевна
аспирантка кафедры периодической печати факультета журналистики МГУ имени М.В. Ломоносова, mportnyagina@yandex.ru

Maria A. Portnyagina
PhD student at the chair of print media, Faculty of Journalism, Moscow State University, mportnyagina@yandex.ru

Аннотация
Статья посвящена роли СМИ в процессе трансформации политической культуры общества в постсоветской России. В ней представлен анализ деятельности СМИ по преодолению подданнических ориентаций россиян и формированию у них демократических ценностей.

Ключевые слова: политическая культура, гражданская культура, демократическая консолидация, политическая активность, двухсторонняя коммуникация.

Abstracts
The article is devoted to the role of mass media in the transformation of political culture in post-Soviet Russia. It presents an analysis of the media activities to overcome subject orientations of Russians and to form democratic values among them.

Key words: political culture, civic culture, democratic consolidation, political activity, two-way communication.

 

Опыт социально-политической трансформации ряда стран1 в XX в. показывает, что формальное воспроизводство институтов и процедур, соответствующих стандартам демократии, не гарантирует ни институциональной модернизации государства, ни демократической консолидации, означающей признание обществом демократических ценностей.

Значительное количество «откатов» (неслучившихся демократий), в том числе и в России, побудило многих аналитиков2 в поисках причин, затрудняющих достижение цели, обратить внимание на состояние политической культуры общества в переходный период. Политическая культура демонстрирует наличие или отсутствие у населения реального «спроса на демократию». Исследование политической культуры позволяет получить знания, необходимые для более глубокого анализа общественно-политических процессов.

Демократическая (гражданская) политическая культура формируется под влиянием различных факторов. Одним из главных являются средства массовой информации, выполняющие миссию артикуляции общественных интересов и публичного контроля действий власти и осуществляющие функцию политического просвещения граждан3.

В России роль СМИ в демократических преобразованиях и антикоммунистической революции признается большинством исследователей демократического транзита. Признается и то, что «демократическая рецессия»4, характерная для первого десятилетия XXI в., во многом обусловлена особенностями российской политической культуры, препятствующими демократизации страны5 и не способствующими развитию средств массовой информации на основе принципа плюрализма. Поэтому столь актуально изучение специфики становления в России гражданской культуры общества, включая анализ деятельности СМИ как фактора этого процесса.

 

Политическая культура: границы понятия

Сложность изучения политической культуры вызвана отсутствием общепринятого в научной среде определения сущности этого явления, что, в первую очередь, связано с разнообразием трактовок понятия «культура». При этом те, кто изучает данный феномен, признают, что политическая культура – это культура в сфере политики. Среди ученых нет и единого мнения относительно содержания политической культуры: ограничивать ли ее областью сознания или включать в нее и поведение, способна ли она меняться или ее характеризует стабильность. Несмотря на эти расхождения, в политической науке можно выделить два основных подхода к пониманию политической культуры: интерпретационный и бихевиористский.

Интерпретационный подход базируется на идеях и приемах, заимствованных из антропологии6. Его сторонники рассматривают политическую культуру как совокупность значений, описывающую политическую сторону жизни общества и воплощенную в символических формах, которые определяют поведение его членов в сфере политики. Элементы политической культуры – традиции, обычаи, стереотипы, мифы, ритуалы, язык – выполняют функции предписания и ограничения политической деятельности граждан. Формирование политической культуры происходит адаптивно: через участие людей в политическом процессе.

В рамках указанного подхода российские ученые, прежде всего представители исторической науки7, для описания «русской политической культуры» используют термины «политико-культурная матрица», «политико-культурный генотип». Одним из ключевых принципов русской культуры они называют знаменитую формулу «православие, самодержавие, народность», которая, на их взгляд, подтверждает свою актуальность при каждой новой попытке преобразования страны. Но если их признание главенствующей роли государства подтверждается политическим устройством современной России, то указание на значимость православной веры и общности, коллективизма подвергается сомнению со стороны отечественных социологов и политологов8.

Бихевиористский подход основывается на теоретических и эмпирических разработках в области психологии и социологии. Под политической культурой в широком смысле понимается «обобщенное выражение психологического и субъективного измерения политики», в узком – «совокупность установок, убеждений и чувств, которая задает порядок и придает значение политическому процессу и которая представляет собой ключевые допущения и правила, управляющие поведением в политической системе»9.

В первых работах в русле бихевиористского подхода, опубликованных в конце 1950-х – начале 1960-х гг., авторы ограничивают политическую культуру сферой сознания. Американские политологи Г. Алмонд и С. Верба называют элементами политической культуры «устойчиво повторяющиеся когнитивные, аффективные и оценочные ориентации относительно политической системы, ее частей и собственной роли в ней»10. За включение в нее поведенческих ориентаций одним из первых выступил польский социолог Е. Вятр. По его мнению, политическая культура – это «совокупность позиций, ценностей и образцов поведения, затрагивающих взаимоотношения власти и граждан»11.

В структуре политической культуры бихевиористы также различают стабильные элементы (американский политолог У. Розенбаум именует их «компонентами ядра»12, которые обеспечивают политический порядок и преемственность) и динамичные (благодаря им она выступает в качестве «гибкой многомерной переменной, которая реагирует на структурные изменения в обществе»13 и позволяет разобраться в механизмах социально-политической трансформации государства). Согласно бихевиористскому подходу, формирование политической культуры происходит в процессе политической социализации с помощью различных агентов. К ним относятся семья, система образования, группы равных (окружение), религиозные структуры (церковь), общественные и политические институты, средства массовой информации.

В российской науке разработка концепции политической культуры имеет относительно недолгую историю (с начала 1980-х гг.) и основывается, как правило, на результатах зарубежных исследований. В работах отечественных авторов анализ политической культуры России проводится с опорой на идеи русских философов, например Н.А. Бердяева, И.А. Ильина, и одновременно на данные социологических опросов14. Действительно, смешение интерпретационного и бихевиористского подходов позволяет составить более полную характеристику политической культуры общества.

Применение такого синтетического подхода получило широкое распространение в науке благодаря трудам одного из первых отечественных исследователей политической культуры – философа Э.Я. Баталова. Также получило признание российских ученых предложенное им определение политической культуры, наиболее точно описывающее границы этого феномена. Исходя из него, под политической культурой понимается «система исторически сложившихся, относительно устойчивых репрезентативных убеждений, представлений, установок сознания и моделей поведения индивидов и групп, а также моделей функционирования политических институтов и образуемой ими системы, проявляющихся в деятельности субъектов политического процесса, определяющих ее основные формы и направления, тем самым обеспечивающих воспроизводство и дальнейшую эволюцию политической жизни на основе преемственности»15. Данное определение позволяет выявить характеристики демократической политической культуры в контексте концепции гражданской культуры.

 

Гражданская культура: ключ к пониманию

В классической работе политологов Г. Алмонда и С. Вербы «Гражданская культура»16 представлены результаты многолетних исследований, в ходе которых путем сравнения политических культур пяти стран (США, Мексики, Великобритании, Италии и Германии) был выявлен тип политической культуры, способствующий стабильному развитию демократии. Он получил название «гражданская культура»17. Согласно их заключению, данному образцу больше всего соответствуют англо-саксонские политические культуры.

В гражданской культуре находит отражение демократическая система сдержек и противовесов, которая проявляется в поддержании баланса между:

• властью и ответственностью правящей элиты: гражданам надлежит держать ее под контролем (главным образом, посредством выборов), но при этом не посягать на ее властные функции, успешное исполнение которых требует профессиональных навыков;

• политической активностью и пассивностью граждан: им следует быть достаточно влиятельными, чтобы навязывать элите ответственное поведение, однако это влияние не должно мешать ей принимать необходимые, в том числе непопулярные, решения;

• их рациональными и эмоциональными ориентациями: обеспечение такого равновесия позволяет избежать чрезмерно прагматического или излишне пристрастного отношения к политике;

• согласием и разногласиями между ними (по Т. Парсонсу, должна быть «ограниченная поляризация»): наличие консенсуса по основным вопросам социально-политического устройства при поддержании политической конкуренции.

Что касается структуры гражданской культуры, то ее «компонентами ядра» на уровне сознания является гражданственность, на уровне поведения – партиципаторность (политическая активность).

Под гражданственностью подразумевается прежде всего сознательная включенность индивида в дела политического сообщества18. Она предполагает наличие четкой политической идентификации (соотнесенности с группой, нацией, государством), высокой степени политической компетентности (интереса к политике, знаний о ней), приверженности демократическим ценностям (принятие идей свободы, равенства, социальной справедливости и др.), высокого уровня доверия и сотрудничества в общественно-политической сфере.

Активное участие индивида в политической жизни включает в себя как голосование на выборах, так и внеэлекторальные формы активности (участие в деятельности политических партий, общественных организаций, в местном самоуправлении, в массовых акциях, включая протестные)19. Причем это не мобилизационная активность, навязанная «сверху» (по инициативе власти), а именно автономное участие, организованное «снизу».

Авторы концепции гражданской культуры подчеркивают, что носителем такой культуры является «потенциально активный гражданин». Его участие в политическом процессе не является постоянным, однако он обладает навыками активистской деятельности – «резервом влиятельности», который в случае необходимости позволяет ему действовать для достижения политических целей. Воспитание грамотного активиста происходит через усвоение им стандартов демократической политической культуры. В демократических странах выработан механизм передачи норм гражданской культуры от поколения к поколению.

Несмотря на заявление Алмонда и Вербы, что простой формулы формирования политической культуры, способствующей развитию демократии, не существует, ими были описаны условия становления гражданской культуры. Ее появление в западных странах явилось результатом постепенного, относительно спокойного политического развития, когда «политические ставки достаточно высоки, чтобы все больше и больше людей втягивалось в политический процесс, но не настолько высоки, чтобы вынуждать их включаться в политику, как в битву, ради защиты собственных интересов». Помимо того, она создавалась путем слияния традиционных – подданнических и современных – партиципаторных ориентаций относительно политической сферы.

Государства, вступившие на путь демократизации, сталкиваются с тем, что именно времени, так необходимого для постепенного развития, у них нет. Как полагают Алмонд и Верба, его заменителем может стать обучение. Для обучения требуется существование разнообразных каналов политической социализации: семьи, школы, церкви, общественно-политических институтов, СМИ. Их деятельность должна быть направлена на выработку и закрепление установки на компетентное и активное участие граждан в политическом процессе, на формирование социального доверия, чувства политической общности, приверженности демократической политической системе.

Реализация курса на демократическую модернизацию несет с собой существенные изменения общественно-политической жизни. Необходимость их глубокого осмысления и широкого обсуждения указывает на значительную роль СМИ в становлении демократической политической культуры. Кроме того, перед ними стоит задача обеспечения взаимодействия власти и граждан через предъявление общественных интересов и контроль состояния дел в государстве. Выполнение ими указанных функций осуществляется за счет «открытости политических коммуникативных процессов в стране», степень которой зависит от уровня развития СМИ, их автономности от различных групп интересов, политических и коммерческих структур, а также от того, как устроена вся политическая система20.

Переход к гражданской культуре сопряжен с опасностью попадания страны в «политико-культурный тупик»21. Смена политических ориентаций может привести к аномии, которая сопровождается ослаблением социальных связей. Угроза превращения общества в «деморализованную маргинальную среду, не способную на целенаправленные коллективные действия»22, соотносится с «синдромом отчуждения от политической системы». В ситуации, когда некоторые социальные группы освоили демократические нормы и добиваются своего участия в политическом процессе, а большинство населения удовлетворяется положением подданных, остается на позиции наблюдателя, высока вероятность раскола в обществе. Очевидно, что предотвращение социального раскола является более предпочтительным исходом, чем его преодоление.

Практика установления в России демократических форм жизни в течение последних двух десятилетий не принесла ожидаемых результатов. Формированию в стране гражданской культуры препятствовал стихийный характер социально-политических и экономических преобразований на протяжении «лихих» 1990-х, «тучных» 2000-х гг. и в период мирового экономического кризиса. Состояние политических процессов в современной России, характеризуемое как «дедемократизация»23, в значительной степени связано с тем, что у общества не сформировался спрос на реальное изменение политического устройства страны в соответствии с демократическими нормами, а отсюда у власти не возникло необходимости соблюдать принципы демократии и действовать согласно общественным интересам.

 

Неконкурентная среда

«Революция ценностей»24, охватившая в конце 1980-х – начале 1990-х гг. сознание представителей вида Homo soveticus («советского человека»), которого философ А.А. Зиновьев описал как неспособного самостоятельно мыслить и, особенно, действовать25, привела их к пониманию того, что «нельзя смотреть вперед, склонив головы»26. Резкий отказ от советской системы ценностей сопровождался поиском новой идентичности и привел к искаженному восприятию идей демократии. В массовом сознании они были выстроены в иерархию в зависимости от своей значимости для населения. На первом месте расположились «блага демократии» (достаток, порядок, личная независимость), на втором месте – то, что выступает в качестве «институциональной нормы», общественного идеала (законность и справедливость), и лишь на третьем – собственно механизмы и процедуры демократии как политического режима (выборность, сменяемость, участие, защита прав меньшинств)27.

Изнурительный динамизм 1990-х гг., которые в сознании россиян ассоциируются с «хищниками-олигархами» и преобладанием эгоистических частных интересов над государственными и общественными, содействовал девальвации представлений о ценности и эффективности процедур демократии и еще большему перекосу в пользу ее понимания как способа достижения «общего блага» и обеспечения порядка (в российской версии – стабильности). Так как спрос на государство, по мнению политэкономистов, является производной от спроса на общественные блага и от способности и готовности населения производить их без него28, то становится очевидным, почему в начале 2000-х гг. государство превратилось в главного игрока, держателя ключевых ресурсов и активов, вместо того чтобы, как это предусматривает демократическое устройство, выступать в роли арбитра, следящего за соблюдением участниками правил игры. Если в рамках демократии взаимоотношения власти и общества строятся по принципу «порядок в обмен на налоги» (то, что называется «демократией налогоплательщика»), то в России «нулевые» годы отмечены действием социального контракта по формуле «рост благосостояния в обмен на отказ от политического участия»29.

Такая зависимость сформировала у россиян потребительское отношение к политике, эксплуатация которого действующей властью позволила ей, прикрываясь идеей достижения стабильности в стране, укрепить свои позиции, сделать их непоколебимыми, уничтожив политическую конкуренцию. Создание властной вертикали привело к вытеснению на обочину политики всех, кто не встраивался в нее. Отсутствие конкуренции объясняет низкое качество функционирования всей политической системы.

За время существования данного социального контракта, названного политологом Д.В. Бадовским «пактом взаимного невмешательства и безответственности»30, в России сложилось лояльное отношение к несоблюдению закона и властью, и обществом, за счет чего получили широкое распространение «полукриминальные практики повседневности», прежде всего коррупция. Убежденность во влиятельности и безнаказанности бюрократической вертикали определяет особенности поведения россиян. Так их описывает журналист В. Панюшкин: «Что случается в стране, где на основных магистралях свирепствует дорожная полиция? Люди начинают ездить по проселочным дорогам»31. Общество отстранилось от активного участия в политической жизни, хотя именно оно дает власти представление о реальных потребностях граждан32.

Российская политическая система практически утратила навык медиации, посредничества между властью и обществом33. Институты, способные обеспечить их взаимодействие, ослаблены. Парламент не исполняет свои обязанности представителя интересов социальных групп и регионов, что особенно заметно в период выборов, когда борьба между партиями ведется с использованием агитационно-пропагандистских приемов, а не основывается на конкуренции идей. Об этом свидетельствует анализ повестки дня последней парламентской избирательной кампании на партийных сайтах34, выступающих как канал массовой коммуникации.

В основной теме, которую поднимали все партии, связанной с реформированием и развитием политической системы в России, не содержалось развернутых аргументов ни за, ни против. Дискуссия, на которую вправе была рассчитывать аудитория партийных интернет-ресурсов, свелась к банальной декларации о желательных изменениях. На партийных сайтах публиковались материалы и на другие темы, требующие глубокого осмысления и обсуждения (например, модернизация экономики, антикоррупционная политика, внешнеполитическая стратегия страны), но партии ограничились только их обозначением, аналитических материалов и дискуссий по ним не было.

Тема партийного строительства, отмеченная партиями как одна из ключевых, была представлена ими не через обсуждение конкретных позиций, а через критику слабых сторон соперников по выборам. «Единая Россия» – главный конкурент всех остальных участников – привлекла к написанию материалов на эту тему представителей экспертного сообщества, однако их задачей явилась лишь похвала партии власти за «эффективное функционирование». Партии-противники единороссов, в свою очередь, удовлетворились жалобами на процедурные нарушения в ходе выборной кампании, использование административного ресурса, что заинтересовало скорее их сторонников и сочувствующих им, но не граждан, которым хотелось знать их взгляды.

Результаты исследования подтверждают наличие в стране «кризиса предложения», как обозначил его политолог Г.А. Сатаров. Когда отсутствует политическая конкуренция, реальная политика заменяется ее виртуальным подобием, в создании которого важную роль играют СМИ.

 

Политический театр

В условиях дефицита политического плюрализма деятельность российских СМИ строится преимущественно на манипулятивных технологиях с целью убедить россиян, что «нынешним правителям нет альтернативы»: «что-то старательно втемяшивается в головы соотечественников, что-то проборматывается скороговоркой, что-то вовсе игнорируется»35. Известно, что уровень поддержки каких бы то ни было альтернативных вариантов зависит не только от наличия таковых, от степени их разработанности, но и от способа предъявления обществу36. В СМИ мало аналитики, раскрывающей смысл текущих социально-политических процессов, а дискуссий по актуальным, общественно значимым вопросам почти нет. Также существует проблема свободного предъявления точек зрения, отличных от господствующей.

Подтверждением данного диагноза служит информационная война, развернувшаяся между федеральными властями и столичным руководством в сентябре 2010 г. Подключение к участию в атаке на мэра Москвы Ю.М. Лужкова центральных телеканалов, информагентств, что предполагает масштабность (по форме) политической кампании, выглядит совершенно неадекватным ее содержанию. Предъявляя позицию Кремля, СМИ ссылались на «неназванные» источники в администрации президента, а призыв со стороны градоначальника к открытому выяснению отношений37 тонул в молчании. Кроме того, компромат на него (например, фильм «Дело в кепке», показанный на канале НТВ) сводился к пересказу давно известных разоблачений из арсенала оппозиции (в частности, из доклада Б. Немцова «Лужков. Итоги»), хотя в период антилужковской телевизионной кампании 1999 г. обвинения в адрес мэра были гораздо серьезнее, вплоть до причастности к убийству38.

Так как в ходе нынешнего противостояния официальные объяснения от представителей власти, чем вызвана волна критики московского градоначальника, не были представлены в СМИ, им пришлось ограничиться догадками. Возможности аудитории разобраться в происходящих событиях свелись к предположениям, основанным на сведениях из анонимных источников. Подобная ограниченность действий СМИ отчасти связана с таким распространенным в современной российской журналистике явлением, как самоцензура. По данным исследования, проведенного на факультете журналистики МГУ в 2003 г., более трети опрошенных журналистов считают самоцензуру, понимая под ней давление со стороны редакционной «верхушки», серьезным фактором ограничения их профессиональной самостоятельности39. Однако, по мнению экспертов, самоцензура в значительной степени носит (как и сфера политики) виртуальный характер.

«Стремление власти ликвидировать или наказать какое-либо средство массовой информации явно преувеличивается большинством тех, кто работает в сфере масс-медиа. Такая гипертрофия угроз оборачивается самоцензурой», – считает президент Института национального проекта «Общественный договор» А.А. Аузан. Самоцензура, на его взгляд, это вопрос нравственных установок и расчета. Похожей точки зрения придерживается политолог А.В. Макаркин: «Политическая самоцензура проявляется тогда, когда СМИ пытаются понять, что можно говорить, а что нельзя»40. Оба объясняют ее существование отсутствием у журналистов профессиональной солидарности, корпоративности41, по сути, способности совместно отстаивать свое право на свободу слова.

В итоге, когда политики не занимают публичную позицию по какому-либо вопросу, СМИ анализу и обсуждению ситуации предпочитают ее замалчивание или замещение развлекательными форматами, что соотносится с общей тенденцией в российской политике – ее театрализацией, разделением политического пространства на сцену и закулисье42. В России реальная политическая борьба перенесена за кулисы, на сцене же разыгрывается спектакль перед обществом43. Освещение в СМИ работы власти превратилось в откровенный пиар, политтехнологии и телевидение теперь значат больше, чем управление и результаты, поэтому упор делается на быстрореализуемые меры с «эффектом широкой огласки», а не на действия без немедленно заметных последствий44.

Весьма популярным стал сюжет, демонстрирующий «выделение ресурсов и одаривание подарками» граждан. Подобный «театр» воспитывает в людях не лучшие качества: паразитарные настроения, конформизм, привычку требовать или клянчить45. Этот социокультурный эффект, транслируемый на все общество, формирует у него опять же потребительское отношение к политике, превращая его в публику, которую надо развлекать, и низводя до положения стороннего наблюдателя чужой постановки, в которую он не в силах внести изменения. Деятельность средств массовой информации в этих условиях сводится, в сущности, к привлечению потребителей.

Виртуализация политики, преобладание символов, брендов вместо реальных персонажей и программ не столько расширяют возможности манипулирования сознанием46, сколько способствуют «общему эффекту деполитизации» населения47. Политика утратила для россиян свою значимость, так как то, что их действительно заботит и волнует, не является предметом внимания власти и дискуссий в СМИ, и, хотя взгляд последних направлен главным образом вверх, в сторону того, что происходит во власти, истинная сущность политических процессов остается скрытой от граждан. С этим в определенной степени связано уменьшение объема общественно-политического вещания на федеральных телеканалах и сокращение аудитории печатных СМИ, прежде всего общероссийских общественно-политических изданий48, а ведь именно они должны выступать в качестве основной площадки для обмена мнениями по социально важным вопросам.

С наступлением экономического кризиса в 2008 г. недостатки функционирования российских СМИ проявились в полной мере. Расхождение между тем, каким представлялось состояние дел в стране на телевизионном экране и в печати, и тем, с чем люди столкнулись в реальной жизни, продемонстрировало подконтрольность СМИ действующей власти. Усилилось неверие россиян в способность этой власти учитывать их потребности (в первую очередь, улучшить материальное положение людей), при этом нежелание самим что-нибудь менять сохранилось, что вместе свидетельствует о политико-культурном застое в российском обществе.

 

Политико-культурный застой

Пришедшее к населению с падением уровня благосостояния понимание, что Россия вовсе не «тихая гавань», а страна с неэффективной структурой госуправления, занимающейся вместо производства общественных благ распределением сырьевой ренты в интересах «избранных», порождая тем самым коррупцию, однако не ослабило убежденность людей в силе властной, точнее, бюрократической вертикали. Повсеместные случаи административного произвола все больше порождают в массовом сознании чувство беспомощности (поэтому у россиян низкий уровень веры в потенциальную влиятельность отдельного человека), которое сопровождается показной лояльностью власти. Такое двоемыслие нейтрализует протестный потенциал и утверждает в качестве нормы, которую принимает большинство граждан, состояние необходимой покорности.

Вынужденное, по сути, подчинение привело к деморализации и апатии населения. Социологи фиксируют низкий уровень доверия и низкую степень солидарности среди россиян, что, полагают они, свидетельствует об атомизации общества49. Разрушение социальных связей достигло такого масштаба, что, как выясняется в ходе опросов, люди готовы участвовать только в локальных акциях, которые непосредственно затрагивали бы проблемы их повседневной жизни, данные о готовности к участию в других типах общественно-политических инициатив не выходят за пределы допустимой статистической погрешности, а показатели реальной активности еще ниже50. Можно обнаружить и более жесткую оценку сложившегося положения, в частности со стороны журналистов: «Любая гражданская активность выглядит аномальным проявлением посреди всеобщего неучастия в чем бы то ни было: от армейского призыва и выборов до оппозиционных митингов и благотворительных акций»51.

Так как «средний наш человек видел разные способы жизни и вынес, что лучше жить спокойнее, что лучше быть не деятельным, а смотрящим»52, в российском обществе по-прежнему преобладает установка на пассивную адаптацию к изменениям. Перемены люди связывают не столько с новыми возможностями, которые для них откроются, сколько с новыми рисками, поэтому «удовлетворенное большинство» (те, кому власть обеспечивает относительное благополучие) образует так называемую коалицию стабильности53 и выступает за сохранение установившегося политического режима.

Данную характеристику российской политической культуры подтверждают результаты международного сравнительного исследования, проведенного в конце 2000 гг. В его рамках ценности жителей 32 европейских стран анализировались по методу, разработанному израильским ученым Ш. Шварцем и предполагающему их распределение по двум осям «забота о людях и природе – следование личному интересу» и «открытость изменениям – сохранение»54. Выяснилось, что по первой оси россияне характеризуются слишком высокой приверженностью индивидуалистским ценностям (стремлением к личному успеху, богатству), по второй – доминированием консервативных ориентаций.

Полученные в ходе исследования выводы опровергают укоренившееся представление о присущих россиянам коллективизме, общинности. Атомизация общества, как известно, ухудшает условия трансляции традиций, поэтому крайняя степень разобщенности российских граждан приводит ряд исследователей к заключению, что в стране традиции разрушены, вместо них есть образцы, взятые из ее идеализированного прошлого, суррогаты55. Отсюда, например, возникает необходимость десталинизации общественного сознания56.

В целом политическую культуру современного российского общества характеризует преобладание в ней подданных57, полагающихся в решении своих проблем на государство, к которому при этом они не испытывают доверия, но не готовых и не способных отстаивать свои интересы через активную вовлеченность в политическую жизнь страны, стоящих на позиции сохранения сложившегося положения, а не его преобразования.

Политико-культурный застой в России во многом связан с тем, что существующие социально-политические институты, главным образом парламент и СМИ, не обеспечивают эффективного взаимодействия власти и общества. В их отношениях доминирует односторонняя коммуникация, не допускающая дискуссий по актуальным, общественно значимым вопросам, в том числе по поводу долгосрочных сценариев развития государства. Формирование в России гражданской политической культуры зависит от того, будет ли выстроена между властью и обществом двухсторонняя коммуникация, снижающая вероятность манипуляций и усиливающая активные модели поведения россиян.

 

Перспективы политико-культурной модернизации

В России, как правило, власть выступает инициатором любых преобразований, что справедливо и для текущего курса на модернизацию, объявленного президентом Д.А. Медведевым в конце 2009 г.58. Указав на то, что для его реализации необходимо «бороться с широко распространенными среди населения патерналистскими настроениями», он, по сути, призвал пересмотреть точку зрения, согласно которой российская политическая «культура – это судьба»: стереотипы мышления и поведения россиян являются исторически унаследованными и воспроизводятся под влиянием русской этнической традиции59.

Тем не менее восприятие этого указания президента правящей элитой демонстрирует отсутствие у российского руководства реального желания преодолеть в стране политико-культурный застой. Объясняя необходимость изменений в стране, партия власти – «Единая Россия» – высказывает опасение, что «существующий уровень социальных обязательств государства может оказаться для сырьевой России неподъемным», а представитель кремлевской администрации В.Ю. Сурков признается, что «бюрократия уже устает от однообразного лидерства в обществе»60. Поэтому даже если власть будет настроена на диалог с гражданами (хотя бы ради сохранения существующего политического режима), их взаимодействие, скорее всего, не выйдет за установленные ею рамки и, вероятно, будет иметь мобилизационный характер. Построению равноправных отношений между ними также препятствует имеющийся разрыв в представлениях элиты и большинства населения страны о демократии: для первой стороны это формальный набор институтов и процедур, для второй (как было указано выше) – система, обеспечивающая законность и надлежащие условия жизни людей. Получается, что в политико-культурной модернизации должно быть заинтересовано, в первую очередь, само общество.

Как полагают эксперты61, «разбудить общество и задать вектор его развития» может активное меньшинство, стремящееся к успеху и самореализации, обладающее признаками самоорганизации и способностью к совместным действиям по достижению поставленных целей. Под ним традиционно понимается средний класс. Но в России на данный момент опора на него не представляется возможной, так как при своей малочисленности и разобщенности он, помимо того, «прижимается к власти» (А.А. Аузан), «инкорпорирован в кланово-бюрократические связи» (В.В. Петухов). Будучи вынужденным считаться с действующими правилами игры, и поэтому конформистски настроенным к существующей политической системе, российский средний класс одновременно проявляет откровенный цинизм и неверие в желание власти учесть его интересы и признать в качестве партнера. Поэтому его потенциал в развитии гражданского общества остается почти нереализованным.

Для того чтобы «разморозить» активность среднего класса, а в дальнейшем и всего общества, необходимо появление и развитие различных социальных структур. Хотя в России в последние годы наблюдается рост числа гражданских инициатив (например, выступления против точечной застройки в городах и повышения коммунальных тарифов, акции автомобилистов и обманутых дольщиков), они носят разрозненный характер, и уровень общественной солидарности и сотрудничества по-прежнему остается низким.

Альтернативной средой, которая благоприятствует социальной самоорганизации, считается интернет62. Сеть предоставляет пользователям широкие функциональные возможности: от комментирования и перепоста материала до консолидации усилий и координации действий, направленных на достижение какой-то цели.

В российской зоне интернета сегодня можно обнаружить множество примеров использования этих возможностей. К ним относится привлечение внимания общественности к случаям, которые касаются пострадавших от бюрократического или судебного произвола. Самой масштабной акцией в истории рунета стала организация через блоги и социальные сети самостоятельной борьбы граждан с пожарами летом 2010 г. Один из примеров последнего времени – это сбор подписей под обращением к президенту РФ в связи с нападением на журналиста О. Кашина, организованный на сайте издания «Опенспэйс» (OpenSpace).

Новые формы гражданской активности, реализуемые с помощью интерактивных коммуникаций в Сети, пока не получили устоявшегося в научной среде определения. Среди существующих концепций можно назвать кибер-/веб-/нетактивизм, кликтивизм63, сетевую демократию.

Однако потенциал интернета в формировании гражданской культуры не безусловен. Так как выбор в пользу интерактивности зависит от самих пользователей Сети, и, если вспомнить, одними из первых в России к ней обратились политтехнологи – для ведения информационных войн, это означает, что манипуляции там не исключены. Кроме того, консолидированная через интернет деятельность касается чаще всего решения проблем отдельных граждан, поэтому ряд исследователей считают правильным именовать ее микроактивизмом64, а некоторые – слэктивизмом65 (понятие образовано сочетанием английских слов slacker – лентяй и activism – активизм), когда участие понимается как «желание сделать что-нибудь хорошее, не вставая с кресла», например, подписав какую-нибудь петицию в интернете. И все же практика гражданского участия через обращение к интерактивным коммуникациям вырабатывает у российских интернет-пользователей опыт демократического поведения (активного и ради общественных интересов), повышает степень их личной ответственности, веры в свою влиятельность, уровень солидарности и доверия.

При этом следует отметить, что разрешение проблемной ситуации, на которое направлены усилия интернет-активистов, признается возможным при условии ее освещения традиционными СМИ66, которые имеют доступ к массовой аудитории, способной обеспечить им общественную поддержку. Задача российских СМИ состоит в том, чтобы преодолеть разобщенность в действиях различных социальных групп по защите своих интересов путем выстраивания и укрепления социальных связей (так называемых сетей доверия), а также содействовать консолидации всего общества на основе единого представления о преимуществах демократического устройства страны. Активное участие россиян в политической жизни должно осуществляться на уровне СМИ через артикуляцию ими общественных интересов и публичный контроль деятельности властных структур, через привлечение граждан к обсуждению социально значимых вопросов. Становление гражданской культуры в России невозможно без взаимодействия институтов гражданского общества и СМИ с использованием современных информационно-коммуникационных технологий.

 


  1. К ним относятся государства Латинской Америки, Южной Европы и бывшего социалистического лагеря.
  2. Среди них стоит назвать прежде всего Г. Алмонда, С. Вербу, Р. Даля, К. Дойча, Р. Инглхарта, С. Липсета, Л. Пая, Р. Патнэма, Ч. Тилли, Л. Харрисона, С. Хантингтона.
  3. Подробнее о роли СМИ в переходе к демократии см.: Дарендорф Р. Современный социальный конфликт. Очерк политики свободы. М., 2002; Красин Ю.А. Публичная сфера и публичная политика в российском измерении // Полития. 2004. № 3. С. 5–23; Реснянская Л.Л. Лабиринты демократизации // СМИ в меняющейся России / под ред. Е.Л. Вартановой. М., 2010. С. 246–259.
  4. Democracy Index 2010. A Report From the Economist Intelligence Unit // http://graphics.eiu.com/PDF/Democracy_Index_2010_web.pdf
  5. Эту точку зрения разделяют такие отечественные философы, историки, социологи, политологи, как Э.Я. Баталов, Л.Д. Гудков, Т.И. Заславская, Ю.А. Левада, М.К. Мамардашвили, М.М. Назаров, Ю.С. Пивоваров.
  6. См.: Гирц К. Интерпретация культур. М., 2004; Dittmer L. Political Culture and Political Symbolism: Toward a Theoretical Synthesis // World Politics. 1977. Vol. 29. № 4. P. 552–583.
  7. См.: Антропология власти. Хрестоматия по политической антропологии: в 2 т. Т. 2: Политическая культура и политические процессы / сост. В.В. Бочаров. СПб, 2007; Пивоваров Ю.С. Политическая культура пореформенной России. М., 1994; Политическая культура: теории и национальные модели / К.С. Гаджиев, Д.В. Гудименко и др. М., 1994.
  8. Например, социолог В.В. Петухов полагает, что в России церковь как институт, который должен быть ретранслятором базовых ценностей, находится в глубоком кризисе. Результаты международного исследования, в ходе которого анализировались ценности жителей 32 европейских стран, опровергают стереотипное представление о коллективизме россиян. Подробнее об этом см. далее данную статью.
  9. Pye L. Political Culture // International Encyclopedia of the Social Sciences / Ed. by D. Sills, R. Merton. N. Y., 1968. Vol. 12. P. 218.
  10. Almond G., Verba S. The Civic Culture: Political Attitudes and Democracy in Five Nations. London, 1989. P. 16.
  11. Вятр Е. Социология политических отношений. М., 1979. С. 259.
  12. Rosenbaum W. Political Culture. N.Y., 1975. P. 6.
  13. The Civic Culture Revisited. An Analytic Study / Ed. by G. Almond, S. Verba. Boston, 1980. P. 24.
  14. См., напр.: Орлов И.Б. Политическая культура России XX века. М., 2008.
  15. Баталов Э. Политическая культура России сквозь призму civic culture // Pro et Contra. 2002. № 3. С. 10.
  16. Впервые эта работа была опубликована в 1963 г.
  17. Almond G., Verba S. Ibid. P. 337–374.
  18. Политология: Энциклопедический словарь / сост. Ю.И. Аверьянов. М., 1993. С. 78.
  19. Филиппова Л.Е. Неэлекторальные формы политического участия в современной России // Политическая культура современной России: состояние, проблемы, пути трансформации : материалы круглого стола / под ред. Н.С. Федоркина, Н.В. Карповой. М., 2009. С. 63-64.
  20. Almond G., Verba S. Ibid. P. 78–84.
  21. Ibid. P. 25.
  22. Панарин А.С. Политология. М., 2004. С. 375.
  23. Тилли Ч. Демократия. М., 2007. С. 63–68.
  24. Рябов А. Упущенный шанс для «революции ценностей» // Pro et Contra. 2009. № 5-6. С. 63.
  25. Подробнее см.: Зиновьев А. Собр. соч.: в 10 т. Т. 5: Гомо советикус. М., 2000. Впервые это произведение было опубликовано в 1982 г.
  26. Любимов Л. Воспитание свободы // Ведомости. 2010. Окт., 8.
  27. Рогов К. Демократия-2010: прошлое и будущее плюрализма в России // Pro et Contra. 2009. № 5-6. С. 12.
  28. Аузан А.А. Общественный договор: взгляд из 2009 г.: стенограмма лекции. М., 2009. Май, 14 // http://www.polit.ru/lectures/2009/05/25/auzan.html.
  29. Рогов К. Указ. соч. С. 6.
  30. Бадовский Д. Передача власти: Россия 2010-х годов // Ведомости. 2008. Ноябрь, 18.
  31. Панюшкин В. Хуторяне // Ведомости. Пятница. 2009. Март, 20.
  32. Verba S., Nie N. Participation in America: Political Democracy and Social Equality. N.Y., 1972. P. 7.
  33. Бунин И. Возвращение политики // Ведомости. 2009. Апр., 13.
  34. В рамках исследования анализировались материалы с выборной тематикой, опубликованные на официальных сайтах 11 партий – участниц выборов в Государственную думу V созыва в период со 2 по 30 ноября 2007 г. (всего 788 публикаций). Подробнее см.: Портнягина М.А. Повестка дня парламентской избирательной кампании на партийных сайтах и в интернет-СМИ // Российская государственность и право: статьи и доклады VIII Междунар. науч.-практ. конф. М., 2009. С. 204–209.
  35. Липман М. Без права на участие // Ведомости. 2010. Сент., 24.
  36. Левада Ю.А. Альтернативы: обретенные и утраченные // Общественный разлом и рождение новой социологии: двадцать лет мониторинга. М., 2008. С. 65.
  37. «Не понимаю, почему руководители страны делают вид, что ничего не происходит». Интервью супруги Ю. Лужкова, президента компании «Интеко» Е. Батуриной журналу The New Times // http://newtimes.ru/articles/detail/27723?sphrase_id=63215.
  38. Камышев Д. Выйдешь ли, Юра… // Коммерсантъ-Власть. 2010. № 37. С. 17. В конце 1990 гг. в информационной войне с Лужковым участвовали «Авторская программа Сергея Доренко», «Время» и «Однако» на ОРТ, «Зеркало недели» Николая Сванидзе на РТР.
  39. Фомичева И.Д. Социология СМИ. М., 2007. С. 258.
  40. О политической журналистике: Книга интервью / сост. Л.Л. Реснянская. М., 2009. С. 183, 205.
  41. На эту проблему еще в конце 1990-х гг. указывал Е.В. Яковлев, говоря о том, что «российские профессиональные объединения журналистов малочисленны и не готовы к отпору». См.: Независимость прессы. Достижима ли черта горизонта? // Общая газета. 1997. № 37. С. 12.
  42. Рубцов А. Политический театр в России. Ч. 1: Фабула // Новая газета. 2010. Май, 12.
  43. Подробнее см.: Дебор Г. Общество спектакля. М., 2000.
  44. Бурдье П. О телевидении и журналистике. М., 2002. С. 157.
  45. Рубцов А. Политический театр в России. Ч. 2: Сверхзадача // Новая газета. 2010. Май, 14.
  46. Пшизова С.Н. От «гражданского общества» к «сообществу потребителей»: политический консьюмеризм в сравнительной перспективе (II) // Полис. 2009. № 2. С. 44, 47.
  47. Бурдье П. Указ. соч. С. 156.
  48. Фомичева И.Д. Российский коммуникативный кризис // Медиаскоп. 2009. № 3 // http://www.mediascope.ru/node/401 - 0420900082\0057.
  49. Гудков Л.Д. Проблема абортивной модернизации и мораль: стенограмма лекции. М., 2008. Июль, 10 // http://www.polit.ru/lectures/2008/11/21/gudkov.html; Петухов В.В. Выступление на круглом столе «Политический дискурс в СМИ». М., 2010. Февр., 11 // http://www.mediascope.ru/node/575.
  50. Гудков Л.Д., Дубин Б.В., Зоркая Н.А. Постсоветский человек и гражданское общество. М., 2008. С. 77.
  51. Кашин О. Переписной рулон // Коммерсантъ-Власть. 2010. № 41. С. 29.
  52. Левада Ю.А. Человек советский: стенограмма лекции. М., 2004. Апр., 15 // http://polit.ru/lectures/2004/04/15/levada.html.
  53. Федоров В. Два мира, две России // Московский комсомолец. 2010. Окт., 14.
  54. Магун В., Руднев М. Наше национальное «Я» // Ведомости. 2010. Окт., 20.
  55. Паин Э.А. Традиции и квазитрадиции: о природе российской «исторической колеи»: стенограмма лекции. М., 2008, 22 мая // http://www.polit.ru/lectures/2008/06/26/pain.html.
  56. Об этом заявил руководитель Совета при президенте РФ по содействию развитию институтов гражданского общества и правам человека М.А. Федотов, назначенный на этот пост в 2010 г.
  57. Карпова Н.В. Политико-культурный контекст российских реформ (историко-социологический сравнительный анализ) // Политическая культура современной России: состояние, проблемы, пути трансформации: материалы круглого стола / под ред. Н.С. Федоркина, Н.В. Карповой. М., 2009. С. 23.
  58. Медведев Д. Россия, вперед! // http://www.gazeta.ru/comments/2009/09/10_a_3258568.shtm.
  59. Сурков В.Ю. Русская политическая культура. Взгляд из утопии : стенограмма лекции. М., 2007. Июнь, 8 // http://www.russ.ru/pole/Russkaya-politicheskaya-kul-tura.-Vzglyad-iz-utopii.
  60. Ремизов М. Риски развития и риски отсталости // Независимая газета. 2010. Сент., 27; Владислав Сурков встретился с сообществом Futurussia // http://state.kremlin.ru/face/7495.
  61. Божович М. Поперек интересов // Ведомости. Пятница. 2009. Ноябрь, 27; Макаренко Б. Первая верста // Ведомости. 2010. Сент., 10.
  62. Россия XXI века: образ желаемого завтра. М., 2010. С. 24-25.
  63. White M. Clicktivism is ruining leftist activism // http://www.guardian.co.uk/commentisfree/2010/aug/12/clicktivism-ruining-leftist-activism.
  64. Gladwell M. Small Change // http://www.newyorker.com/reporting/2010/10/04/101004fa_fact_gladwell.
  65. Feder B. They Weren`t Careful What They Hoped For // http://www.nytimes.com/2002/05/29/nyregion/they-weren-t-careful-what-they-hoped-for.html.
  66. Погонина Л. В чем сила, блог? // F5. 2009. № 2. С. 1.