Ambivalence of the Concept "Rock" (Music) in Russian Orthodox Publicistic Discourse
Хохлова Светлана Николаевна
аспирантка кафедры журналистики и медиалингвистики факультета филологии и медиакоммуникаций Омского государственного университета им. Ф.М. Достоевского, hohlando@rambler.ru
Svetlana N. Khokhlova
PhD student at the Chair of Journalism and Mass-media Linguistics, Faculty of Philology and Media Communication, Dostoevsky Omsk State University, hohlando@rambler.ru
Аннотация
Статья посвящена особенностям репрезентации концепта «рок» в медиатекстах, адресованных православным христианам. Особое внимание уделено ценностному компоненту концепта, поскольку исследуемый объект амбивалентен и разные (часто противоположные) дифференциальные концептуальные признаки актуализируются либо уходят на периферию, не только в зависимости от «фактора адресата», но и от аксиологического модуса текста.
Ключевые слова: концепт, фактор адресата, дискурс, медиатекст, когнитивные оппозиции.
Abstract
The paper focuses on the features of the concept "rock" representation in the media texts addressed to the orthodox Christians. The special attention is paid to the evaluative component of the concept because the object we research is ambivalent, and different (often opposite) distinctive conceptual signs actualize or deactualize according to not only "addressee factor" but also the axiological mode of text.
Key words: concept, addressee factor, discourse, media text, cognitive oppositions.
Рок-культура, возникнув во второй половине XX в. в рамках музыкального явления, давно вышла за его пределы и сейчас охватывает многие сферы жизни – от искусства и шоу-бизнеса до христианской философии. В данной работе мы исследуем особенности репрезентации концепта «рок» (муз.) в масс-медиа, адресованных православным христианам.
Под концептом будем понимать «культурно отмеченный вербализованный смысл, представленный в плане выражения целым рядом своих языковых реализаций, образующих соответствующую лексико-семантическую парадигму»1. Структуру концепта рассмотрим как полевую модель – в терминах ядра и периферии, где принадлежность концептуального дифференциального признака к той или иной зоне определяется его яркостью в сознании носителя концепта2. Особое внимание уделим ценностному компоненту исследуемого объекта, поскольку концепты «не только мыслятся, они переживаются. Они – предмет эмоций, симпатий и антипатий, а иногда и столкновений»3. Какие это будут эмоции, зависит от адресной направленности текста, в котором вербализуется концепт. Так, по мнению Ю.М. Лотмана, «текст как бы включает в себя образ “своей” аудитории, а аудитория – “своего” текста»4. В зависимости от адресации в концепте актуализируются, наводятся, вытесняются на периферию разные дифференциальные концептуальные признаки.
Как уже отмечалось, интерес для нас представляют медиатексты с адресатом «православный христианин». Мы отобрали для анализа более 500 контекстов употребления имени концепта в современных (вышедших после 2000 г.) русских православных СМИ (печатных и сетевых): «Церковный вестник», «Собрание», «Фома», «Православие и мир», «Наша вера», «Русская народная линия» и др. Обозначим совокупность этих текстов как православный публицистический дискурс, при этом под «дискурсом» будем понимать «вербализованную речемыслительную деятельность, предстающую как совокупность процесса и результата»5. Традиционно православный дискурс включает в себя ветхозаветный и новозаветный дискурсы, дискурс «отцов церкви», дискурс «народной религии» и т.д.6, но для нашего исследования они не актуальны: когда они формировались, концепта «рок (муз.)» еще не существовало.
В последние годы на страницах вышеупомянутых масс-медиа не утихает полемика на тему совместимости рок-музыки и православия. Одни считают рок сатанинской музыкой и приписывают рокерам все смертные грехи, другие проповедуют на рок-концертах («рок-миссионерство») и сами играют на электрогитарах («рок-батюшки»). Кроме того, возникло понятие «православный рок», а многие рок-звезды приняли православие либо стали открыто говорить о своей конфессиональной принадлежности, если уже воцерковлены («К 2000 году православие среди рокеров стало весьма популярно»7).
Для удобства описания структуры концепта разделим выбранные медиатексты по аксиологическому модусу.
Негативная оценка рока («рок – неоспоримое зло»).
В этом контексте «рок» репрезентируется как разрушительная, «вавилонская», музыка, которая «направляет короткой дорогой огромные толпы молодых людей в кромешный ад», и путь этот «покрыт срамом самых гнусных, самых страшных смертных грехов»8, а «содержанием сегодняшнего рока стали в основном мир наркотических иллюзий, стихия разрушения, секс и эротика, плотская развязанность и вседозволенность − иными словами, мир сатанинских вожделений и бесовских потуг»9.
Перечислим актуализированные здесь дифференциальные концептуальные признаки, двигаясь от ядра концепта к периферии. Это ‘протест’ («Если рокеры против, то «против всех». Против партии, против Церкви, против Родины...»10), ‘молодежь’, ‘сатанизм’, ‘демонизм’, ‘сильная энергетика’, ‘грех’ («Рок не только умалчивает о некоторых грехах, но временами и возводит их в культ»11), ‘наркомания’ («Рокер, как и наркоман, идет на все, чтобы получить свою «порцию» рока. Без рок-подпитки рок-зависимые становятся социально опасными элементами. Вот и получается, что рок совсем не безобидное времяпровождение, а самый настоящий наркотик, не менее смертельный, чем, скажем, героин. Хотя и героином настоящие рокеры не гнушаются»12), ‘алкоголизм’ («привычный антураж рок-певца – сигарета, рюмка или что-то потяжелее»13), ‘секс’, ‘блуд’ («Часто сами рок-музыканты предаются блуду, пропагандируют противоестественные отношения с представителями своего пола, употребляют наркотики»14), ‘разврат’, ‘гомосексуализм’, ‘убийство’, ‘преступность’ («Православный рокер» − каково это? Убеждают: любая профессия хороша. Однако существуют такие профессии, как проститутка, вор-карманник, наркоторговец, наемный убийца. От Бога ли они?»15), ‘насилие’, ‘агрессия’, ‘суицид’, ‘разрушение’, ‘язычество’, ‘оккультизм’, ‘идолопоклонство’, ‘духовная гибель’, ‘падение в бездну’ («Антидуховная суть рока, разрушающая человеческое сознание и отдаляющая тем самым от Бога очевидны: колдовской обряд, шаманское действо современных рок-концертов по своей отвратительно-отталкивающей сути являются верхом циничной спекуляции, надругательством над божественной сутью человека»16), ‘вседозволенность’, ‘отчуждение’, ‘болезнь’ («Однако случается, что в православных семьях ребенок заболевает пристрастием к рок-музыке»17), ‘воздействие на подсознание’ (в частности, с помощью «перевернутых сообщений»: «По ходу написания статьи всплыла вышеупомянутая мной книжка Н. Боголюбова, где священником Родионом тоже предлагается слушать рок-музыку исключительно задом наперед и рассказывается байка про «номер девять». Зачем я только с фонетикой мудрил – оказывается, number nine переворачивается, как „turn me on, dead man“, и священника Родиона не волнует, что два слога куда-то делись, и что буквы на 80% другие»18), ‘страдание’, ‘душевная боль’, ‘пограничные состояния’, ‘проклятые вопросы’. Рок-концерт репрезентируется как шабаш, вакханалия, «разгул дионисийской стихии», беснование, «музыкальная оргия», «вражеское наступление», на фестивалях «призывают Люцифера», приходят туда «помахать майками, выбить пару зубов и радостно уйти»19.
Наводятся когнитивные оппозиции ‘рок vs классическая культура’ («Рок-культура − это контркультура, а контркультура враждебна собственно культуре, упадочна, деструктивна, способствует всеобщему одичанию и падению нравов. И еще художественно ущербна»20), ‘рок-музыка vs православие’, ‘рок vs Бог’, ‘рок vs духовная жизнь’. Рок-мировоззрению придается статус религии, провозглашается невозможность быть одновременно рокером и православным христианином, и читатель ставится перед выбором: либо рок, либо церковь («…рок − это и есть та религия, которая пытается подменить истинную религию − Христианство. Это религия бунтаря и завистника от века – сатаны»21, «В России в последние годы все больше людей сознательно отрекается от христианства именно через рок-музыку»22). «Рок-концерты – это современные церкви»23, а «под современными “пророками” разумеются падшие рок-музыканты»24.
В этом контексте «православный рок» (или «рок-православие») – это скрытая пропаганда сатанизма («православный сатанизм»), демонизм, упакованный в православную обертку («Так называемая “православная рок-музыка” − это та же вакханалия, где возглас “Эвое, Эрос” заменен словами “Браво Тебе, Иисус”. По моему мнению, так называемый “православный рок” скрывает под благочестивыми афишами свою языческо-демоническую сущность»25). Проповеди на рок-концертах («рок-миссионерство») практически приравниваются к сделке с дьяволом («Один мой знакомый сравнил деятельность этих проповедников с попыткой внедрить троянского коня в Ноев ковчег Церкви»26), рок-миссионеры «обольщают людей духовной ложью» и дискредитируют Церковь в глазах многих людей («Только пусть мне кто-нибудь ответит: почему на рок-концерте проповедовать можно, а, допустим, в стриптиз-баре нельзя? Неоязычники на рок-концертах внимают одним демонам, посетители стрип-баров другим, но суть одна. Если батюшка выходит на проповедь в одно капище, то почему не сходить и в другое? Где, собственно, заканчивается миссионерство и начинается кощунство?»27).
Положительная оценка рока («рок – ступень к богопознанию»)
В таких медиатекстах очень важно разграничение зарубежного рока и русского, в отличие от предыдущей подборки, где вся рок-музыка рассматривалась без какой-либо дифференциации. Здесь наводится когнитивная оппозиция ‘музыка для тела vs музыка для души’, причем для души – «русский рок», который мыслится ближе к русской литературе, чем к западному року («Те, кто занимаются рок-музыкой у нас, больше обращают внимания на текст, в отличие от западных музыкантов. И это, кстати, согласуется с православной традицией: Евангелие от Иоанна начинается с того, что «В начале было Слово, и Слово было у Бога, и слово было Бог». Трепет, который облекается в форму неких пульсаций, – вот это и есть русский рок», «То, что принято называть у нас русским роком, будет лет через сто изучаться, как сейчас исследуется поэзия Серебряного века»28).
Большинство актуализированных здесь концептуальных признаков репрезентируют именно «русский рок». Двигаясь от ядра к периферии концепта, обозначим эти признаки: ‘молодежь’ («Более того, рок, говорят они, особенно русский рок, способен стать позитивным связующим звеном между современной молодежью и христианством»29), ‘протест’ («Рок – эта та музыка, которая самым серьезным образом обнажает социальные проблемы, противоречия, касается таких тем, как добро и зло, справедливость, насилие. Поэтому рок-музыка – это протест против повседневности, серости, лицемерия, фальши, конформизма»30), ‘сильная энергетика’, ‘эмоциональность’ («Возможно, именно эмоциональный накал рока как раз и уместен там, где речь идет о защите традиции»31), ‘искренность’, ‘честность’, ‘правдивость’ («Рок задает вопрос, он честен, он ищет истину и высмеивает ложь. Когда в мое время вокруг была сплошная ложь, рок один своими словами, своей музыкой говорил правду. Его протест − против зла и неправды, а, как сказано в Писании, “мир во зле лежит”»32), ‘свобода’, ‘поиск истины’, ‘братство’ («В рок-коммунах никто не руководит, там просто есть некое чувство того, что все люди братья, но ведь так получается, что ни одна из подобного рода коммун долго не живет, в отличие от Церкви, которая будет существовать вечно»33), ‘драйв’, ‘поэзия’, ‘серьезные тексты’, ‘богоискательство’, ‘ступень к богопознанию’ («О том, что через протест рок-музыки против косного материализма, через ее юродивую проповедь неотмирности, многие советские люди выбирались из болота государственного атеизма к вере, написано и сказано в наши дни немало»34), ‘патриотизм’ («То ценно, что рок-музыка привела многих из нас ко Христу, любви к Отечеству и сделала многих из нас патриотами Земли Русской»35), ‘профессия’, ‘музыка’, ‘электрогитара’, ‘народная музыка’, ‘подпольность’ («Рок-музыка всегда была гонима. Когда рок-музыка выходит из подполья, она становится попсой. И тут гонение рокеров и гонение Церкви было близко»36), ‘искусство’, ‘пророческое служение’, ‘культ’ («Рок-музыка − это изначально культовое явление, она изначально религиозна. Это изначально своеобразный уход из мира, исход из конформистского социума. И человек, имеющий отношение к рок-музыке, уже перестает быть обывателем. А уж куда он потом пойдет − или в оккультизм, или в магию, или в Православную Церковь, − это уж, знаете, как кому на роду написано»37), ‘путь’ («рок-путь»), ‘пацифизм’, ‘покаяние’, ‘смешение стилей’, ‘проповедь’ («Рок – это уже проповедь в своем роде»38), ‘музыка интеллектуалов’, ‘развлечение’, ‘приключения’, ‘музыка больших городов’.
Наводятся когнитивные оппозиции ‘рок-культура vs поп-культура’, ‘коммерческое vs некоммерческое искусство’, ‘русское vs советское’ («Д. Андрей совершенно верно определяет культурную природу конфликта между Церковью и рок-музыкой: фактически рок неприемлем для людей старшего поколения (кому сильно за сорок), причем в основе этого лежит «изначальная предвзятость, уходящая своими корнями в советскую пропаганду жизни». Все верно: это, в самом деле, один из вариантов конфликта советского и русского. Старшее поколение православных сформировано в советское время – наш рок же, как только самоопределился, стал русским»39).
Частотны когнитивные метафоры ‘рок – это молоток’, ‘рок – это нож’ («Это как нож − можно хлеб порезать, а можно человека зарезать»40), то есть рок концептуализируется как орудие, которым можно воспользоваться и во зло, и во благо. Многих рок-музыка привела в церковь («Тульская рок-среда дала Русской Православной Церкви трех священников, двух псаломщиков, одного религиоведа и трудноопределяемое количество певчих»41), но многих и погубила. Рок не идеализируется, признается его амбивалентность («Несомненно, рок-музыка обладает огромным психоэмоциональным зарядом, который в равной степени может быть направлен как на разрушение, так и на созидание. Сама по себе рок-музыка духовно и нравственно амбивалентна»42). «Человек либо ищет Бога и находит Его вне зависимости от того, занимается он рок-музыкой или нет, либо он идет в другую сторону или же вовсе никуда не идет, пребывая в безразличном состоянии»43. Нередко отмечается, что «люди по мере воцерковления рок-музыкой интересуются все меньше и меньше»44, рок выполняет свою функцию шага в сторону поиска истины и становится не нужен.
Что касается проповедей на рок-концертах, «священник везде должен проповедовать, куда бы его ни приглашали: на рок-концерте, в тюрьме, в борделе, в самолете и так далее»45. При этом проповедовать могут не только священники (чаще всего – бывшие рокеры и хиппи: «Проповедует по-своему, как священник, еще в молодости принявший монашество, и как бывший хиппи, успевший исколесить полстраны автостопом»46), но и рок-музыканты («Если сам легендарный рок-музыкант признается, что он православный и рассказывает, какие перемены произошли в нем − это, наверное, лучшая проповедь, на порядок более эффективная, чем если перед толпой молодежи на сцену выйдет священник и начнет что-то говорить людям, пришедшим на рок-концерт»47).
Этим рок-миссионерство не ограничивается: при храмах открываются рок-клубы («В Москве с людьми ищущими нужно говорить на их языке. Я пытался сделать шаги в сторону таких молодых любителей рок-музыки. Во-первых, я создал при храме Преподобного Сергия молодежный клуб неформалов. Они ходят, репетируют, концерты устраивают. Там уже несколько сот человек»48), издаются миссионерские журналы для панков («Братство, возглавляемое знаменитым отцом Серафимом Роузом, издавало миссионерский журнал для «панков» (представителей радикального крыла рок-культуры), который назывался “Смерть миру”»49). Православные рокеры в свою очередь устраивают благотворительные концерты в защиту Байкала, против СПИДа и наркотиков, собирают средства на восстановление храма.
Выводы
Итак, мы рассмотрели особенности репрезентации концепта «рок» в русском православном публицистическом дискурсе. Отношение православия к року весьма противоречиво: от полного отрицания рока как дьявольской музыки (за такими текстами численный перевес), до сближения рок-культуры с христианской философией, восприятия рока как ступени к богопознанию. При этом в медиатекстах с положительным аксиологическим модусом зарубежный и русский рок четко разграничены (и «дорогой к Богу» становится именно русский рок), а в текстах с отрицательным модусом ругают весь рок в целом.
Построим модель концепта «рок» в обозначенном дискурсе. В ядре концепта – дифференциальные концептуальные признаки ‘протест’, ‘молодежь’ и ‘сильная энергетика’. Далее, от приядерной зоны к периферии концепта, в зависимости от аксиологического модуса медиатекста актуализируются признаки ‘сатанизм’, ‘наркомания’, ‘алкоголизм’, ‘грех’, ‘секс’, ‘блуд’, ‘разврат’, ‘гомосексуализм’, ‘разрушение’, ‘язычество’, ‘оккультизм’, ‘идолопоклонство’, ‘убийство’, ‘насилие’, ‘агрессия’, ‘преступность’, ‘суицид’, ‘духовная гибель’, ‘падение в бездну’, ‘вседозволенность’, ‘эмоциональность’, ‘драйв’, ‘искренность’, ‘честность’, ‘правдивость’, ‘поиск истины’, ‘богоискательство’, ‘братство’, ‘поэзия’, ‘электрогитара’, ‘музыка’, ‘свобода’, ‘патриотизм’, ‘серьезные тексты’, ‘подпольность’, ‘пацифизм’, ‘проповедь’, ‘народная музыка’, ‘искусство’, ‘служение’, ‘культ’, ‘путь’, ‘покаяние’, ‘проповедь’, ‘смешение стилей’, ‘страдание’, ‘болезнь’, ‘душевная боль’, ‘отчуждение’, ‘пограничные состояния’, ‘воздействие на подсознание’, ‘профессия’, ‘развлечение’, ‘приключения’, ‘музыка интеллектуалов’, ‘музыка больших городов’
Наводятся когнитивные оппозиции ‘рок vs классическая культура’, ‘путь к богу vs путь к дьяволу’ (‘богоискательство vs демонопоклонство’, ‘духовная гибель vs ступень к богопознанию’), ‘западный рок vs русский рок’, ‘разрушение vs созидание’, ‘рок vs Бог’, ‘рок vs духовная жизнь’, ‘коммерческое vs некоммерческое искусство’, ‘музыка для души vs музыка для тела’, ‘рок-культура vs поп-культура’, ‘русское vs советское’. Эти оппозиции и сам факт их наличия ярко иллюстрируют амбивалентность концепта «рок» и его ядерный концептуальный признак ‘протест’ – «рок» противоречив даже на структурном уровне.
Таким образом, в медиатекстах с одним и тем же адресатом могут репрезентироваться противоположные дифференциальные концептуальные признаки, если концепт амбивалентен. В таком случае актуализация тех или иных взаимоисключающих концептуальных признаков зависит от аксиологического модуса текста, и ценностный компонент концепта выходит на первый план.