Nikolai Karamzin's Foreign Journey of 1789-1790: in Advance of Moscow Magazine
Акчурина Александра Романовна
аспирантка кафедры истории русской журналистики и литературы факультета журналистики МГУ имени М.В. Ломоносова, vassa3004@list.ru
Alexandra R. Akchurina
PhD student at the Chair of History of Russian Journalism and Literature, Faculty of Journalism, Lomonosov Moscow State University, vassa3004@list.ru
Аннотация
В настоящей статье автор рассматривает периодические издания, послужившие источником вдохновения Николая Михайловича Карамзина при создании собственного журнала, получившего название «Московский журнал». Во время путешествия в Европу 1789-1790 гг. молодому русскому писателю и журналисту представилась замечательная возможность познакомиться с западными газетами и журналами и взять их впоследствии за образец. В работе анализируются издания, повлиявшие на представление Карамзина об идеальном журнале, а также деятельность авторов и переводчиков, которые в них сотрудничали и с которыми Карамзин встречался в ходе поездки. Также автор сравнивает анализируемые издания с «Московским журналом» и определяет, какие черты западной прессы заимствовал Карамзин при редактировании своего журнала.
Ключевые слова: Н.М. Карамзин, журнал, западный, периодические издания, образец.
Abstract
In the article, the author examines the periodicals which became a source of inspiration for Nikolai Karamzin as he created his own magazine titled Moscow Magazine. During his European journey of 1789-1790, the young Russian writer and journalist received a great opportunity to get acquainted with Western European newspapers and magazines and take them later as an example. In the article, the publications which influenced Karamzin's idea of a perfect magazine are analyzed along with the work of the authors and translators who contributed to the publications and who Karamzin met during his voyage. The author also compares the publications under consideration with Moscow Magazine and outlines the features of the European press Karamzin used while editing his own magazine.
Key words: Nikolai Karamzin, magazine, Western, periodicals, example.
Многие исследователи неоднократно обращались к знаменитым «Письмам русского путешественника» Николая Михайловича Карамзина. Так, одним из первых за изучение текста взялся В.В. Сиповский1, немало работ путевым заметкам Карамзина посвятил Ю.М. Лотман2, В.В. Виноградов разбирался в запутанных связях писателя с масонами в период путешествия3, Ю.Н. Тынянов рассматривал на примере произведения Карамзина жанр путевого письма4, А.Н. Балдин анализировал географический маршрут поездки5 − и список авторов, разумеется, может быть продолжен. Но, несмотря на многообразие научных работ, посвященных тексту Карамзина, все же остается ряд аспектов, не затронутых нашими предшественниками.
В настоящей статье мы не касаемся исторической стороны «Писем», так же, как не намерены анализировать художественные особенности текста или раскрывать масонские тайны. Нас интересует журналистский материал, который послужил базой для последующего издания Карамзиным «Московского журнала». В путешествие по Европе писатель отправился в 1790 г., а по возвращении, в 1791 г., сразу же принялся за издание собственного журнала, идею которого вынашивал еще до начала поездки. Уже после возвращения Карамзина из Европы А.И. Плещеева в письме А.М. Кутузову 10 ноября 1790 г. писала: «Предвидели Вы и то, что журнал он выдавать станет»6.
Таким образом, и на путешествие Карамзин смотрел не только как на возможность приобрести новый опыт и ценные знания о заграничной культуре, но и как на источник актуальной информации. Только поняв, чем живет и дышит передовое западное общество, начинающий автор и журналист мог понять, как ему просвещать отечественных читателей.
При внимательном прочтении «Писем» становится очевидно, какое большое количество задач ставил перед собой автор во время поездки. С одной стороны, он, как праздный турист, во время пребывания в том или ином городе посещает основные достопримечательности, театры, знакомится с местным обществом. Разумеется, описания содержат большое количество интересных сведений, т.к. Карамзин привлекал множество дополнительных источников, чтобы не только развлекать читателя, но и просвещать его, а также отличаются изящным стилем, а рассказы путешественника о спектаклях очень напоминают рецензии, впоследствии публиковавшиеся на страницах «Московского журнала».
Однако многое отличало путешественника Карамзина от рядовых соотечественников, посещавших европейские столицы. Во-первых, значительный интерес Карамзин проявлял к западным периодическим изданиям. В Лозанне путешественник вместе с ученым-натуралистом Левадом был в «Кафе литерэр» (Cafe Littéraire), «…где можно читать французские, английские и немецкие журналы. Я намерен часто посещать этот кофейный дом, пока буду в Лозанне»7, − добавляет автор. В Париже, рассказывая о том, «как можно весело проводить время и тратить не много денег», путешественник вновь говорит о чтении журналов и газет, «где всегда найдешь что-нибудь занимательное, жалкое, смешное»8. Подобные замечания определяют круг увлечений и интересов путешественника, выдают в нем не только пытливость и любопытство, но и желание глубоко вникнуть в жизнь города и страны, ознакомиться с передовыми идеями Европы и в дальнейшем донести их до сведения соотечественников. Интерес к иностранным изданиям для Карамзина, вынашивавшего замысел своего журнала, означал и то, что он присматривался к западным образцам, отдавая предпочтение лучшим из лучших.
Стоит остановиться на нескольких изданиях, которые упоминает Карамзин в «Письмах». В первую очередь, нельзя обойти вниманием «Берлинский журнал» − точнее, «Берлинский ежемесячник» (Berlinische Monatsschrift), который в 1783−1811 гг. издавали И.Э. Бистер и Ф. Гедике9. О нем автор впервые упоминает во время пребывания в Берлине, когда рассказывает о «войне» с иезуитами: «… с некоторого времени начали писать в Германии <…>, будто есть тайные иезуиты, которые всеми силами стараются снова овладеть Европою <…>. С сего времени стали везде искать скрытых иезуитов: между учеными и неучеными, между пасторами и солдатами. В сочинениях некоторых писателей нашли что-то иезуитское. Началась ужасная война, и “Берлинский журнал”, издаваемый Бистером и Гедике, избран был в театр сей войны»10.
Чуть позднее автор упоминает об истории со Штарком, согласно информации в сноске, «…придворным дармштатским проповедником, которого берлинцы объявили тайным католиком, иезуитом, мечтателем; который судился с издателем “Берлинского журнала” гражданским судом и писал целые книги против своих обвинителей»11.
Путешественник вспоминает о «Берлинском ежемесячнике» еще раз во время визита к Карлу Вильгельму Рамлеру, «немецкому Горацию», как его называет автор: «Главное его [Рамлера. – А.А.] упражнение с некоторого времени состоит в переводах римских поэтов, в которых почти всегда соблюдает меру оригинала. Сии пиесы, печатаемые в “Берлинском журнале”, могут служить примером в искусстве переводить»12. Очевидно, что перед глазами Карамзина было издание, в число авторов которого входили передовые писатели нации – к аналогичным целям он стремился и при подготовке своего журнала. Кроме того, в приведенной цитате идет речь о переводах, которые составят основу практически каждой книги «Московского журнала». Значительная часть номера заполнялась за счет «Писем русского путешественника», однако, помимо собственных произведений, Карамзин публиковал переводы из произведений Стерна, Лафатера, Мармонтеля и других писателей.
«Берлинский ежемесячник» не мог не привлечь к себе путешественника по многим причинам. Стоит отметить, что журнал являлся рупором «Берлинского общества собраний по средам», или Общества любителей истины. Организация была основана осенью 1783 г. профессором теологии университета Гельмштедта Вильгельмом Авраамом Теллером (1734−1804) и действовала вплоть до ноября 1798 г. Многие члены общества занимали высокие государственные посты - как, например, министр финансов Пруссии Карл Август фон Штрунзее (1735−1804), старший финансовый советник Иоганн Генрих Влёмер (1726−1797) − и поэтому не могли выражать личное мнение публично, поэтому организация носила тайный характер. Кроме того, в составе общества мы находим и представителей интеллигентской элиты: поэта Леопольда Фридриха Гюнтера фон Гёкинга (1748−1828), одного из главных сторонников «популярной философии», писателя и директора Национального театра Иоганна Якоба Энгеля (1741−1802), а также издателей «Берлинского ежемесячника» − Фридриха Гедике (1754−1803) и Иоганна Эриха Бистера (1749−1816). Почетным членом общества являлся философ, переводчик и критик Моисей Мендельсон (1729−1786).
Программа Общества закреплена в шести законах, среди которых первым значится: «Пусть истина будет единственной целью, единственным предметом нашего рассудка и воли»13. Также среди основополагающих догм организации числилось просвещение общества: «Не довольствуйтесь тем, что вы любите и знаете истину, но распространяйте ее, т.е. делайте ее известной и приятной для ваших сограждан. Тот, кто скрывает знание, зарывает в землю дело, которое вверяется ему для возвышения чести самого возвышенного существа; тот похищает у человеческого общества ту пользу, которая могла бы из этого произрасти»14. В остальных законах в той или иной степени формулируются те же постулаты о необходимости просвещения и донесения истинного знания до страждущих.
Характеристика сообщества дана нами для того, чтобы лучше определить направление журнала Бистера и Гедике, так как содержание издания напрямую зависело от целей и задач организации. В оглавлении за 1784 г. можно встретить, например, работу Иммануила Канта «Ответ на вопрос: что такое просвещение?», тема статьи целиком соответствует программе общества. Помимо работы Канта, среди публиковавшихся произведений содержалось немало философских (Гедике Фридрих «О том, что такое “есть” и “быть”. Сообщение к объяснению происхождения жертвы»; Зелле Христиан Готлиб «Попытка доказательства невозможности чистого и независимого от опыта понятия разума»; Шваб Иоганн Кристоф «О моральном и физическом благе. Переписка»; Шпальдинг Георг Людвиг «Современная немецкая философия» и др.). Затрагивалась авторами журнала и неизбежная для просветителей тема воспитания (Кампе Иоганн Генрих «Дальнейшее сообщение о проверке, направленной на общую сущность воспитания. Дальнейшее сообщение о продолжении всеобщей проверки общих основ школьного обучения и воспитания от общества практических воспитателей. О раннем воспитании юных детских душ. Фрагмент»). На страницах издания часто появлялись работы, посвященные религии (Мориц Карл Филипп «Еще одна гипотеза Моисея о сотворении мира»; «Аноним. О католиках в Голландии»; «О настоящем духе чистого деизма») и мистике («Аноним. Псевдограф Калиостро»). Особо стоит отметить и интерес к путешествиям: в «Берлинском ежемесячнике» 1784 г. за подписью Х. опубликована работа «О разнообразных описаниях путешествий в наши дни».
Л. Саламон классифицирует «Берлинский ежемесячник» как «моральный»15. «Моральные еженедельники» брали за образец английские журналы «Болтун» (The Tatler), «Зритель»(The Spectator) и им подобные и «сосредоточивали свое внимание на взрослом поколении, бичуя его тщеславие, любовь к роскоши, невежество и тщательно вскрывая все его заблуждения и промахи»16. Автор называет издание Бистера и Гедике одним из самых «содержательных» среди журналов этого типа. В «Истории немецкой литературы» «Берлинский ежемесячник» назван «вершиной популярно-философской журналистики»17, согласно оценке исследователей, уровень журнала действительно довольно высок для конца XVIII в.
Круг тем, очерченный выше, возвращает нас к предмету нашего исследования – журналистике Карамзина. Темы просвещения и воспитания интересовали начинающего журналиста еще на первых этапах карьеры – во время работы в «Детском чтении для сердца и разума» (1787−1789) Н.И. Новикова Карамзин много занимался подбором материалов, пригодных для подрастающего поколения, начиная от анекдотических заметок и лирических набросков и заканчивая отрывками произведений значительных писателей второй половины XVIII в. В «Московском журнале», изданием которого Карамзин занимался после возвращения из заграничной поездки, выбор литературного материала также обусловливался определенным направлением и тематикой. Начинающего автора интересовала литература сентиментализма, на страницах журнала неоднократно затрагивались религиозно-философские и просветительские темы (в части № 8 за 1792 г. опубликован перевод из Анахарсиса «Платон, или О происхождении мира»18, в части № 7 за тот же год – набросок «Гилас и Филоноус», в котором содержатся философские размышления о материи и мысли19). Отдельно стоит отметить, что в нескольких номерах «Московского журнала» публиковалась повесть о графе Калиостро под полным названием «Жизнь и дела Иосифа Бальзамо, так называемого графа Калиостро»20, произведение о нем можно встретить и в «Берлинском ежемесячнике» («Псевдограф Калиостро»).
Дальнейшие сведения об интересах Карамзина в сфере периодических изданий мы черпаем из его встреч с видными европейскими писателями и учеными. Так, в Берлине путешественник встречается с немецким писателем, критиком и издателем Христоффом Фридрихом Николаи, проживавшем, согласно тексту «Писем», на улице Брудерштрассе (Bruderstrasse)21. В 1757−1759 гг. Николаи совместно с Мендельсоном издавал журнал «Библиотека изящных наук и свободных искусств» (Bibliothek der Schönen Wissenschaften und der Freien Künste), а в 1759−1765 гг. − «Письма о новейшей литературе» (Briefe die Neueste Literatur Betreibend), в котором печатались статьи Лессинга. Самое значительное издание Николаи − «Всеобщая немецкая библиотека» (Allgemeine Deutsche Bibliothek), за период существования которой, с 1765 по 1805 гг., вышло свыше 250 книжек22. Как утверждают авторы «Истории немецкой литературы», влияние журнала на современников было огромно, а в «Истории печати» Саламона он назван «первым руководящим журналом с универсальным характером»23 − тем не менее исследователи отмечают, что вначале журнал привлек аудиторию передовыми взглядами, но после появления новатора И.-Ф. Гете, с его эстетической и культурной концепцией, журнал перестал привлекать читателей и закрылся в безвестности. В примечаниях к «Письмам» о Николаи сказано следующее: «…со временем в его [Николаи – А.А.] идеях стали отчетливо проявляться консерватизм и узкий рационализм. Николаи выступил против “бурных гениев” и даже написал пародию на роман Гете “Страдания юного Вертера” − “Радости юного Вертера” (1775), о которой Карамзин, описывающий, прежде всего, положительные стороны европейской жизни, предпочел не говорить»24. Вероятно, молодой Карамзин не разделял в полной мере взглядов именитого берлинского издателя, однако он наверняка читал не только его литературные произведения, но и журналы, а потому опыт общения с Николаи не мог не сказаться на дальнейшей работе над «Московским журналом».
Еще одна встреча, достойная упоминания в данном контексте, – визит путешественника к писателю и философу Карлу Филиппу Морицу. В ходе встречи автор упоминает журнал «Психологический магазин», который якобы издавал Мориц и публиковал там свои произведения: «Весьма любопытны небольшие его пиесы Über die Sprache in Psychologischer Rücksicht [«О языке в психологическом отношении» − А.А.], которые сообщает он в своем “Психологическом магазине”»25.
Однако в примечаниях Г. Макогоненко и П. Беркова к тексту «Писем» о «Психологическом магазине» встречаем следующее: «Такого журнала Мориц не издавал, и вообще немецкого журнала под таким названием не было. Очевидно, Карамзин имел в виду журнал Морица “Достойные упоминания факты, содействующие развитию благородного и прекрасного” (1786−1788)»26. Тем не менее в работе исследователя А.В. Михайлова встречаем упоминание об издаваемом Морицем в 1783−1793 гг. журнале «Gnothisauton, или Магазин опытного душеведения» (Gnothisauton oder Magazin zur Erfahrungs Seelenkunde), который, по словам автора, открывал «мир индивидуальной психологии»27.
Таким образом, Карамзин не мог ошибаться, упоминая «Психологический магазин» как издание Морица: журнал, действительно, существовал и, безусловно, привлек внимание Карамзина как издание нового типа.
Более подробные сведения можно почерпнуть из работы П.И. Иванова «Карл Филипп Мориц. Его жизнь и деятельность», в которой «Психологическому журналу» посвящена небольшая глава. Первый номер журнала − под обширным названием «Познай самого себя, или Журнал опытной психологии. Книга для чтения для ученых и неученых. При содействии многих ревнителей истины, издаваемый К.Ф. Морицем» − увидел свет в 1783 г. и издавался в течение 10 лет, хотя сам Мориц как автор сотрудничал в нем с 1783 по 1786 гг. После Морица за издание журнала отвечали его сотрудники − К.Ф. Покельс и С. Маймон28.
Наиболее ценный материал содержит другая работа П.И. Иванова – брошюра «Карл Филипп Мориц на страницах “Московского журнала” Н.М. Карамзина». В ней исследователь упоминает переводные фрагменты из «Журнала опытной психологии», которые Карамзин поместил в «Московском журнале» (1791. Ч. 1. Кн. 2.): «Чудной сон» и «Сила воображения». Первый из них сопровождается комментарием издателя, в котором он называет приведенный отрывок «первым в своем роде»29. Иванов анализирует причины, по которым Карамзин дает столь высокую оценку творчеству Морица и его журналу. Психологизм, который насаждал немецкий писатель, шел рука об руку с сентиментализмом, более того, именно сентиментализм, по словам автора, «привнес в литературу психологизацию»30.
Карамзина привлекало не только новаторство журнала Морица, но и его литературное направление − психологизм в произведениях немецкого писателя отзывался созвучно в творчестве начинающего русского автора и издателя.
Во время встречи с Морицем путешественник также упоминает о его ссоре с писателем и педагогом Йоахимом Генрихом Кампе: «Мориц в ссоре с Кампе, славным немецким педагогом, который в “Ведомостях” разбранил его за то, что он вышел из связи с ним и не захотел более печатать своих сочинений в его типографии. “Странные вы люди! – думал я, − вам нельзя ужиться в мире. Нет почти и одного известного автора в Германии, который бы с кем-нибудь не имел публичной ссоры; и публика читает с удовольствием бранные их сочинения!”»31. В приведенном отрывке раскрываются принципиальные взгляды Карамзина на полемику, которых он придерживался всю жизнь. Он осуждал брань в прессе, на страницах «Московского журнала» и других изданий Карамзин никогда ни с кем не спорил и не отвечал на критику.
М.А. Дмитриев в «Мелочах из запаса моей памяти» также рассказывает об этой характерной черте Карамзине: «Не было равнодушнее Карамзина и к похвале, и к критике: первой не давал он большой цены, потому что его самолюбие было не мелочное авторское самолюбие; второю он не возмущался, потому что мелочи не тревожили никогда его философского спокойствия. В его характере было какое-то спокойствие духа, которое мы находим у древних философов. Сердце его могло страдать, но дух не возмущался»32. Отсутствие полемики стало одной из определяющих черт журналистики Карамзина, и основы его подхода мы можем наблюдать уже во время заграничной поездки, когда планы о создании собственного журнала еще только оставались планами.
Что заставляло Карамзина всегда столь упорно отказываться от участия в литературных и журнальных спорах? Нельзя допустить мысль, что Карамзин не смог бы дать отпор критикам на достойном уровн: как человек умный и образованный, из любого спора он вышел бы если и не победителем, то с гордо поднятой головой, блистая яркими и вескими аргументами в защиту своей точки зрения.
Скорее писателя смущала этическая сторона вопроса: в полемике, даже самой миролюбивой и интеллигентной, присутствует противостояние, столкновение. На период спора даже друзья становятся ненадолго врагами, обсуждая вопрос, ставший камнем преткновения. И нередко обсуждение высоких материй переходит на личности, характер аргументов становится все более интимным, затрагивает наиболее важные для спорящих темы – и тогда уже трудно уловить грань, когда полемика превращается в ссору и опускается до брани. Недаром в «Письмах» путешественник приводит осуждающие слова Виланда, сказанные ему при встрече: «Что сказано было между четырех глаз, то выдается в публику»33.
И все же полный отказ от полемики лишает журналистику разнообразия и свободы. Метко, как всегда, написал Н.В. Гоголь в статье «О развитии журнальной литературы, в 1834 и 1835 году»: «Она [журнальная литература. – А.А.] – быстрый, своенравный размен всеобщих мнений, живой разговор всего тиснимого типографскими станками; ее голос есть верный представитель мнений целой эпохи и века, мнений, без нее бы исчезнувших безгласно»34.
Отсутствие полемики лишает журналистику голоса, ведь наибольший интерес вызывает конфликт, и потому голос, которого не слышно, теряет значение. Не случайно «золотым» веком в истории русской литературы назван самый полемичный, проблемный век, когда критические статьи вызывали в обществе широкий резонанс, газеты и журналы заставляли говорить о себе – с презрением или уважением, но, главное, – не молчать.
Продолжая рассказ о журналистском материале в «Письмах русского путешественника», необходимо упомянуть о еще одной важной для автора встрече − в Лейпциге путешественник навестил немецкого писателя Христиана Феликса Вейсе, жившего в деревне. Вейсе − автор нравоучительных повестей для юношества и, что гораздо интереснее для нас, в 1776−1782 гг. редактор журнала «Друг детей», переводы из которого печатались в «Детском чтении для сердца и разума» Н.И. Новикова. Мы уже упоминали о сотрудничестве Карамзина в «Детском чтении», о чем автор заводит речь в «Письмах» во время визита к Вейсе: «Я сказал ему [Вейсе. – А.А.], что разные пиесы из его “Друга детей” переведены на русский, и некоторые мною»35. Впечатления Карамзина от встречи с автором, переводами которого он самостоятельно занимался, должны были быть невероятными, даже если он и не являлся его кумиром.
Также в Лейпциге путешественник встречался с ученым Беком, в разговоре с которым упомянул еще одно крупное периодическое издание XVIII столетия – «Геттингенские ученые ведомости» (Göttingische Zeitungen von Gelehrten Sachen). Во время беседы с Беком путешественник обсуждал сочинение аббата Бартелеми «Анахарсис», приобретшее тогда невероятную популярность. «Геттингенский профессор Гейне, − писал путешественник, − один из первых знатоков греческой литературы и древностей, рецензировал “Анахарсиса” в “Геттингенских ученых ведомостях” и прославил его в Германии. Господин Бек с великим нетерпением ожидает своего экземпляра»36. Автор «Писем» не мог обойти вниманием журнал, «экземпляр» которого «с нетерпением» ждал один из крупных ученых поколения. «Геттингенские ученые ведомости» выходили в 1753−1923 гг., и в примечаниях к «Письмам» Макогоненко и Беркова названы «одним из самых авторитетных немецких критических журналов»37. Издание в основном публиковало рецензии на недавно вышедшие книги; при этом, естественно, учитывались интересы аудитории и отбирались те произведения, которые представляли потенциальный интерес для ученых и образованных людей.
В Германии, стране, богатой на литературную интеллигенцию, путешественник также встретился с писателем Бертухом, переводчиком «Дон-Кихота» с испанского и издателем «Магазина гишпанской и португальской литературы» (Magazin der Spanischen und Portugiesischen Litteratur). Как известно, в 1787 г. Бертух также начал выпускать «Журнал роскоши и мод» (Journal des Luxus und der Mode), и его статьи, опубликованные в нем, имели у публики огромный успех38. И здесь мы вновь встречаем интерес к переводной литературе, присущий Карамзину, а также к литературе различных культур и национальностей. Уже будучи издателем и редактором «Московского журнала», Карамзин публиковал довольно экзотические произведения (например, отрывки из индийского эпоса «Сцены из Саконталы»), а из журнала «гишпанской литературы», который издавал Бертух, перевел балладу «Граф Гваринос».
Безусловно, интерес Карамзина к западным изданиям не исчерпывается знакомством с немецкими журналами и издательствами. В «Письмах русского путешественника» речь заходит и об известном английском журнале «Зритель», издававшемся Джозефом Аддисоном и Ричардом Стилом. В «Письмах» путешественник во время пребывания в Лозанне упоминает об оде Аддисона, там опубликованной39, демонстрируя знакомство с содержанием журнала. «Зритель», как и другие издания Аддисона и Стила, брали за образец «моральные» немецкие журналы – и Карамзин вслед за ними. Одна из наиболее важных особенностей журнала – регулярная периодичность выхода − 6 раз в неделю, менее чем за два года (журнал издавался с 1 марта 1711 по 6 декабря 1712 гг.) вышло в общей сложности 555 выпусков. Так, Аддисон напечатал в «Зрителе» 274 статьи40. Конечно, «Зритель» нельзя в современном смысле назвать «журналом», так как он выходил в виде листков небольшого объема. Тем не менее Карамзин неизбежно вдохновлялся примером трудолюбивых журналистов Аддисона и Стила: в годы работы над «Московским журналом» ему приходилось неоднократно заполнять изрядный объем выпусков практически в одиночку.
Главной «приманкой» для читателей «Зрителя» стали очерки-эссе, авторами которых чаще всего выступали сами издатели. Тематика могла быть различной – морально-философской, эстетической, бытовой. Периодически на страницах издания появлялись политические эссе Стила, который придерживался взглядов партии вигов. То, что читателям «Зрителя» предоставлялась политическая информация, принципиально отличает британский образец от журналистской деятельности Карамзина. Ни в «Письмах русского путешественника», ни впоследствии в «Московском журнале» нельзя встретить никаких политических комментариев, аллюзий или сравнений. Безусловно, во многом причиной тому была нелегкая эпоха правления Екатерины II, когда одно только упоминание о французской революции могло повлечь гибельные последствия. Неудивительно, что в 1792 г. издание «Московского журнала» оборвалось на парижских страницах «Писем» (Карамзин находился в мятежной столице в разгар революционных событий, но о них не сказано почти ни слова), а «Письма русского путешественника» увидели свет в полном объеме лишь в 1801 г.
Однако направление «Зрителя» во многом созвучно идеям Карамзина, реализованным в «Письмах» и в дальнейшем при издании «Московского журнала». Как замечает исследовательница А.А. Елистратова, журналы Аддисона и Стила «во многом связаны с литературными традициями классицизма», однако в их прозаических эссе уже угадывались черты просветительского реализма41. Кроме того, издатели «Зрителя» неоднократно подчеркивали большую воспитательную роль литературы, что не могло не привлечь Карамзина, который всегда придерживался тех же взглядов.
Наконец, нельзя обойти вниманием французскую прессу, за которой также следил Карамзин, ведь именно в Париже в 1789-1790 гг. происходили события, впоследствии в корне изменившие ход европейской истории, а журналы являлись отражением настроений той интересной эпохи. Во время пребывания в Париже путешественник встретился с французским писателем Мармонтелем, произведения которого в переводах Карамзина впоследствии неоднократно выходили в «Московском журнале». Среди восторженных отзывов начинающего писателя находим и ценную информацию: «Теперь занимается он [Мармонтель. – А.А.] литературною частью “Французского Меркурия”, вместе с Шанфором, также членом академии»42.
«Французский Меркурий» (Mercure de France) появился во Франции еще в 1672 г., однако до 1724 г. выходил под названием «Галантный вестник» (Mercure galant). Первоначальное название больше соответствовало характеру издания, которое пыталось сочетать научно-популярную и развлекательную журналистику. Исследователь В.С. Соколов замечает, что «Французский Меркурий» задумывался как первый журнал «для легкого чтения»43. Соколов также приводит характеристику журнала из работы французского исследователя Э. Атена: «Издание составлялось в оригинальной форме письма, в котором, искусно перемешиваясь, сменяя друг друга, шли факты, рассказы, стихи, анекдоты, политические и научные новости, сведения о продвижении по службе, назначениях, свадьбах, крестинах и похоронах, спектаклях, галантных историях, приемах в академиях, арестах, церковных службах, судебных заседаниях, ученых диссертациях, песнях, иллюстрированных загадках и прочих “играх ума”. Здесь помещались незаакадемизированные обзоры политических новостей, хроника культурной жизни, придворные известия с пикантными подробностями»44.
Журнал выходил раз в месяц, политические новости перепечатывались в основном из «Газетт де Франс» (Gazette de France) – самой «долгоиграющей» и популярной французской газеты (выходила с 1631 по 1944 гг.). «Французский Меркурий» считался дорогим и влиятельным журналом, который читали представители высшего общества. «Дорогим» – в буквальном смысле: его годовая подписка стоила почти в два раза больше, чем на «Газетт де Франс» (около 30 ливров против 15 за «Газетт»). Несмотря на развлекательный характер, «Французский Меркурий» был официальным журналом, и с 1724 г. вместе со сменой названия изменилось и его оформление: на первой странице по приказу Людовика XV появилось изображение королевского герба.
Между «Французским Меркурием» и «Московским журналом» Карамзина мало общего, однако упомянул о нем путешественник не случайно. В свой журнал Карамзин стремился внести такое же разнообразие, какое было во французском ежемесячнике, но сохраняя индивидуальность и учитывая требования времени. На исходе XVIII столетия, в неспокойную эпоху Французской буржуазной революции, Карамзин не стал бы в литературном журнале публиковать «придворные известия с пикантными подробностями» или тем более сообщения об арестах. К тому же издатель «Московского журнала» не ставил себе целью только развлекать публику, основной его задачей было просвещение, потому и разнообразие материала и жанров «Московского журнала» ограничивалось жесткими рамками. На страницах издания можно встретить и рецензии, и отчеты о выходе новых книг, стихи, прозу и драматургию, анекдоты, переводы и отрывки из философских произведений. Однако актуальной новостной составляющей, традиционной для «Французского Меркурия», в журнале Карамзина не было и быть не могло: издатель преследовал совсем другие цели.
Однако влияние на Карамзина французской прессы и, в том числе, упомянутого «Французского Меркурия» очевидно: журнал задавал тон эпохе, развивал общество, пусть и развлекая «скандалами, интригами, расследованиями». Перед глазами читателя проходила полная событий и волнений жизнь – и все только на страницах издания. Начинающего издателя, путешествующего по Европе, не могла не восхищать эта способность периодических изданий будить яркие эмоции – и в «Московском журнале» он стремился достичь те же цели.
В настоящей работе мы постарались проследить истоки «Московского журнала»: что предшествовало его изданию, с каким багажом знаний и навыков начинающий писатель взялся за столь серьезное и непростое дело. Поездка в Европу стала для Карамзина источником исключительных знаний, которые он смог впоследствии разумно и талантливо применить. Путешествие для него, как и для любого образованного и любознательного человека, не стало праздным времяпрепровождением, а обернулось экспедицией в различные страны и культуры, из которых будущий издатель почерпнул богатые впечатления и необходимую информацию. Безусловно, на путешественника влияли не только встречи с представителями духовной элиты и чтение популярных газет и журналов. Были и другие встречи: с писателями Клейстом, Лафатером, Виландом, Гердером и многими видными учеными и культурными деятелями. Путешественник посещал театры в крупнейших европейских столицах, наблюдал кипучую жизнь парижских кафе, в которых революции совершались за одной только чашкой крепкого кофе – и все это накладывало отпечаток на его систему ценностей, создавало новую картину мира, которой он впоследствии делился с читателями.
Мы же остановились на наиболее конкретных примерах, по которым легко воспроизвести круг чтения и интересов Карамзина в годы путешествия, так как на их основании можно сделать наиболее верные выводы о том, какой журнал хотел создать Карамзин. Издания, упомянутые выше, словно детали мозаики, из которых издатель сложил свой новый, аутентичный продукт. И главное достоинство журнала не в том, что Карамзин брал лучшие образцы европейской журналистики, – при выборе он всегда руководствовался личным вкусом, и поэтому «Московский журнал» имеет такой характерный отпечаток его личности.