Фактчекинг научно-популярного контента: типы недостоверной информации и проблемы верификации

 

Ссылка для цитирования: Манскова Е.А. Фактчекинг научно-популярного контента: типы недостоверной информации и проблемы верификации // Медиаскоп. 2024 Вып. 4 Режим доступа: https://www.mediascope.ru/2885

 

© Манскова Елизавета Анатольевна

доцент кафедры теории и практики журналистики Алтайского государственного университета (г. Барнаул, Россия), manskova79@gmail.com

 

Аннотация

Обратной стороной популярности научного просвещения на новых медиаплатформах сегодня стал рост объемов псевдонаучной информации, научных фейков и фактоидов. В данной статье на основе структурно-функционального подхода и качественного контент-анализа предложена типологизация ошибок и ложной научно-популярной информации, упрощающая выбор объектов фактчекинга. Автором разработаны алгоритмы верификации научно-популярного контента, выделены маркеры фактоидной и недостоверной научно-популярной информации, а также признаки качественных публикаций.

Ключевые слова: фактчекинг, фейк, фактоид, научно-популярный контент, достоверность

 

Введение

Развитие цифровых медиаплатформ стало одним из факторов девальвации строгих подходов к распространению научно-популярной информации. Сегодня производителем контента может стать любой интернет-пользователь. На площадках социальных медиа появляются сотни каналов научно-популярного формата. Их авторы зачастую не имеют специального образования, не обладают профессиональными журналистскими навыками, не ограничены законом и стандартами производства. Однако и официальные СМИ сегодня не соблюдают основные нормы и правила работы с научной информацией. Достаточно вспомнить фейковый контент федеральных телевизионных каналов TB-3 и РЕН-ТВ и фактическое одобрение этой постмодернистской парадигмы профессиональным сообществом, присудившим в 2017 году главную телевизионную премию страны «ТЭФИ» в номинации «Просветительская программа» проекту Игоря Прокопенко «Военная тайная» за программу о теории плоской Земли. Научные фейки, созданные в медиадискурсе, впрочем, разоблачают достаточно быстро. Это связано с самой онтологией фейка: его преднамеренностью и очевидным недостоверным характером сведений, маркерами ложной информации и эксплицитной постмодернистской эстетикой. Менее проявлен фактоид.

 

Фактоид: дискуссия о термине

В научном дискурсе термин фактоид является дискуссионным, имеет несколько значений. Термин первым употребил американский писатель Норман Мейлер в значении «факты, не существовавшие до того, как они появились в журнале или газете» (Щелкунова, 2004: 129). А. Пратканис и Э. Аронсон определяют фактоид как «утверждение факта, не подкрепленного доказательствами, обычно, потому что факт ложный или потому что доказательство в поддержку данного утверждения нельзя получить» (Pratkanis, 2001: 89). Эти исследователи механизмов пропаганды подробно рассматривают психологию фактоида: они сравнивают принципы его функционирования с распространением слухов и «теорий заговоров», отмечают занимательность фактоида и высокую степень сложности проверки такого рода информации (Pratkanis, 2001: 103–107). На невозможность полной и строгой проверки фактоида указывает и Г.В. Лазутина, рассматривая его как отдельную смысловую единицу текста, которая наряду с фактом и эмпирическим обобщением передаёт описательную информацию о действительности, но «мера адекватности в них отображения отображаемому может быть весьма различной» (Лазутина, 2007: 89). А.В. Белоедова также считает фактоид «рядоположенным с такими информационными явлениями, как “газетная утка”, сплетня, слухи, молва» (Белоедова, 2015: 90). Однако последние исследования демонстрируют расширение границ применения термина: фактоид трактуют и как «недостоверную информацию с разной степенью искажения реальности, используемую для разных коммуникативных целей», не только в СМИ (Prom, 2020: 101). С таким широким определением возникает целый ряд проблем верификации научно-популярной информации, поскольку недостоверная информация отличается по цели адресанта, намеренности или ненамеренности искажений, тесно связана с технологической спецификой производства того или иного контента. Механизмы возникновения фейков, фактоидов или недостоверной информации различны, что принципиально важно для понимания алгоритмов фактчекинга. Расширительное применения термина фактоид делает его полным синонимом понятия «ложная, недостоверная информация». Поэтому нами предлагается изначальное понимание этого термина, предложенное американскими исследователями. В своей работе «Эпоха пропаганды: механизмы убеждения» Пратканис и Аронсон фокусируют внимание на примерах политической пропаганды и распространением связанных с ней фактоидов, однако сама онтология феномена определила наиболее активное его использование в научно-популярном дискурсе в «эпоху постправды». Способность критически оценивать предлагаемый различными каналами коммуникации научно-просветительский контент требует от адресата высокого уровня образования, особых компетенций, а сама научная информация связана с фундаментальными эпистемологическими проблемами: границами научного познания, отсутствием единой картины мира, невозможностью тотальной верификации. Поэтому сегодня представляется важным выработать простые алгоритмы верификации, доступные и понятные не только журналистам, но и массовой аудитории.

Актуально это и в связи с отсутствием в отечественном научном дискурсе разработанной теоретической базы фактчекинга научно-популярной информации. Сам жанр, его историю, трансформацию и методы подробно рассматривают Р.П. Баканова (Баканов, 2014), А.Г. Ваганов (Ваганов, 2016; 2021), И.Ю. Лапина (Лапина, 2007), А.А. Тертычный (Тертычный, 2013; 2014), Э.А. Лазаревич (Лазаревич, 1981) и др. Огромный пласт исследований посвящен общим вопросам верификации информации. Природу фейковых новостей и правила фактчекинга рассматривают В.А. Бейненсон (Бейненсон, 2017), О.С. Иссерс (Иссерс, 2015), С.С. Распопова (Распопова, 2021), Д.В. Соколова (Соколова, 2018; Зуйкина 2021), Х. Алькот (Allcоtt, 2017), С. Л. Борден (Borden, 2007), Р. Марчи (Marchi, 2012), К. Сильверман (Silverman, 2015), Д. Тамбини (Tambini, 2017) и др. Однако узкий аспект проблематики верификации научно-популярного контента в условиях современных медиа трансформаций мы находим в единичных исследованиях. Важные для темы нашей работы выводы представлены в статье под названием «Научная журналистика и фактчекинг» Максимилиана Шафера (Sсhafer, 2021), ученого, сотрудничающего с крупнейшим немецким изданием Der Spiegel. Интересными с точки зрения онтологии фактоида и способов его распознавания представляется серия исследований о распространении недостоверной информации о коронавирусе таких авторов как П. Бертин, К. Ниро (Bertin, 2020), М. Кица (Kitsa, 2021) и др.

 

От интерпретаций к фактоидам: теоретико-методологические подходы к медиатизации науки

Проникновение фейков и фактоидов в научно-популярную коммуникацию является следствием медиатизации всех сфер общества, в том числе и науки. Термин медиатизация науки современные исследователи используют «для обозначения взаимоотношения науки и медиа» (Rödder, 2012: 4). В научном дискурсе данную проблематику рассматривают в разных аспектах. П.И. Рысакова предлагает разделить их на три блока:

1. изучение внешненаучных коммуникаций и проблем популяризации научных знаний для массовой аудитории;
2. обсуждение моделей научной коммуникации;
3. общие проблемы современной медиатизации как фактора трансформации коммуникативных стратегий, изменения медиасреды и социальной динамики (Рысакова, 2022: 310–312).

В диахроническом аспекте, анализируя исторически сложившиеся модели медиатизации науки, ряд исследователей отмечают для российской традиции приоритетную роль государства в популяризации науки и эффективно выстроенную в советское время научно-популярную коммуникацию, отличающуюся от западной модели универсально-специализированным характером, когда наука и искусство не были разделены на особые ниши в медиапространстве (Balashova, 2019). Процесс трансформации этой модели начался с переходом к цифровой эпохе. Исследователь научно-популярных жанров А.Г. Вартанов рассматривает научное просвещение как конкретно-исторический феномен и связывает изменение его форм и функций с этапами промышленного развития. В постиндустриальном обществе наблюдается расцвет научпопа или того, что исследователь называет Popular Science 2.0 («народная наука») с ее развлекательной, коммерческой и имиджевой функциями. «В эпоху научпопа коммуницируют уже не столько по поводу науки, сколько по поводу того, что когда-то было научным знанием. То есть по поводу популярной интерпретации знаний. И по своей природе научпоп – часть развлекательного бизнеса» (Ваганов, 2016: 167). Именно поэтому наряду с лайфхаками на платформах авторских блогов все больше появляется научно-популярных аккаунтов: основная цель авторов не просвещать, а зарабатывать на охватах аудитории, которая считает принадлежность к имитации знаний частью своей социальной реализации и репрезентации. Стоит отметить, что именно интерпретация, которую А.Г. Ваганов маркирует как основной инструмент научпопа, порождает фактоиды. Интерпретация заменяет детализацию, фактическую точность, корректность формулировок.

Структурно-функциональный подход к современным проблемам медиатизации науки предполагает определение процесса научной коммуникации как особого рода сопряжения сфер медиа и науки, а, значит, и подчинения этой коммуникации с одной стороны медиалогике, а с другой – научным конституциональным установкам (Rödder, 2012; Weingart, 2022). Популяризация научных знаний получает как преимущества цифровой медиасреды, так и весь набор проблем функционирования медиа в современных условиях диджитализации и изменения характера взаимодействия с аудиторией, трансформировавшейся из пассивного потребителя в актора медиапроизводства.

При этом не только идеология постиндустриальной эпохи, но и ее технологии влияют на массовое распространение фактоидов и фактологически некорректной научно-популярной информации. Среди технологических факторов, детерминирующих тренд недостоверности в научпопе, мы отмечаем следующие: 1) высокий уровень информационного шума и поточность информационного производства; 2) перепост как основной инструмент производства контента; 3) ограниченные временные рамки производства информации; 4) доминирование социальных медиа в области производства контента и, как следствие, появление массового автора-дилетанта.

Структурно-функциональных подход к проблемам медиатизации науки актуализирует и необходимость разработки особого алгоритма выбора объектов и инструментов фактчекинга, маркеров недостоверной информации для научно-популярного контента: проверка должна учитывать не только специфику функционирования медиапродукта, но и законы верификации и институциональные установки научной сферы.

 

Типы недостоверной информации в «научпопе»

В изучении правил фактчекинга и способов верификации сегодня превалирует универсальный подход: выявление общих алгоритмов и инструментов фактчекинга (Гуськова, 2023; Porter, 2021; Rybinok, 2024). Однако в последние пять лет фактчекинг научно-популярного контента стал оформляться в отдельное направление, во многом на это повлияла пандемия коронавируса и сопровождавший ее поток псевдонаучной информации (Siwakot, 2021; Иншакова, 2022; Журавлев, 2022). В МГУ им. Ломоносова действует Лаборатория научной журналистики, в рамках которой проводят научные мероприятия по борьбе с распространением лженауки, аналогичные исследования проводят в СПбГУ. На этих научных площадках разрабатываются общие подходы к проблемам распространения лженаучной информации и верификации научно-популярного контента. Они могут быть дополнены типологизацией недостоверной информации в сфере научно-популярной коммуникации.

Для выявления типовых ошибок в научно-популярных материалах, размещенных на цифровых платформах официальных СМИ и в социальных медиа нами был проведен структурно-семиотический и качественный контент-анализ 168 материалов за 2014–2022 гг., посвященных громким археологическим открытиям на плоскогорье Укок, в том числе мумии женщины из кургана Ак-Алаха-3, получившей в медиапространстве номинацию «Принцесса Укока». Выборка производилась сплошным поисковым запросом по ключевым словам «принцесса Укока», «мумии Укока», «археологические открытия на Укоке». Из общих результатов поискового запроса в количестве 5406 ссылок был произведен в равных пропорциях отбор публикаций официальных СМИ, информационных порталов, не имеющих статуса официального СМИ и блогов социальных медиа за указанный период. Последняя волна публикаций по заданной тематике в 2022 году была связана с презентацией реконструкции лица пазырыкской женщины, захороненной в кургане Ак-Алаха-3. Эти публикации также были включены в выборку. Необходимо отметить, что автор данного исследования в течение 20 лет специализируется на тематике археологических исследований Алтая, сотрудничает с Институтом археологии и этнографии СО РАН как популяризатор научного археологического контента, автор научно-популярных фильмов и просветительских мультимедийных проектов об археологии Алтая, является дважды финалистом премии РАН в области популяризации науки за цикл видеолекций «Археолекторий» и научно-популярный фильм «Тигирек: эскизы древней истории». Это уточнение принципиально для исследования, поскольку алгоритмы фактчекинга научно-популярного контента, которые будут предложены в выводах, предполагают примарную роль субъекта фактчекинга.

В итоге в 168 публикациях было зафиксировано 386 ошибок (в том числе искажения исходных данных), 4 фейковых медиатекста и 14 фактоидов (таблица 1). 19 публикаций (12% от общего числа) не содержали недостоверной или ложной информации, ошибок объективных данных, неточностей и искажений. Большая часть качественных публикаций (8 ед.) принадлежит официальным научно-популярным изданиям, таким как «Наука из первых рук», «Наука в Сибири». Интересно, что основными распространителями фейков и фактоидов об археологических открытиях на Укоке являются не блогеры, а официальные СМИ универсального типа и интернет-порталы. Авторы социальных медиа чаще демонстрируют низкий уровень владения терминологией и отсутствие компетенций в работе по интерпретации научных данных (таблица 1).

 

Таблица 1

Результаты качественного контент-анализа публикаций о результатах исследований пазырыкской культуры на плоскогорье Укок
на предмет наличия недостоверной и ложной информации

 

Фактоиды, распространяемые СМИ и интернет-порталами, связаны с одной из самых популярных мифологем мести потревоженных мертвецов. В 2003 году в Республике Алтай произошло мощное землетрясение, которое мифологическое сознание местного населения связало с потревоженной прародительницей Кадын. Медиа с тех пор активно эксплуатируют популярную историю мести мумии: это и есть классический фактоид, который в силу обращения к сфере трансцендентного, к мифологическому и религиозному сознанию невозможно опровергнуть или подтвердить научной аргументацией. Ярким примером этого стал фильм «Месть Алтайской принцессы», который почти полностью был соткан из фейков и фактоидов, в разных вариациях их повторяют до сих пор псевдонаучные публикации. Так, в статье регионального издания «Комсомольской правды» в Алтайском крае уже в заголовке заявлена фактоидность представленного материала: «Месть мумии: алтайская принцесса покарала потревоживших ее исследователей». В статье рассказана история болезней нескольких даже не участников, а свидетелей раскопок, при этом верифицировать наличие болезни и факт смерти героев материала крайне сложно. Озвучена лишь одна фамилия, а некоторые утверждения обличены в форму фактоида или носят оценочный характер и не могут быть объектом фактчекинга: «После этой экспедиции Александр Ерохин начал часто болеть. Семья даже обратилась к целителю, который утверждал, что причина болезни – это расплата за потревоженный покой мертвых….У известного российского археолога Владимира К. (друзья семьи просили не называть фамилии ученого – прим. авт.), который вместе с Ерохиным работал у погребения, через несколько лет после экспедиции врачи обнаружили опухоль… В настоящее время часть состава экспедиции жива, но как уверяют знакомые археологов, у многих в жизни после тех раскопок все пошло наперекосяк»¹. В этом же материале есть и пример намеренного искажения научных данных, путем усечения, предоставления неполной информации (речь в цитате идет о татуировке на плече укокской мумии): «Олень-козерог у древних индоевропейцев символизировал проводника усопших в «иной» мир»². Однако это лишь одна из трактовок образа «небесного оленя», ученые настаивают на невозможности его точной интерпретации и предлагают лишь версии значений, которые не ограничиваются одной гипотезой. Типичной для десятков статей является и неполная информация о возрасте смерти женщины из кургана 1 могильника Ак-Алаха-3. Ученые называют диапазон 25–27 лет, который в публикациях усекается до 25 лет.

Стоит отметить, что сама номинация «алтайская принцесса» является фактоидной. Ученые не раз объясняли, почему это название некорректно: они считают, что женщина имела особый статус в пазырыкском обществе, была знатной (на это указывает богатство обряда захоронения и курган на перекрытии основного с принудительно отправленным в иной мир сопровождающим), возможно шаманкой, жрицей культа (на это указывает одиночность захоронения как возможный признак безбрачия, принадлежность не роду, а всему обществу)³. Однако массовое распространение в начале 2000 годов фейков и фактоидов о сенсационной находке создали ситуацию подмены корректного научного «мумия Укока» на мифологическое «Алтайская принцесса». Метастазы этого фейка проникли настолько глубоко в медийно раскрученную тему, что сами ученые пошли на поводу у массового бессознательного⁴, оправдывая словоупотребление псевдонаучной номинации кавычками⁵. Это один из примеров процесса медиатизации науки, на который обращают внимание исследователи научно-популярного жанра. Ученые вынуждены подчиняться общим трендам научпопа: «нельзя говорить с людьми на языке научных фактов, а адекватный язык еще не придуман нами» (Ваганов, 2020: 191).

Еще один пример медиатизации связан с повторяющимся из статьи в статью некорректным использованием научного термина плато по отношению к Укоку, который является плоскогорьем. Вторая типичная для статей всех каналов коммуникации терминологическая ошибка – применение понятия скифы к представителям пазырыкской культуры, которая была полиэтнична и включала в себя не только европеоидный компонент, связанный с саками, а не скифами, но и монголоидный. Именно информация о генетической принадлежности представителей пазырыкской культуры содержит большое число искажений, фактологических ошибок и откровенных фейков.

Рекорд по количеству ошибок, наличию фактоидов, фактологических ошибок и искажений данных поставила статья, опубликованная на сомнительном информационном портале ИнфоГлаз, именно она указана в двух публикациях блогеров как источник перепоста⁶, хотя сама статья с сайта удалена, ссылка на нее не активна. Публикация демонстрирует абсолютное незнание терминологии по заданной тематике: помимо уже упоминавшихся скифов и плато автор использует несуществующие термины и некорректные понятия: «алтайцы того времени», «древняя алтайка», «оленьи камни» (верно – «оленные»), «горно-алтайская культура»⁷. Географические названия искажены, статья пестрит фактологическими ошибками и своевольной интерпретацией научных фактов: «скифы Причерноморья, генетически близкие русским», «от перевала Теплый ключ к заставе ведет грунтовая дорога», «пазырыкцы такие же как скифы Причерноморья», «открытия 1990 года»⁸. Один материал содержит 19 недостоверных или ложных инфомолекул.

Анализ показал одну любопытную тенденцию: заголовки, содержащие обещание развенчать мифы о мумии Укока, напротив, часто являются маркером некачественных публикаций, содержащих как ошибки, так и фактоиды. Так, на канале «Виражи истории» платформы Яндекс-Дзен в материале «Ученые развенчали миф о мумии Принцессы Укока» анализ выявил четыре фактологические ошибки, фактоид и ошибку иллюстративного материала.

Последняя типична для целой серии публикаций и связана с историями тройной ошибки: не только журналистской, но и научной практики. В 2010 году швейцарский антрополог создал реконструкцию лица девушки из могильника Ак-Алаха-1 с плоскогорья Укок. Несколько блогеров и официальных СМИ разместили публикацию с соответствующей иллюстрацией, но дальше при перепостах этой информации произошла подмена могильника Ак-Алаха-1 на Ак-Алаха-3, а останков подростка – на знаменитую мумию. Стоит отметить, что ошибка была спровоцирована самим антропологом, разместившим на плече силиконового бюста рисунок с татуировки женщины из могильника Ак-Алаха-3, в то время как кожные покровы мумии из Ак-Алаха-1 не сохранились. Авторитетный научно-популярный журнал «Наука из первых рук» даже был вынужден отреагировать на волну недостоверной информации и напечатать фактчек-статью «Принцессу Укока подменили амазонкой»⁹. Но ошибкой оказалась сама реконструкция: последующие палеогенетические исследования останков мумии могильника Ак-Алаха-1 показали, что в кургане была захоронена не «амазонка» в мужской одежде, а юноша¹⁰. Однако несмотря на официальное опровержение, реконструкция девушки, оказавшейся юношей, тиражируется до сих пор и не только как восстановленный прижизненный облик знаменитой укокской мумии. Издание «Банкфакс» в материале о презентации последней, наиболее достоверной реконструкции облика знаменитой укокской знатной женщины решило дополнить материал историей разоблачения ошибки с реконструкцией, видимо продемонстрировав собственный профессионализм¹¹. Однако очевидно, что автор не следит за темой, за новыми научными данными по ней, поэтому о превращении «амазонки» в юношу ему ничего не известно. Так, развенчание мифа стало очередным тиражированием старых ошибок.

Итак, проведенное исследование позволило типологизировать ошибки и уточнить объекты фактчекинга научно-популярного контента. Типологизация – логически открытая процедура, не претендующая на универсальность и закрытость, предполагающая доработку и внесение новых данных. В данном исследовании основным критерием систематизации являются факторы появления недостоверной научной информации.

1. Научный фейк. Фейк мы берем в классическом для современного научного дискурса понимании «новостного контента, который по форме не отличается от любой другой информации, но является сфабрикованным или крайне неточным» (Pennycook, 2021: 389). Однако считаем необходимым отметить намеренный характер производства и распространения такого типа ложной информации и принципиальную возможность его разоблачения. Для СМИ, социальных медиа и блогеров одна из главных целей распространения фейкового научного контента – коммерческая (привлечение аудитории с помощью кричащих сенсаций). Но отметим и использование фейка в постмодернистской игре: по примеру жанра мокьюментари (жанр кино и телевидения, технологически имитирующий документальный, но предмет отображения в нем всегда является вымыслом) цель такого типа ложной информации – саморазоблачение. Оно заставляет адресата задуматься над тотальной властью медиаобразов и развитием в себе критического отношения к любого рода информации. Классическим примером такой постмодернистской игры стал эксперимент математика Джеймса Линдси, доцента Университета Портленда Питера Богосяна и главного редактора журнала Areo Хелен Плакроуз. Вместе они написали двадцать статей и под разными псевдонимами отправили в научные журналы. Статьи были посвящены феминизму, вопросам сексуальности, меньшинствам и содержали абсурдные, на взгляд авторов, выводы. Фабрикацией статей и саморазоблачением они попытались привлечь внимание к проблемам расцвета в научной среде псевдонаучных, так называемых «жалобных исследований»¹².

2. Фактоиды. Еще раз отметим их основное отличие от других типов недостоверной информации – это сложность фактчекинга, часто фактоиды вообще неверифицируемы. Примеры научных фактоидов приведены выше, в данных контент-анализа.

3. Искаженная научная информация. В первую очередь она является результатом неверной интерпретации исходных научных данных. Самое сложное в популяризаторстве – найти точный язык для коммуникации с массовой аудиторией, не владеющей специальными знаниями. И здесь авторы наступают в множество капканов: вместо упрощения получается опрощение, вместо понятных образов – неадекватные аналогии. Перепосты такой информации приводят к преумножению искажений: получается классическая игра в испорченный телефон. Интересно, что первыми в этой цепочке искажений могут быть официальные представители научных организаций. В 2014 году издание Vox опубликовало исследование, обнаружившее корреляцию между преувеличениями в пресс-релизах научных организаций и вузов и искажениями научных фактов в журналистских материалах: «если в пресс-релиз включат советы по здоровью (даже при отсутствии их в исходном исследовании), они войдут в 58% новостей. Если в пресс-релизе перепутают причинно-следственные связи, 81% новостей повторят эту ошибку»¹³. Или другой пример: в 2018 году Уильям Мак’Олифф опубликовал в престижном научном журнале Nature Human Behaviour исследование о том, что люди менее склонны к сотрудничеству, если уверены в своей анонимности. Пресс-релиз вышел под заголовком «Жизнь в большом городе разрушает наш инстинкт вежливости?». А в медиа это превратилось в «Городская жизнь делает нас равнодушными к незнакомцам»¹⁴.

4. Неточные или неполные научные данные являются результатом опущения части информации для сокращения объемов материала и достижения легкости в его подаче, могут быть результатом невнимательности автора и приводить к искаженному представлению о результатах научных исследований.

5. Фактологические ошибки стоит выделить в отдельную группу. Это также ложная или недостоверная информация, но ее нельзя отнести ни к фактоидам, ни к фейкам, ни к искажениям в результате неверной интерпретации. Это ошибки, возникающие фрагментарно, в силу некомпетентности авторов и использования сомнительных источников информации. Такого рода информационные молекулы никак не связаны с реальными научными фактами, но ошибки носят характер непреднамеренный и легко верифицируются.

6. Ошибки в использовании научных терминовили неадекватное их использование. К примеру, слова запрос и требование в бытовой речевой коммуникации могут быть синонимичными, но в юридической или экономической практике это два разных термина, за которыми стоят разные процессуальные задачи.

7. Ошибки иллюстративного материала. В эпоху тотального примата визуального контента редкая публикация обходится без фото-, видео- или графического иллюстрирования. Жесткие требования авторского права, ограниченность ресурсов медиа (как человеческих и экономических, так и временных) приводят к некорректному использованию визуальных образов. Это либо ложная визуальная информация (например, подпись фотографии не соответствует представленному на ней предмету), либо то, что в практике экранного производство называют рассинхроном(фотографии, видео, графические элементы не соответствуют описываемым в тексте публикации предметам, событиям и явлениям).

8. Ошибки объективных и персональных данных. К ним относятся ошибки в географических названиях, датах, именах и фамилиях, названиях организаций.

Технические ошибки (описки, неверная орфография и пунктуация, смещение абзацев, невоспроизводимые элементы медиатекста) мы не включаем в поле данного исследования как несоответствующие его предмету и целям.

 

Маркеры недостоверного научно-популярного контента и алгоритмы верификации

Признаки фейковой информации в публикациях на научные темы эксплицитны: сомнительный источник, кликбейтный заголовок, членство ньюсмейкера в несуществующих академиях, упрощенная логика рассказа. При этом фактоид может быть как эксплицитен, так и имплицитен: необходимы специальные знания и навыки для его фиксации. Поэтому верификация научно-популярного контента требует особого подхода.

На этапе фактчекинга ante hoc, то есть до публикации, автор может столкнуться с общими трудностями верификации научной информации, связанными с невозможностью тотальной проверки и отсутствием единой научной картины мира. История с реконструкцией облика укокской мумии и сменой пола «амазонки» актуализирует важную проблему фактчекинга: сами научные данные могут быть некорректными, неполными, недостаточными для выводов и интерпретаций. Со временем благодаря развитию методологической базы они уточняются и исправляются, это нормальный ход развития науки. И сегодня взрывной характер совершенствования естественно-научных методов обеспечивает высокую скорость изменений. Но не всегда это дает ответы, часто провоцирует все больше вопросов, что требует от авторов научной тематики глубокого погружение в тему, постоянного мониторинга, знания терминологии, истории исследований, умения найти точное слово. Современные процессы мультимедиатизации СМИ приводят к появлению феномена универсального журналиста, от которого требуют способности работать с широким полем тем и форматов. Снижается ценность тематической специализации. С другой стороны, социальные медиа дают возможность узким специалистам самим становиться авторами качественного контента. Научно-популярные проекты антрополога Станислава Дробышевского – это примеры неофициальных научно-просветительских каналов коммуникации, которые пользуются большим доверием аудитории в силу авторитета автора (Дробышевский - лауреат премии «За верность науке» в номинации «Популяризатор года» в 2017 г., победитель конкурсов РАН в сфере популяризации научных знаний, лауреат премии «Знание»). И первое, на что мы бы советовали обращать внимание при фактчекинге post hoc (уже опубликованного контента), - это авторство. Отсутствие автора – первый признак сомнительной информации, за достоверность которой никто не отвечает.

Традиционные алгоритмы фактчекинга (и до, и после публикации) предполагают проверку источников – сайтов и аккаунтов, на которых размещена информация. Однако в случае распространения научно-популярного контента любое издание, кроме специализированных, должно считаться сомнительным, невзирая на его статус. Единственный первоисточник информации – ученый, коллектив ученых или публикации, подписанные авторами научных открытий и исследований.  Аналогичный единственно верный способ проверки отмечает и М. Шафер, ученый, сотрудничающий с Der Spiegel: «В конце концов, проверка данных в публикации сводится к одному: соотнесению корректности утверждений журналиста с утверждениями в научной статье-источнике» (Sсhafer, 2011: 2). Этически и профессионально верным является проверка материала публикации, включая иллюстрации, ученым-автором исследования или открытия: достаточно попросить согласовать материал публикации.

Для непрофессионалов в области медийного производства и блогеров фактчекинг может быть затруднен отсутствием достаточного уровня владения языком научной литературы, способностью воспринимать научные тексты, поэтому основным инструментом проверки должны быть специализированные научно-популярные издания, пользующиеся авторитетом, имеющие свою историю, высокую оценку научного сообщества. А при использовании иллюстраций из поисковых запросов необходимо проверять достоверность каждой, используя системы поиска по фотографии Google и Yandex. Они укажут первоисточник фотографии и медиатексты ее сопровождающие.

На фактоидность информации указывает отсутствие ссылок на официальные данные исследований и доказательства. К примеру, в одной из публикаций об укокской мумии заявлено, что она была обладательницей гаплогруппы R1a1, характерной для европеоидов, в частности для современных жителей России и Восточной Европы. Однако достаточно провести поиск по ключевым словам в электронных научных библиотеках Elibrary или Goоgle Academia, для того, чтобы обнаружить отсутствие таких данных официальных исследований. Маркером достоверной, проверенной информации в научно-популярных публикациях является список использованных источников, основу которых составляют научные статьи. Этот принцип, к примеру, использует интернет-портал vturisme.ru, публикации которого, по данным контент-анализа, отличает профессиональный подход: отсутствие фактоидной и искаженной информации при единичных ошибках терминов. Каждая статья портала содержит автора и ссылки на использованные источники.

Маркером качественной публикации также может быть и корректная работа с иллюстративным материалом.  Видео, фото или графика должны иметь подписи и названия с указанием авторства и источника.

Отдельно стоит отметить и специфику языка публикаций. Излишние опрощения, некорректное «жонглирование» терминами, однозначность утверждений, насыщенность тропами и нарочитая образность – все это указывает на возможный недостоверный характер публикации. Качественный текст будет содержать вводные фразы «по мнению ученых», «возможно», «согласно версии», «гипотеза», «по данным на сегодняшний день» и т.п.

Стоит отдельно отметить, что включение в алгоритмы фактчекинга нейросетей пока остается проблемным вопросом, как и в целом использование искусственного интеллекта для решения творческих или инновационных научных задач. Он может быть эффективным инструментом только в руках компетентного пользователя. К тому же сами нейросети могут быть источником недостоверной информации. Ярким примером стали «сотни якобы научных статей, сгенерированных компьютерной программой SCIgen. Эти статьи (с гипотезами, определениями, графиками, выводами и библиографией) были опубликованы в научных журналах и в материалах конференций, попали в поисковые системы, стали цитируемыми» (Гуськова, 2023: 34). Использование ИИ в научных текстах становится отдельным объектом фактчекинга, появляются исследования, посвященные признакам использования ИИ в публикациях (Liang, 2024) и ведется работа над созданием автоматизированных систем проверки контента на использование нейросетей. Но пока эти технологии несовершенны, единственно эффективным инструментом верификации остается непосредственное обращение к источнику информации и высокий уровень компетенций субъекта фактчекинга.

 

Выводы

Итак, для повышения эффективности в работе по верификации научно-популярного контента мы предлагаем использовать следующую типологизацию недостоверной научной информации, которая включает: фейк, фактоид, искаженную научную информация, неточные или неполные научные данные, фактологические ошибки, ошибки в использовании научных терминов, ошибки иллюстративного материала, ошибки объективных и персональных данных. Типология ошибок способствует определению основных объектов проверки и параметров фактчекинга. Представленная типология может быть универсальной для различных научных тематик, но одновременно она является открытой для корректировок и внесения новых актуальных позиций (например, фрагменты текста, сгенерированные ИИ как новый объект фактчекинга), а иерархия и процентное соотношение типов ошибок будет варьироваться в зависимости от специфики объекта научного исследования.

Среди маркеров недостоверной научно-популярной информации можно выделить отсутствие автора публикации, ссылок на научные источники данных и результаты исследований, кликбейтные заголовки, некорректное использование терминов и понятий, упрощенный язык публикации, некорректное использование иллюстративного материала. В работе с научными данными единственным достоверным источником информации могут быть авторы исследований – ученые, научные коллективы или их публикации, а также авторитетные научно-популярные издания и отдельные авторские каналы коммуникации, признанные научным сообществом.

 

---

Примечания

1. Олексюк И. Месть мумии: алтайская принцесса покарала потревоживших ее исследователей // Комсомольская правда. 2015. Нояб., 25. Режим доступа: https://www.alt.kp.ru/daily/26912.7/3957907/
2. Там же.
3. Жизнь и смерть «Алтайской принцессы»: путь к небесным пастбищам // Наука из первых рук. 2014. Сент., 24. Режим доступа: https://scfh.ru/papers/put-k-nebesnym-pastbishcham/
4. Там же.
5. Савелов А.А. Жизнь и смерть «Алтайской принцессы» // Наука из первых рук. 2014. Сент., 29. Режим доступа: https://scfh.ru/papers/zhizn-i-smert-altayskoy-printsessy/
6. Принцесса Укока из Республики Алтай // Живой журнал. 2013. Июнь 08. Режим доступа: https://masterok.livejournal.com/1043142.html
7. Там же.
8. Там же.
9. «Принцессу Укока» подменили «амазонкой» // Наука из первых рук. 2015. Февр., 13. Режим доступа: https://scfh.ru/news/printsessu-ukoka-podmenili-amazonkoy/
10. Амазонка Укока «поменяла» пол // Наука из первых рук: 2015. Нояб., 30. Режим доступа: https://scfh.ru/news/amazonka-ukoka-pomenyala-pol-novye-dannye-paleogeneticheskikh-issledovaniy-nositeley-pazyrykskoy-kul/
11. Ученые «открыли личико» мумии знаменитой «принцессы Укока» // Банкфакс: 2022. Апр., 07. Режим доступа: https://www.bankfax.ru/news/147846/ (дата обращения: 15.04.2022)
12. Lindsay J.A., Boghossian P., Pluckrose H. Academic Grievance Studies and the Corruption of Scholarship. Areo. Available at: https://areomagazine.com/2018/10/02/academic-grievance-studies-and-the-corruption-of-scholarship/
13. Belluz U. Why so many of the health articles you read are junk. Vox. 2014. 10 December. Available at: https://www.vox.com/2014/12/10/7372921/health-journalism-science
14. Как научные пресс-релизы порождают фейки // Theory&Practice. Режим доступа: https://theoryandpractice.ru/posts/17488-kak-nauchnye-press-relizy-porozhdayut-feyki

 

Библиография

Баканов Р.П. Становление распространения научного знания в России XVIII-XX веков// Информационное поле современной России: практики и эффекты: сб. статей XI международной научно-практической конференции. 2014. С. 22–40.

Бейненсон В.А. Проверка достоверности информации в условиях новых медиа: проблемы и возможности // Журналистика в системе альтернативных источников информации: сборник материалов научной конференции кафедры журналистики. Н. Новгород: Национальный исследовательский Нижегородский гос. ун-т им. Н.И. Лобачевского, 2017. С. 79–89.

Белоедова А.В. О фактах и фактоидах в современных журналистских текстах // Научные ведомости. Серия Гуманитарные науки. 2015. № 24 (221). Вып. 28. С. 89–94.

Ваганов А.Г. Закономерности исторической динамики научно-популярного жанра // Наука и школа. 2016. № 1. С. 162–168.

Ваганов А.Г. Спираль жанра: от «народной науки» до развлекательного бизнеса. История и перспективы популяризации науки в России. М.: URSS: Ленанд, 2021.

Гуськова С.В., Шестерина А.М. Технология распространения фейковых новостей в массмедиа и способы их верификации: лингвистический аспект // Неофилология. 2023. №9 (3). С. 618–629. DOI: 10.20310/2587-6953-2023-9-3-618-629

Журавлев Н.И. Особенности распространения научной информации в условиях кризиса // Коммуникации. Медиа. Дизайн. 2022. Т. 7. № 3. С. 98–128.

Зуйкина К.Л., Соколова Д.В. Особенности идентификации фейковых новостей молодёжной аудиторией // Вестник Томского государственного университета. Филология. 2021. № 71. С. 222–240.

Иншакова Н.Г., Панкеев И.А. О фактчекинге сетевых научных публикаций // Научно-техническая информация. Серия 1: Организация и методика информационной работы. 2022. № 11. С. 32–37. DOI: 10.36535/0548-0019-2022-11-3

Иссерс О.С. Медиафейки: между правдой и мистификацией // Новые медиа в России: исследование языка и коммуникативных процессов. Омск, 2017.

Лазаревич Э.А. Популяризация науки в России. М.: Изд-во МГУ, 1981.

Лазутина Г.В. Основы творческой деятельности журналиста: учебник для студентов вузов. М.: Аспект Пресс, 2007.

Лапина И.Ю. Научно-популярное телевидение: драматургия мысли. М.: Аспект Пресс, 2007.

Распопова С.С. Фактчекинг как формат саморегулирования медиасообщества // Известия Уральского Федерального университета. Серия 1: Проблемы образования, науки и культуры. 2021. Т. 27. № 4 С. 36–41.

Рысакова П.И. Стратегии научной популяризации в цифровой среде // Медиалингвистика. 2022. Т. 9. № 4. С. 309–329.

Соколова Д.В. Специфика фактчекинга в цифровой среде // Век информации. 2018. №2-1. С. 231–232.

Тертычный А.А. Методы популяризации научного знания в современных СМИ // Информационное поле современной России: практики и эффекты: сб. статей XI международной научно-практической конференции. 2014. С. 330–337.

Тертычный А.А. Быть ли научно-популярной журналистике? // Вестник Воронежского государственного университета. Серия: Филология. Журналистика. 2013. № 2. С. 212-217.

Щелкунова Е.С. Публицистический текст в системе массовой коммуникации: специфика и функционирования. Воронеж: Изд-во «Родная речь», 2004.

 

Allcott H., Gentzcow M. (2017) Social Media and Fake News in the 2016 Election. Journal of Economic Perspectives 31 (2): 211–236. DOI: 10.1257/jep.31.2.211

Bertin P., Nera K., Delouvee S. (2020) Conspiracy beliefs, chloroquine, and the rejection of vaccination: A conceptual replication-extension in the COVID-19 pandemic context. Frontiers in Psychology. DOI: 10.31234/osf.io/rz78k

Borden S.L., Tew C. (2007) The Role of Journalist and the Performance of Journalism: Ethical Lessons From “Fake” News (Seriously). Journal of Mass Media Ethics. DOI: 10.1080/08900520701583586

Balashova Y.B. (2019) Traditions of Science Mediatization in Russia in a Global Context. Cambridge, UK: Cambridge Scholars Publishing.

Kitsa M. (2021) Media as a Source of Popular Science Information during COVID-19 Pandemic. Slovak Republic International Journal of Media and Information Literacy. 6 (1): 119–128. DOI: 10.13187/ijmil.2021.1.119

Liang W., Izzo Z., Zhang Y., Lepp H. et al. (2024) Monitoring AI-Modified Content at Scale: A Case Study on the Impact of ChatGPT on AI Conference Peer Reviews. ArXiv. DOI: 10.48550/arXiv.2403.07183

Marchi R. (2012) With Facebook, Blogs, and Fake News, Teens Reject Journalistic “Objectivity”. Journal of Communication Inquiry 36 (3). DOI: 10.1177/0196859912458700

Porter E., Wood T.J. (2021) The global effectiveness of fact-checking: Evidence from simultaneous experiments in Argentina, Nigeria, South Africa, and the United Kingdom. Proceedings of the National Academy of Sciences 118 (37). DOI:10.1073/ pnas.2104235118

Pennycook G., Rand D.R. (2021) The Psychology of Fake News. Trend in Cognitive science 25 (5): 388–402. DOI: 10.1016/j.tics.2021.02.007

Pratkanis A., Aronson E. (2001) Age of Propaganda: The Everyday Use and Abuse of Persuasion. Holt Paperbacks.

Prom N.A. Linguistic model for analysis of manipulative factoid // Вестник Российского нового университета. Серия: Человек в современном мире. 2020. № 3. С. 100–104. DOI: 10.25586/RNU.V925X.20.03

Rödder S., Franzen M., Weingart P. (2012) The Sciences’ Media Connection – Public Communication and its Repercussions. London, New-York: Springer. DOI: 10.1007/978-94-007-2085-5

Rybinok E. A., Muzykant V.L. (2024) Fact-checking tools for Different Countries and Cultures: a Universal Approach. Vestnik MIRBIS 1:173–179. DOI: 110.25634/MIRBIS.2024.1.19

Sсhafer M. (2021) Science Journalism and Fact cheking. Journal of Science Communication. DOI: 10.22323/2.10040302

Silverman С. (2015) Lies, Damn Lies and Viral Content. Tow Center for Digital Journalism, Columbia University. DOI: 10.7916/D8Q81RHH

Siwakoti S., Yadav K., Bariletto N., Zanotti L., Erdogdu U., Shapiro J.N. (2021) How COVID Drove the Evolution of Fact Cheking. Harvard Kennedy School Misinformation Review 2 (3). DOI: 10.37016/mr-2020-69

Tambini D. (2017) Fake news: public policy responses. LSE Media Policy Project Series. London: London School of Economics and Political Science. Available at: https://eprints.lse.ac.uk/73015/1/LSE%20MPP%20Policy%20Brief%2020%20-%20Fake%20news_final.pdf (accessed: 20.12.2024).

Weingart P. (2022) Trust or attention? Medialization of science revisited. Public Understanding of Science 31 (3): 288–296.