Аpollon Grigor'ev and V. Belinsky: the Question of Ideas Continuity in Literary Criticism in 1840s-1850s
К 200-летию со дня рождения В.Г. Белинского
Иванова Любовь Дмитриевна
кандидат филологических наук, доцент кафедры истории журналистики департамента «Факультет журналистики» ИГНИ (Иститута гуманитарных наук и искусств) УрФУ, ivanovald@mail.ru
Lyubov D. Ivanova
PhD in philology, Associate Professor at the chair of history of journalism, Journalism Department, Institute of humanities and arts, Ural Federal University, ivanovald@mail.ru
Аннотация
В статье рассмотрено влияние воззрений В.Г. Белинского на творчество А.А. Григорьева, автора «органической критики» – оригинального метода анализа художественных явлений. Показано, как менялось отношение Аполлона Григорьева к творческому наследию своего предшественника на разных этапах творческого становления – от явного подражания в сороковые годы до серьезной критики отдельных положений в конце 1850-х – начале 1860-х гг. В статье обозначены как заимствованные идеи (принцип историзма, защита свободы личности, внимание к национальным началам, связь мировоззрения художника с обстоятельствами его жизни, признание социальной роли театра и литературы), так и те, которые яростно отрицались А. Григорьевым как ошибочные (социальный детерминизм, стремление использовать искусство и литературно-художественную критику в политических целях).
Ключевые слова: «органическая критика», «реальная критика», принцип историзма, критика социального детерминизма, принцип художественности, творческая интуиция, органическое восприятие действительности, мировоззрение художника, типизация, народность.
Abstracts
The article considers the influence of V. Belinsky’s views of on A. Grigor'ev works, the author of ?organic criticism? ? an original method of analysis of the art phenomena. The author of the paper shows how Apollon Grigor'ev’s attitude to the creative heritage of his predecessor transformed at different stages of his creative life ? from obvious imitation in the 1840s to serious critic of different statements at the end of the 1850s ? the beginning of the1860s years. The article outlines both borrowed ideas (the historicism principle, protection of personal freedom, attention to the national roots, connection of the artist’s worldview with the circumstances of his life, a recognition of the social role of the theatre and literature etc.), and views that were furiously denied by A.Grigor'ev (social determinism, aspiration to use art and literary criticism for political purposes).
Key words: ?organic criticism?, ?real criticism?, historicism principle, criticism of social determinism, principle of artistry, creative intuition, organic perception of reality, worldview of an artist, type, nationality (national character).
В. Белинский оказал серьезное воздействие на журналистику 1840–1860-х гг. Особенно ярко и своеобразно его идеи преломились в творчестве Аполлона Григорьева, автора оригинальной концепции «органической критики», представляющей собой синтез всего ценного, что было выработано и критиками-реалистами, и представителями так называемой «теории искусства для искусства».
Сам Аполлон Григорьев неоднократно указывал на явную преемственность идей великого критика в своем творчестве, считая эстетическую позицию раннего Белинского (до 1844 г.) предтечей своих «органических воззрений»1.
Особенно сильным это влияние было в 1840-е гг., когда Ап. Григорьев только начал заниматься литературной деятельностью и когда, по его собственному признанию, в журналистике особенно могущественным был «голос великого борца» Виссариона Белинского, «вместе и узаконивающий и пришпоривающий стремления и неясные гадания эпохи»2.
Впечатленный статьями своего современника-публициста, молодой критик позитивно оценивает появление произведений «натуральной школы», а благодаря им и новое качество в русской литературе – защиту прав личности: «...сознание значения каждой мелкой личности слышится и в сухой иронии, с которой Гоголь чертит образ Акакия Акакиевича, и в письмах Макара Алексеевича Девушкина, и претензии Голядкина старшего, которая доводит его наконец до сумасшествия», – пишет он в первой статье цикла «Русская драма и русская сцена»3.
Григорьев приветствует «апотеозу» личности и как характерную особенность критики первой половины 1840-х гг. Он пишет о «высоком значении обыкновенной, повседневной жизни», требует, чтобы в искусстве изображалось «общество, живущее своими, какими бы то ни было, но дельными интересами, общество, насквозь проникнутое прозаизмом»4. От писателя он ожидает повышенного внимания к прозе жизни, развенчивает романтический идеализм: «...Не смешон ли, не жалок ли человек, который среди общего стона слышит свою песню, среди страшных общественных явлений обделывает с величайшим старанием свою маленькую статуйку и любуется ею, когда кругом него страшные, бледные, изнуренные голодом лица?»5. Эти высказывания явно навеяны статьями Белинского 1840-х гг.
Не без влияния великого критика складывались и воззрения Ап. Григорьева первой половины 1850-х гг. Его критические суждения этого периода явно перекликаются с размышлениями Белинского о сущности творчества, о соотношении личности творца и общества, о проявлении натуры художника в созданных им произведениях (бессознательно или сознательно творит художник, может ли произведение быть выше «личности производителя» и т.д.). Отдельные положениями теории творчества Белинского молодой критик развивает, но некоторые из них вызывают его яростный протест.
Так, Ап. Григорьев вслед за своим предшественником признает способность истинного художника создавать типы – «общие, отрешенные образы»; оценивая художественную сторону литературных произведений, обращает внимание не только на социальные, но и на нравственно-психологические характеристики героев. В теоретических построениях Белинского его привлекают идеи о гармоничном человеке, о единстве мысли и чувства в волевой деятельности, мысль о страсти как источнике всякой плодотворной работы. Вслед за «неистовым Виссарионом» Григорьев неоднократно заявляет о необходимости для художника «прочного, твердого, осознанного миросозерцания». Правда, у Белинского под мировоззрением понимались в основном идейные убеждения, определяемые «законами общественной жизни, действующими вне и независимо от воли людей», а у основателя «органической критики» это был сложный социально-этический комплекс представлений, часто противоречивых в силу непредсказуемости человеческой натуры.
Интересен факт одинаковой трактовки содержания понятия «свобода воли» в творческом наследии Ап. Григорьева и В. Белинского. Нельзя отождествлять свободу со своеволием, утверждал Белинский и в качестве примера приводил случай с поэтом А.И. Полежаевым. («Освобождение от предрассудков он счел освобождением от всякой разумности и начал обожать эту буйную свободу... – и только в минуты душевной муки понимал он, что то была не свобода, а своеволие, и что наиболее свободный человек есть в то же время и наиболее подчиненный человек»6). Характерно, что этот же пример приводит и Григорьев, когда рассуждает о зле «байронизма» (причем непосредственно в тексте особо подчеркивает свою солидарность с трактовкой Белинского). Он тоже обращает внимание на оборотную сторону своеволия – страдание как расплату за излишнюю гордость7. Подобных совпадений с трудами критика-классика в работах Ап. Григорьева довольно много, что, несомненно, свидетельствует о явной преемственности их воззрений.
Ссылаясь на теоретические суждения и практическую деятельность Белинского, Аполлон Григорьев обосновывает необходимость следования принципу «историзма» в литературно-художественной критике, позволяющему через анализ явлений художественной жизни выявить особенности конкретной исторической эпохи. Оценивая русскую литературу 1850-х – 1860-х гг., сам придерживается принципа историко-типологического изучения литературных явлений, согласно которому литературное движение эволюционирует не линейно (из отдельных периодов и эпох), а синкретично, складываясь из определенных направлений (течений) художественной мысли, которые развиваются в тесном взаимодействии друг с другом.
Как и Белинского, Григорьева интересовало проявление в искусстве глубинных национальных начал, без которых, по его мнению, невозможно творчество, невозможно развитие. Защищая и развивая идею «истинной народности» и как основы для дальнейшего развития нации в целом и как одного из ведущих принципов в критике и искусстве в целом, он опирался на теоретические положения критика-демократа.
По мнению самого Ап. Григорьева, высказанного им в статье «Народность и литература» (Время. 1861. № 2), именно западник Белинский в последние годы жизни – в период намечающегося душевного перелома, «совершению которого воспрепятствовала смерть», – был близок к правильному пониманию народности. Тем не менее основатель «органической критики» находил в теоретических построениях своего предшественника и явные нестыковки. Так, Григорьеву импонировала защита Белинским проявлений того, что мы сегодня называем национальной ментальностью, но не могли не вызвать нареканий суждения о человеке как «гражданине мира» – «космоса», а о русском народе – как выразителе одной из сторон жизни всего человечества (что было отзвуком увлечения Белинского гегельянством). Как считал Григорьев, народное в духе этих представлений значило «общечеловеческое», причем имелась в виду в основном социально-общественная сторона жизни человека. Поскольку основатель «органической критики» придерживался концепции морально-нравственного усовершенствования, такая позиция не могла не вызвать его ярого протеста. И в противовес Белинскому он строил свою теорию народности на самых глубоких основах славянофильства (хотя и критиковал его за проявления ортодоксальной религиозности, за подавление личности «общинностью») – нравственных идеалах христианского общежития, пытаясь доказать, что народность – это в первую очередь нравственно-этические основы жизни народа как нации.
Нельзя не отметить, что именно Ап. Григорьев, позаимствовав у своего предшественника понравившиеся суждения о русском национальном характере, развил их. Личность есть результат воздействия не только современной ему эпохи, но и вневременного общекультурного национального феномена под общим названием «народность» – это положение является центральным в концепции личности Григорьева в 1860-е гг. Именно в этот период ведущим критерием оценки литературных образов с точки зрения типологии личности становится для него степень их соответствия так называемому «национальному типу», разработке которого он посвятил не одну работу.
В целом для статей Ап. Григорьева конца 50-х – начала 60-х гг., посвященных проявлению национального начала в искусстве, характерна апология высших нравственных ценностей. Вероятно, это было вызвано желанием противостоять идеям материализма и утилитаризма, все более укрепляющим свои позиции среди мыслящей молодежи, а также пропаганде идей общественного служения в творчестве журналистов-реалистов, явных преемников Белинского в литературной критике тех лет. Основатель «органической критики», страдая от собственной духовной невостребованности, мучительно ищет те главные – глубоко национальные, спасительные для «заблудившейся» страны начала, которые, по его мнению, могли бы противостоять натиску чужеродных идей, разрушающих целостность народного организма, ведущих к социальной напряженности и душевному разладу. Правда, следует отметить, что в публицистике Григорьева этого периода уже заметны колебания в определении того, насколько сильны эти сущностные начала. Критик словно сам осознает, как хрупка его опора. В статье «Взгляд на русскую литературу со смерти Пушкина» появляется тезис о разъединенности народного сознания, которая произошла под мощным воздействием прозападных настроений еще в эпоху Петра.
Именно в этот период усиливается негативное отношение Григорьева не только к так называемой «исторической критике», основоположником которой признан современниками Белинский, но и к отдельным теоретическим положениям ее основателя.
С точки зрения автора «органической критики», например, именно переоценка Белинским идейного, просветительского воздействия искусства на общество в ущерб нравственному воспитанию (а это, по мнению Григорьева, истинная цель любого творчества) и привела в итоге к пропаганде принципов натуральной школы с ее ярко выраженным социальным детерминизмом, выразившимся в стремлении объяснять мотивацию поступков героев литературных произведений общественными условиями их существования. Для Ап. Григорьева была неприемлема мысль В.Г. Белинского, рефреном проходящая через статьи второй половины 40-х гг., о том, что как бы сильна ни была натура, человек не в состоянии долго противиться впечатлениям окружающего мира.
Понятна и вполне объяснима суть разногласий Ап. Григорьева с основоположником теории реализма в искусстве по одной из важных позиций литературно-художественной критики, непосредственно касающейся методологии анализа явлений художественной жизни. Но, на наш взгляд, в их представлениях о сущности художественного творчества, о влиянии жизненных обстоятельств на мировоззрение художника все же гораздо больше общего, нежели различного.
Вместе с тем нельзя не отметить, что в отличие от Белинского и особенно его последователей, представляющих революционно-демократическое направление в журналистике, делающих акцент на общественное служение искусства и критики, Ап. Григорьев вместе с критиками-эстетиками вошел в историю как представитель альтернативного идейно-эстетического течения, отстаивающего свободу искусства от каких-либо внешних воздействий. Правда, так до конца и не прояснен вопрос: это была защита от кого и от чего?
В первую очередь Ап. Григорьев защищал право искусства быть свободным от политических влияний, а журналы – от требования являться органами «известных партий», «известного убеждения». До конца дней он боролся за возможность творить, сообразуясь с творческой интуицией, проявлением божественного начала, воплощенного в творческом даре, особо чутком отношении художника к действительности – в соответствии с влечениями сердца, а не под давлением той или иной «голо-логической теории», иначе – идейных установок.
Заслуга Ап. Григорьева в том, что он одним из первых в русской критике поставил вопрос о внутренних – экзистенциальных – резервах личности.
Как и у Белинского, главной тенденцией его творчества было отстаивание достоинства человека, очутившегося в нечеловеческих обстоятельствах. Но, признавая влияние среды на психологию личности, автор «органической критики» тем не менее указывал на возможность индивидуального сопротивления такому воздействию при опоре на внутренние – нравственные – резервы самой личности и на тот нравственный инстинкт, который заложен в ней от рождения, на природное нравственное чувство, изначальные понятия добра и зла. Более того, в такой нравственной борьбе он видел долг каждой сформировавшейся личности. Это положение и стало базисом представлений Ап. Григорьева о средствах переустройства общества – не путем социальных потрясений, а на основах нравственного перерождения, духовного самосовершенствования.
Для него важна была не проблема выживания человека в невыносимых условиях, что было в целом характерно для традиции революционно-демократической критики, основоположником которой был Белинский, а проблема выявления и сохранения неповторимости личности – во всей совокупности индивидуальных черт.
Как видим, Ап. Григорьев весьма своеобразно интерпретировал некоторые положения Белинского. С некоторыми из них он был согласен, более того, развил их, с какими-то постоянно полемизировал, со страстью отстаивая дорогие его сердцу убеждения. Одно несомненно – это не прямое заимствование, это органическая переработка того ценного, что критик находил у своего предшественника. В этом и проявлялась преемственность традиций – главное условие действенности той или иной теории.
Русский
English