Languages

You are here

Лубок как средство массовой информации и межкультурной коммуникации Швеции XVII–ХIХ вв.

Научные исследования: 
Авторы материалов: 

Popular Print as a Mass Medium and a Means of Intercultural Communication in Sweden in the 17th − 19th centuries

Новицкая Ирина Яновна

кандидат филологических наук, младший научный сотрудник лаборатории по изучению зарубежной печати факультета журналистики МГУ, novija@yandex.ru

Irina Ya. Novitskaya

PhD, Junior Researcher at the Laboratory for Studies of Foreign Press, Faculty of Journalism, Lomonosov Moscow State University, novija@yandex.ru

 

Аннотация

Цель статьи – проследить историю развития шведского лубка, оказавшего влияние на разные пласты шведской культуры, в том числе и на средства массовой информации. Шведский лубок XVII–ХIХ вв. стал фактически средством межкультурной коммуникации, причем как кросскультурной, так и коммуникации между различными микрокультурами в составе материнской культуры страны. Эта проблема прежде не исследовалась ни в России, ни в Швеции, исследование проводилось в основном на оригинальных шведских текстах. В статье на примере лубка рассмотрен также лингвистический аспект межкультурной коммуникации. Можно сказать, что лубок прежних времен был основной субкультурой Швеции, мощной объединяющей силой для всего шведского общества.

Ключевые слова: народная словесность, межкультурная коммуникация, субкультура, «баллада-газета», вербальные и невербальные средства народного общения.

 

Abstract

The article aims to trace the history of Swedish popular print, which influenced different layers of Swedish culture including the media. Swedish popular print of the 17th – 19th centuries was in fact a means of intercultural communication encompassing both cross-cultural one and communication among the various microcultures which composed the mother culture of the country. This issue has not been developed either in Russia or in Sweden, the study was mostly based on original Swedish texts. On the example of popular print, the author also considers the linguistic aspect of intercultural communication. It could be said that popular print of the old times was the major Swedish subculture, a powerful unifying force for the whole of Swedish society.

Key words: folk literature, intercultural communication, subculture, “ballad newspaper”, verbal and non-verbal means of folk communication.

 

В Швеции с самого начала книгопечатания возникла тесная взаимосвязь между литературой книжной и литературой народной. Можно сказать, что два этих типа литературы находятся в состоянии постоянной межкультурной интеракции, обогащая друг друга идеями и художественными средствами.

Народная литература или вернее народная словесность, развившаяся в Швеции в XVII в. как часть массовой культуры шведского народа, была представлена народными книгами (швед. − folkböcker), первые печатные экземпляры которых стали появляться в этой стране с XVI в. Отличительной чертой народной словесности Швеции являлось то, что она совмещала в себе характерные черты и особенности как народного творчества, так и книжной литературы.

В народной словесности выделялись три направления: 1) лубок – дешевое, «копеечное» издание (швед. − skillingtryck), объемом, как и шведская газета тех времен, от четырех до восьми страниц; 2) кольпортажная литература (от франц. colporter – «носить на воротнике, на шее»), распространявшаяся разносчиками; 3) литература тривиальная.

Нас интересует, прежде всего, лубок, который не только стал средством межкультурной коммуникации Швеции XVII–ХIХ вв., но и средством коммуникации между различными микрокультурами в составе материнской культуры родной страны, поскольку оказал влияние на разные сословия и, соответственно, на разные пласты шведской культуры.

Первоначально лубки представляли собой яркие, красочные качественные и достаточно дорогостоящие картинки, украшавшие дома аристократии и богатых купцов. Затем лубок «демократизировался», удешевился, потерял в художественном качестве изображения, но обрел приоритет в количестве, так как издавался большими тиражами и по-прежнему служил украшением жилищ − только теперь уже беднейших слоев населения. Когда лубочная картинка перестала быть раритетом, а стала предметом массового распространения, функции ее значительно расширились. Основной функцией лубочной картинки стала функция информационная. Это была информация о незнакомых городах и странах, о животном и растительном мире планеты, о важных исторических событиях прошлого, о мифологии различных народов. Снабженная яркой картинкой, информация становилась более наглядной.

Позднее необходимость в лубочной картинке отпала, так как ее с успехом заменили открытки и плакаты. Основным источником информации стали газеты и журналы, большинство из которых в XIX в. уже выходило с иллюстрациями, хотя подчас и не столь красочными, как лубок.

Другими важнейшими функциями лубка были функции назидательная и учебно-просветительская, ведь все лубки снабжались четкими надписями, сделанными крупными буквами, так что простой народ учился по лубочным картинкам читать. Так путем обучения всего населения малой страны создавалась широкая читательская аудитория, необходимая для развития издательского дела. По мере расширения грамотности в стране возникла необходимость в более обширном текстовом контенте и появилась лубочная книжка, которая тоже печаталась с яркими иллюстрациями и стала подлинным достоянием масс. Таким образом, «лубки соединяли в себе качества газеты и плаката, картины и книги, играя немалую роль в просвещении простого народа»1.

Дешевая лубочная книжка, тем не менее, сохранила свой эстетически-познавательный, назидательный и развлекательный характер и сыграла весомую роль в межкультурной коммуникации, прежде всего потому, что уже в самых ранних лубочных изданиях с начала XVII в. и до середины XVIII в. печатались переводы средневековых поэм и баллад − таких, как «Император Октавиан», «Мелюзина», «Елена Антония из Константинополя», восточных сказок и новелл, как, например, «Семь мудрых мастеров». Эти произведения отнюдь не являлись примитивным, развлекательным «чтивом», хоть и не были лишены развлекательности.

По сути дела они информировали массового читателя о том, что происходило в литературе зарубежных стран, и приобщали к ней читателя.

Рис. № 1. Лубочная картинка 1824 г. «Прекрасная Мелюзина», представляющая сцену, когда бедный муж тайком видит свою жену в облике змеи.

Печатались в лубочных книжках и лучшие образцы средневековой литературы Швеции – поэмы и баллады, которые прежде были доступны лишь академически образованным читателям из высших и средних слоев общества. Транслируя из более высоких слоев общества в более низкие сюжеты произведений, имевших распространение в академической литературе родной страны и в литературе мировой, народная лубочная книжка являлась важным средством межкультурной коммуникации, представляющей собой, по определению профессора А.П. Садохина, «совокупность разнообразных форм отношений и общения между индивидами и группами, принадлежащими к разным культурам»2. В нашем случае − и к субкультурам также.

Однако следует отметить, что в данной статье мы исследуем, прежде всего, формы «отношений и общения между индивидами и группами», принадлежавшими к разным субкультурам внутри своей страны, а не к культурам межнациональным, хотя и межнациональный аспект взаимодействия культур нами также затронут.

Важнейшую роль в межкультурной коммуникации Швеции начиная с периода Средневековья играла церковь. Шведская церковь и монастыри становились крупными очагами культуры. В монастыри прибывала небогатая шведская молодежь обоих полов. В монастырях молодые люди обучались грамоте, получали хорошее образование. Кроме того и у мужчин, и у женщин была отличная возможность получить в монастырях специальность. При монастырях жили светские мастера, причем нередко из разных стран: строители, художники, скульпторы, музыканты, литераторы, медики, швеи и златошвейки, не только выполнявшие свои профессиональные обязанности, но и обучавшие профессии молодежь. Получившие образование молодые люди становились строителями и врачами, поэтами и писателями, музыкантами и художниками. Многие из них обучались в церквях и монастырях различным наукам, получали стипендии в зарубежных университетах, из которых возвращались на родину «учеными мужами».

Рис. № 2. Изображение в церкви Брюнбю (провинция Сконе), на котором отчетливо видны женщины-строители.

 

Из числа живших при монастырях женщин выходили не только монахини, но и отличные помощницы лекарей (которых впоследствии стали называть сестрами милосердия), бело- и златошвейки, писательницы, певчие в церковном хоре и т.д. Причем в шведских монастырях женщинам не запрещалось получать «мужские» специальности. Так, немало сильных и ловких шведских женщин работало на строительстве храмов и церквей. Об этом рассказывают сюжеты настенной росписи старинных церквей, сохранившейся до наших дней.

В монастырях существовали писчие приказы, где еще до изобретения Иоганном Гуттенбергом печатного станка создавались и переписывались различные книги. Стоимость таких книг была необыкновенно высокой, поэтому они были доступны лишь обитателям монастырей. С началом эры книгопечатания печатная продукция значительно подешевела, однако книги по-прежнему были доступны далеко не всем. В XVIII в. с распространением в Швеции лубка проблема дешевых и доступных изданий была в значительной степени решена. В лубочных вариантах выходили религиозные произведения: Псалтирь, Катехизис, церковные проповеди, написанные стихами и переложенные на музыку религиозные псалмы, сопровождавшие человека буквально «с рождения до смерти»3; учебники и хрестоматии: «Книга для чтения в Народной школе» (1868 г.); рассказы из всемирной и отечественной истории; сказки; песни, в том числе игровые; пословицы и поговорки.

 

Рис. № 3. Дешевая народная книга – Малый Катехизис Мартина Лютера, по которому обучались грамоте простые люди Швеции. Катехизис, по словам шведских критиков, сопровождал их соотечественников буквально от рождения и до могилы.

Охватив сферу религии и образования, лубок значительно расширил ареал субкультурных связей в тогдашнем шведском обществе, привнеся нормы и систему поведения, образ жизни и ценности образованных слоев общества − в первую очередь духовенства − в слои с более низкой духовной культурой и с более низким образовательным уровнем.

Важнейшим фактором в развитии межкультурных связей явилось широкое распространение в стране сказок, связавших воедино не только различные слои общества, но и различные возрастные категории. Причем множество сказок печаталось именно в дешевых лубочных изданиях. Это совсем не означало, что лубочные издания сказок предназначались прежде всего для детской читательской аудитории. Сказки в Швеции в прежние времена были не только и не столько достоянием детей, сколько достоянием людей всех возрастов. В каждой провинции Швеции жили свои выдающиеся сказители, пользовавшиеся заслуженной славой не только на своей «малой родине», но и в своей стране. Послушать таких сказителей сходились и съезжались со всех окрестностей крестьяне, помещики, дети и тех и других, батраки и слуги. Приезжали на эти «сходы» и люди издалека. Рассказывание сказок при массовом стечении народа было сродни театральному представлению, в котором все присутствующие ощущали себя не только слушателями, зрителями, но и участниками. Сказки и легенды, приобщая людей к истории и фольклору родного края, были так же, как и песенное творчество, своеобразным средством не только межсословной, но и межвозрастной коммуникации, позволявшей сохранять культуру поколений.

Широкое распространение сказки в Швеции, которому в значительной степени способствовал лубок, имело огромное значение не только для коммуникации отечественных субкультур, но и для коммуникации межнациональной. На это свойство народной сказки обращал пристальное внимание Владимир Пропп: «Каждый народ имеет свои национальные сказки, свои сюжеты. Но есть сюжеты и другого рода – сюжеты интернациональные, известные на всем земном шаре или хотя бы группе народов. Замечательно не только широкое распространение сказки, но и то, что сказки народов мира связаны между собой. До некоторой степени сказка – символ единства народов»4.

То, что сказка является символом единства народов, важнейшим средством межкультурной коммуникации, можно проследить на примере шведского лубка, в котором с 1750 г. и до конца XVIII в. преобладают анонимные переработки сказок Шарля Перро, по сей день популярных также и в России: «Золушка», «Кот в сапогах», «Синяя Борода» и др. С 1820 г. в лубочной литературе публикуются переработки сказок братьев Гримм: «Золотая птица», «Принцесса Белоснежка», «Принц Камбала», которые прекрасно «сосуществуют» с нелубочными, литературными переложениями сказок братьев Гримм. Шведские пересказы норвежских народных сказок, собранных П. Асбьёрнсеном и Й. Му, также нашли свое место в народной литературе. Их было удобно печатать в лубочных изданиях ввиду их малого объема. Более длинные прозаические сочинения печатались в нескольких лубочных книжках, как и художественные произведения в газетных приложениях.

К числу сказок, являющихся «символом единства народов», относится и сказка «Золушка». Помимо перевода сказки Ш. Перро, в Швеции имелся и свой аналог этой сказки − народный, вернее, даже целых два: «Золушка» из Эстеръётланда и «Золотой башмачок» из северного Смоланда, главным действующим лицом которых была бедная падчерица, по имени Золушка. Причем традиционное развитие действия, заканчивавшегося свадьбой Золушки и принца, имеет только одна сказка – «Золотой башмачок».

 

Рис. № 4. Рисунок Эйнара Норелиуса к шведской народной сказке «Золотой башмачок», вошедшей в собрание сказок известных фольклористов: шведа Гуннара Улофа Хюльтен-Каваллиуса и англичанина Джорджа Стефенса.

 

Но даже эта традиционная сказка по сюжету отличается от сказки Перро. Здесь Золушка не просто падчерица злой мачехи, но падчерица-принцесса, как в русской сказке, послужившей основой для создания А.С. Пушкиным «Сказки о мертвой царевне и семи богатырях», которая, в свою очередь, перекликается со сказкой «Белоснежка и семь гномов». Кроме того в смоландской сказке имеются лютеранские напластования нового времени: чужеземный принц, приехавший в страну, где живет Золушка, собирается выбрать себе невесту в церкви, во время воскресной мессы, а не на балу, как во французском варианте. Далее в смоландском варианте Золушке помогает собираться в церковь не фея, а щука, которая выныривает из водоема, когда Золушка пытается набрать в нем воды. Эта щука и является исполнительницей Золушкиных желаний, как в русской сказке «По щучьему веленью». Наряды, в которых Золушка появляется в церкви, она получает не по мановению волшебной палочки, а сама идет по лесу на вершину горы, где в дупле векового дуба находит платье, а потом сама седлает стоящего возле дуба коня и едет в церковь. Таким образом, здесь налицо реалии крестьянской жизни Швеции. А элемент сказки, когда главная героиня получает по очереди три прекрасных платья – серебряное, как луна, золотое, как солнце, и бриллиантовое, блистающее, как небесный свет, – встречается в одной из португальских народных сказок. Так что можно с полным правом сказать, что шведский лубок действительно пропагандировал «символ единства народов» и стал подлинным средством массовой информации и межкультурной коммуникации прошлых времен.

Говоря о значении шведского лубка для межкультурной коммуникации, нельзя не рассмотреть подробнее лубочное песенное творчество, сыгравшее важную роль в коммуникации микрокультур, то есть субкультур различных сословий Швеции. Песенное творчество, как и сказочное, также служило важнейшей информационной и объединяющей силой общества.

В коммуникации субкультур сословного общества, каковым было в рассматриваемое нами время общество Швеции − общество неоднородное, где жизнь, быт, традиции, обряды, культурная идентификация представителей разных сословий значительно отличались друг от друга по сравнению с сегодняшним однородным обществом, с его единой культурой, едиными нравственными ценностями, имели место те же процессы, что и в межкультурной коммуникации. Во времена сословной общественной организации различия между отдельными сословиями были столь существенны, как если бы речь шла о разных этнокультурах. Поэтому часто представителям одного сословия из разных стран мира было легче общаться между собой, чем с представителями иного сословия своей страны. Эту межсословную дистанцию очень ярко показал Август Стринберг в драме «Фрёкен Жюли» на примере пары, в которой женщина из дворянского сословия и мужчина из крестьян не смогли обрести личного счастья из-за несоответствия жизненных идеалов, целей и приоритетов, из-за огромных культурных различий.

 

Рис. № 5. Анонимная гравюра на меди конца XVIII в., на которой представлен один из питейных клубов Стокгольма в годы правления короля Густава III. На гравюре изображены реальные люди того времени. Справа налево: хозяйка заведения, отставной полевой комиссар Дроммельберг, торговец съестными припасами и регистратор провианта Сёдерланк.

 

В такой небольшой стране, как Швеция, наличие весьма значительно отличавшихся друг от друга сословий было просто нерентабельно, делало убыточным, например, книгопечатание, поскольку печатная продукция, произведения литературы и достижения культуры были доступны лишь для крайне ограниченной части общества. Поэтому в Швеции шел постоянный процесс аккультарации, при котором представители микрокультуры одного сословия перенимали нормы, традиции и ценности микрокультуры другого сословия, результатом которого явилось построение в стране однородного общества с единой культурой и общими для всех нормами жизни и поведения, традициями и ценностями.

Огромную роль в этой аккультурации сыграла лубочная литература и песенная культура. Кстати, лучшие шведские песни, популярные до сих пор, печатались и по сей день печатаются в лубочном варианте.

Песенное творчество стало особенно популярно в XVIII в. с развитием в Швеции общественной жизни. Это было время, когда по всей стране возникали различные клубы и ордена, в том числе и «питейные», где мужчины не только пили и развлекались, но и вели долгие разговоры за кружкой пива или рюмкой вина. Появилось и большое количество питейных заведений, где люди из разных классов общества «смешивались», состязаясь в стихосложении, остроумии, пении песен.

Илл. № 6. Трактир XVII века. Картина Г. Кампхусена. Трактиры возникли в Швеции в XVII веке, хотя представленная художником картина безобразного и непристойного пития, пожалуй, более характерна для века XVIII и первой половины XIX, несмотря на то что с XVIII века в этой стране стали появляться «Питейные Ордена» и вполне пристойные питейные заведения.

 

Конечно, питейные заведения были далеко не однородны. Имелись заведения, овеянные романтикой стихов К.М. Белльмана, где, собственно говоря, эти стихи и создавались. Туда приходили образованные люди, чтобы поговорить и пообщаться за кружкой пива или рюмкой вина, почитать газету, услышать новую песню. Но были кабаки и трактиры иного рода, ставшие к XVIII в. местами безудержного пьянства, как трактир, изображенный на картине Г. Кампхусена.

Пьянство повлияло на здоровье и внешний вид шведов, так, в конце XVIII в. средний рост шведского мужчины уменьшился до 163 см, тогда как в эпоху викингов он составлял в среднем 173 см, а в настоящее время – 180 см. В таких злачных местах никакие песенники, естественно, не создавались. Да и сами трактиры такого рода, в отличие от питейных клубов и орденов, не были местами взаимодействия субкультур тех или иных групп шведского народа − они были местами концентрации, если можно так выразиться, «маргинальной субкультуры» общественного дна.

С XVIII в. в Швеции начался расцвет культуры театральной, а верхушка общества приняла активное участие в создании аристократических и буржуазных салонов, в которых нередко разыгрывались пьесы, как отечественные, так и иностранные, поставленные на театральной сцене. По всей стране стали широко распространяться рукописные песенники, куда их владельцы записывали все произведения, которые им понравились, нередко указывая также имена авторов песен и стихов. Благодаря широкому распространению таких рукописных песенников, возник активный культурный «взаимообмен»: в салонной культуре начали распространяться народные песни, а салонные романсы принялся распевать простой народ. Из этих рукописных песенников, составлявшихся в салонах и питейных заведениях, стали формироваться лубочные издания, в которых печатались песни таких выдающихся поэтов страны, как К.М. Белльман (1740–1795), А.М. Леннгрен (1754–1817), Э. Тегнéр (1782–1846), Г. Фрёдинг (1860–1911) и многие другие.

Так происходило взаимопроникновение и взаимное влияние культурных традиций разных общественных слоев – своеобразная коммуникация микрокультур эпохи Просвещения. Высокая письменная культура привносилась в культуру устную, в культуру народную, а культура народная становилась достоянием культуры академически образованного меньшинства.

 

Песни, издаваемые в лубочной форме, народные, авторские, созданные лучшими поэтами своего времени, переложенные на музыку стихотворные тексты религиозных псалмов исполнялись не только в питейных заведениях, но и на ярмарках и во время пиров после «домашних экзаменовок» на знание Священного Писания, проводившихся священнослужителями во всех церковных приходах Швеции.

Рис. № 7. Акварель художника Франца Линдберга (1857−1944), сделанная в 1932 г., на которой представлена так называемая «домашняя экзаменовка» прошлых времен, когда священник вместе с пономарем экзаменовал всех крестьян своего прихода, включая нищих из местной богадельни, на знание грамоты, Священного Писания и Катехизиса. Такая экзаменовка проводилась обычно в самом богатом и просторном доме прихода. Начиналась и завершалась она общей молитвой и пением псалмов, после чего все присутствующие приглашались на большой пир.

 

Дело в том, что издавна на крестьян побогаче и пообразованней была возложена задача обучения своей челяди – слуг и батраков – грамоте и Священному Писанию. Обучение крестьянства осуществлялось под строгим наблюдением местного священника, который периодически устраивал своим подопечным строгие «экзаменовки». В таких «экзаменовках», заканчивавшихся всеобщими пирами в складчину, участвовали все без исключения прихожане − от самых богатых до самых нищих обитателей местных богаделен.

Таким образом, питейные клубы, театральные, аристократические и буржуазные салоны, «домашние экзаменовки» способствовали интеграции различных групп населения в микрокультуру иных сословий, то есть идентификации населения Швеции как с микрокультурой своего сословия, так и с новой микрокультурой других сословий своей страны. Успешному осуществлению этой интеграции способствовал лубок.

Следует также отметить, что рассмотренный нами процесс аккультурации был необходим для долговременной адаптации каждого отдельного гражданина Швеции к микрокультуре чужого сословия. Эта адаптация осуществлялась двумя путями: путем психологическим, то есть путем достижения психологического комфорта в рамках новой микрокультуры, в результате чего вырабатывалось чувство культурной идентичности, и путем социокультурным, то есть обретением умения свободно ориентироваться в новом культурном ареале и социальной жизни каждого отдельно взятого сословия. Таким образом, успешная аккультурация была невозможна вне коммуникативного процесса, проводить и направлять который в Швеции стала лубочная литература.

Как мы видим, функцию взращивания и воспитания в стране обученной читательской аудитории, необходимой для создания однородного общества, которую обычно выполняют средства массовой информации, в Швеции в значительной степени взяла на себя народная литература − в первую очередь, лубочная. Лубочные книжки были сродни газетам и по объему, и по наличию в них значительного количества информации. Они так же, как и газеты, являлись своеобразной хроникой современности, своевременным откликом на взволновавшее всех событие. Публикуемые в лубках материалы были по большей части анонимными, имена писателей в лубочных книжках, как и имена журналистов в газетах, упоминались крайне редко. Шведские лубочные книжки, в ряде которых печаталось с продолжениями какое-либо одно крупное произведение, оказали влияние и на газеты, которые впоследствии тоже стали печатать на своих страницах романы с продолжением. А журнал Улофа фон Далина «Шведский Аргус» (Then Swenska Argus), который, по сути дела, являлся первой качественной газетой эпохи Просвещения, позаимствовал у лубочной книжки ее специфическую особенность – публиковать на страницах определенного издания лишь одно произведение.

Шведский критик и литературный социолог Бу Бенних-Бьёркман называет и другие черты сходства народных книг с ежедневными газетами: «Народные книги казались близкими родственниками ежедневных газет. Они походили друг на друга по объему, по цене, по низкому качеству печати и бумаги, их роднило также бесцеремонное обращение с текстом»5, чему нередко способствовала анонимность авторов народных книг. Но, на наш взгляд, особое сходство с газетой народной книге придавала актуальность содержания. Народная книга, особенно в ее песенном выражении, была сродни хронике новостей в газете, с той лишь разницей, что новости в песенной форме преподносились более эмоционально и с определенной дозой назидания.

Мы уже упоминали, что лубок являлся средством осуществления в Швеции межвозрастной коммуникации. Рассмотрим этот вопрос более подробно. В Швеции XVIII в. еще не было детской литературы, по крайней мере, в том смысле, какой мы вкладываем в это культурное явление сейчас. И хотя в Швеции в 1591 г. была сделана попытка издать произведение, предназначавшееся СПЕЦИАЛЬНО для детей и юношества, а именно «Прекрасных дев чудесное зерцало», все же к созданию детской и юношеской литературы эта попытка не привела. Видные мужи эпохи Просвещения делали новые попытки создания детской литературы. Предводитель шведского дворянства и один из лидеров партии «шляп» в сословном риксдаге, Карл Густаф Тесин (1695–1770) написал для малолетнего кронпринца, будущего короля Густава III, книгу с назидательными текстами − «Образчик ежедневных писем старого человека во время его болезни новорожденному принцу» (Carl Gustaf Tessin.Utkast af en gammal mans dageliga bref, under dess sjukdom, til en späd prints), изданную в 1751 г., а известный шведский писатель и публицист Улоф фон Далин (1708–1763) издал в 1752 г. для того же кронпринца «Обучающие знанию нравов и обычаев басни» (Olof fon Dalin.Sedolärande fabler). Но эти книги не получили широкого распространения, и попытки создания детской литературы ни к чему не привели.

Тем не менее необходимость создания литературы для детей была очевидна. Проблему пришлось решать следующим образом: из наиболее качественной литературы для взрослых отбирались произведения, которые могли быть понятны, интересны и полезны детям. Так создавалась «литература для детского чтения», которая распространялась в основном с помощью дешевых массовых лубочных изданий, в которых печатались разнообразные произведения, в том числе поэзия и проза лучших писателей и поэтов того времени. К таким произведениям относилось и знаменитое стихотворение знаменитой писательницы, сотрудницы газеты «Стокхольмс Постен» (Stockholms Posten «Стокгольмская Почта), Анны Марии Леннгрен (1754–1817) «Мальчики» (Pojkarna), впервые опубликованное в «Стокхольмс Постен» 5 января 1797 г., которое по сей день занимает почетное место во всех хрестоматиях и сборниках детской литературы. Вскоре после публикации в газете стихотворение «Мальчики» стало песней, объединившей население страны. Стихи в Швеции становились песнями своеобразным образом. Отнюдь не для всех стихов композиторы специально писали музыку. Но шведы – поющая нация, и песен у них – огромное количество. Практически все понравившиеся стихи шведы начинали распевать на любой подходящий мотив. Мотив для стихотворения «Мальчики» был заимствован из популярной оперы Кристофа Виллибальда Глюка «Армида».

В общей сложности у Анны Марии Леннгрен песнями стали 36 стихотворений, которые 272 раза были напечатаны в лубочных изданиях. То же происходило и со стихами других поэтов. Так в Швеции происходило взаимодействие между различными видами культуры – культуры музыкальной и культуры поэтической, культуры взрослого населения страны и культуры детей. Более того, превращение стихотворения в песню в результате субкультурной коммуникации способствовало более долгой жизни произведения, исполнявшегося повсеместно многие годы. Таким «долгожителем» среди шведской литературной продукции, принимавшей участие в микрокультурной коммуникации, и оказалось ставшее песней стихотворение Леннгрен «Мальчики», которое следует рассматривать и как яркий образец коммуникации межвозрастной, поскольку оно вскоре пополнило список литературы для детского чтения, будучи изначально созданным для взрослых читателей.

Стихотворение написано достаточно просто, чтобы быть понятным не только взрослым, но и детям, несмотря на то что его лирическим героем является взрослый мужчина, вспоминающий свое детство. Стихотворение предостерегает взрослых от утраты ими истинных жизненных ценностей, а мальчикам советует не выбирать тот жизненный путь, который не может дать им подлинного счастья и удовлетворения. Тем не менее на этот путь вступают многие люди, которые:

Оставив без участья
Небесные дары,
Ползут ко храму счастья
На верх крутой горы,
Где блеск алмазов светел,
А кожа с желтизной,
Где душ остывших пепел
Под стылою луной6.

 

Стихотворение Леннгрен «Мальчики» стало любимой песней и взрослых и детей, оказавшись важным передаточным звеном в межвозрастной коммуникации поколений, или в субкультурах различных возрастных категорий шведского общества. Такие произведения «для детского чтения» успешно способствовали процессам усвоения людьми разных сословий и возрастов норм общественной жизни и культуры, то есть процессам инкультурации и социализации. Причем люди при чтении подобных произведений усваивали не просто нормы общественной жизни, но высоконравственные нормы существования. Дети усваивали важнейшие элементы культуры различных сословий шведского общества на первичной стадии инкультурации, связанной с процессом их воспитания и обучения. Важное значение для успешного протекания этого процесса в детской среде имела игра. Среди знаний и навыков, которые ребенок получает в процессе игры, Леннгрен в своем стихотворении говорит не только о развитии интеллекта, фантазии и воображения, но и о развитии таких важных человеческих качеств, как дружба, братство, взаимопонимание, искренность и отсутствие чванства. Взрослые же самостоятельно усваивали общение с иным социокультурным окружением на вторичной стадии инкультурации. Им, способным к сознательной оценке своих и чужих поступков, ценностей, норм культуры и нравственности, А.М. Леннгрен показывает различие в образе жизни детей и взрослых, транслируя взрослым библейскую истину − «Будьте как дети». Иными словами, она призывает взрослого человека, гармонично входя в процессе социализации в социальную среду своего сословия, усваивая его систему ценностей, не забывать о ценностях вечных, незыблемых, общечеловеческих.

Особо важную роль в межкультурной коммуникации, причем не только в микрокультурной, но и в кросскультурной, сыграла баллада, которая была широко представлена в лубочной литературе Швеции. Этот жанр пришел в Скандинавию из Англии и явился в Швеции объединяющей силой для разных жанров искусства и разных пластов национальной культуры. Первоначально термином «баллада» называли народные героические или исторические песни, повествующие о богатырях и легендарных сражениях древности. В Средние века баллада стала синонимом народной песни лирического, эпического или драматического характера. Однако при исполнении баллады песенный жанр с успехом соединялся с танцевальным и драматическим искусством шведского народа. Так возник «танец-баллада» − своеобразный синтетический жанр, объединивший разные виды культуры и искусства: поэзию, музыку, танец и театральное действо. Исполнители «танца-баллады», используя вербальные и невербальные художественные средства, словно бы меняли во время исполнения свою личную идентичность, перевоплощаясь в героев баллады.

Позднее возник еще один синтетический жанр народного творчества – «картина на подставке», объединивший поэзию, музыку и живопись. «Картина на подставке» была сродни плакату, она представляла собой огромную, яркую и аляповатую (чтобы отовсюду было видно) лубочную картинку, которую устанавливали на высокой подставке на ярмарках, в парках и других местах массовых народных гуляний, сближавших разные субкультуры страны. Темой картины было какое-либо сенсационное событие недавнего прошлого: жестокое преступление, печально известная история любви и гибели знакомой всем в Скандинавии цирковой артистки Эльвиры Мадиган и ее возлюбленного, лейтенанта Сикстена Спарре, казнь серийного убийцы и т.д. Рядом с картиной стоял певец, который «озвучивал» изображенное на картине, исполняя балладу, написанную на данную тему.

Рис. № 8. Рисунок художника Кнута Альфреда Эквалля (1843−1912), изображающий ярмарочную сценку в Юргордене, районе Стокгольма. В центре рисунка, посреди толпы, возвышается «картина на подставке». Рядом стоит шарманщик и «озвучивает» происходящее на картине. Этот рисунок был напечатан в «Новой Иллюстрированной Газете» 19

 

В середине XVI в. в Швеции возник еще один синтетический жанр – «баллада-газета». Основой для «баллад-газет» послужили прозаические «газеты-листовки», появившиеся в Скандинавии в XV в., т.е. фактически в до-журналистский период. В «газетах-листовках» кратко рассказывалось о событиях, происходивших в родной стране и за рубежом. Форма «баллады-газеты» пришла в Скандинавию из Англии, где в середине XVI в. уже имелось около 200 баллад журналистского характера. Однако справедливости ради следует отметить, что в Англию манера рассказывать о произошедших событиях в стихотворной форме пришла, скорее всего, из Скандинавии, из скальдического искусства, с которым жители Англии были, по-видимому, хорошо знакомы, т.к. почти весь IX в. территории северо-восточной части Британии находились под властью норвежских и датских викингов, учредивших здесь так называемую область датского права (датс. − Danelagen, по-англ. Danelaw), сохранившуюся на этой территории и после восстановления власти англосаксонских королей в начале Х в. 

Различие между британскими и скандинавскими «балладами-газетами» заключалось в том, что английская «баллада-газета» существовала лишь в письменном виде «газеты-листовки», тогда как скандинавская «баллада-газета» связала воедино культуру письменную, академическую и культуру устную, народную, поскольку существовала и в виде «газеты-листовки» и в устной форме. Эта устная форма выступлений певцов и сказителей перед большой народной аудиторией, берущая начало со скальдических времен, получила широкое распространение и в период Средневековья, когда повсюду в Швеции появились «живые поющие газеты» – странствующие певцы, или, как их называли, «игруны», которые «пели новости», т.е. сообщали в песенной форме о событиях в своей стране и за рубежом. Нередко такие песни имели, как впоследствии и «картины на подставке», ярко выраженную агитационно-пропагандистскую направленность.

Рис. № 9. Картина шведского художника Пера Хиллерстрёма (1732–1816) «Служанка, покупающая любовные стихи», хранящаяся в Национальном музее города Стокгольма.

Форма «баллады-газеты» способствовала зарождению основ таких явлений, которые в современных средствах массовой информации соответствуют полемике, литературно-художественной или общественно-политической, а также письмам и выступлениям в СМИ читателей, поскольку одна баллада-отклик на какое-либо историческое событие могла вызвать появление другой баллады, более высокого литературно-художественного уровня или иной идеологической направленности. Практически любой человек, умевший слагать стихи, мог выступить, если и не в письменной форме, то в устной, со своей версией происшедшего и даже со своей критикой предшествующих авторов. Любителей послушать пение в Швеции всегда находилось немало, в том числе и среди детей. А баллады отличались простотой формы, доступностью, занимательностью и информативностью содержания и потому с удовольствием прослушивались и прочитывались всем населением страны, независимо от возраста и пола. В связи с этим также можно говорить не только о межкультурной коммуникации, объединявшей культуру разных стран, и о коммуникации субкультур, связывавшей городскую письменную культуру с культурой сельской, народной, устной, но и о коммуникации межвозрастной.

Причастность детей к межкультурной коммуникации и к коммуникации субкультур родной страны выражалась также в том, что разносчиками и продавцами лубочной литературы нередко бывали дети и подростки, особенно наделенные музыкальным слухом, чтобы при необходимости напеть мотив песни, которую взрослые собирались купить.

Таким образом, очевидно, что с помощью лубка в сословном обществе Швеции осуществлялся важный коммуникативный процесс, активно способствовавший успешной аккультурации населения.

Попробуем теперь вкратце рассмотреть лингвистический аспект коммуникациии шведских микрокультур. Первым бросается в глаза тот факт, что в песне, сказке, «балладе-газете» и в «танце-балладе», где танец сопровождался песней, в то время как танцоры с помощью мимики и жеста изображали все, о чем в песне пелось, соединялись воедино вербальные, невербальные и паравербальные средства народного общения. Помимо словесного контента, здесь были широко задействованы просодика с ее голосовыми и интонационными средствами, а также кинесика, или осуществление общения с помощью мимики, взглядов, жестов и различных поз. В сопровождавшемся пением «танце-балладе», помимо просодики и кинесики, имело место и такое средство невербального общения, как такесика – прикосновения танцоров друг к другу, а нередко и к зрителям, вовлечение зрителей, знавших текст баллады, в танец. Впрочем, к танцу могли присоединяться и люди, не знавшие текст баллады, подчас не имевшие никакого представления о ее содержании, поскольку в «танце-балладе» был ведущий или ведущая пара, слова, междометия, жесты и движения которой повторяли остальные танцоры. Кроме того и «танец-баллада», и «баллада-газета», и озвученная «картина на подставке», и рассказанная при массовом стечении народа сказка, и спетая на ярмарке или в питейном клубе песня являлись сильными эмоциональными средствами невербального общения, имевшими пространственно-временную структуру, то есть включали в себя сенсорику – чувственное восприятие и проявление ощущений, проксемику, или взаимное расположение участников действа по отношению друг к другу, и хронемику, то есть использование времени в невербальном коммуникационном процессе.

Рис. № 10. Танец-баллада, изображенный на гобелене XVI в. в замке Грипсхольм.

 

В заключение следует сказать, что в России, например, народная книга, или, как ее здесь называли, народная повесть, не оказала столь значительного влияния на разные виды субкультур в составе материнской национальной культуры, как это имело место в Швеции. Если в России народная повесть перерастает в повесть буржуазную и, по утверждению Проппа, «дает начало роману»7, то в Швеции народная лубочная книга оказывает влияние и на живопись, и на литературу, со временем приводя к созданию красочной книжки-картинки для детей; и на журналистику, с ее иллюстрированными газетами и журналами − демократичными, небольшими по объему и доступными по цене. Прижилась в журналистике и упрощенная, доступная для любого понимания форма «облегченного чтения» − LL lättläst»). Эта форма, характерная для лубка, используется теперь повсеместно. В виде «облегченного чтения» написаны художественная и научно-популярная литература, газеты и журналы, правительственные указы, дискуссии шведского риксдага, интернет-газеты.

Закономерно, что с XVII в. и до начала ХХ в. лубок был основным средством межкультурной и межвозрастной коммуникации, а также средством коммуникации различных микрокультур Швеции, результатом которой явилось построение в стране однородного бессословного общества. Лубочная литература прошлого, создававшаяся народом − как его анонимными представителями, так и высочайшими талантами шведской нации − явилась мощной объединяющей силой для всей страны. Она читалась людьми всех классов, всех слоев общества, всех политических взглядов и возрастов, чему в немалой степени способствовало и то, что это была дешевая литература. Лубок, кроме того, осуществлял значимые информационно-коммуникативные функции, мгновенно откликаясь на важные события реальной жизни, что роднило его с газетой.

 


 

  1. Арзамасцева И.Н., Николаева С.А. Детская литература. М., 2000. С. 75. (Arzamastseva I.N., Nikolaeva S.A. Detskaya literatura. Moskva, 2000. S. 75.)
  2. Садохин А.П. Культурология. Теория и история культуры. Учеб. пособие. М., 2007. С. 198. (Sadokhin A.P. Kul'turologiya. Teoriya i istoriya kul'tury. Ucheb. posobie. Moskva, 2007. S. 198.)
  3. Furuland, Lars. Lutherdomens folkböcker // Den Svenska Litteraturen. Stockholm, 1989. Utg. 1993. V. III. S. 270.
  4. Пропп В.Я. Русская сказка. М., 2000. С. 7. (Propp V.Ya. Russkaya skazka. Moskva, 2000. S. 7.)
  5. Bennich-Björkman Bo. Snusbodens sagovärld // Den Svenska Litteraturen. Stockholm, 1989. 1993. V. III. S. 280.
  6. Lenngren A.M. Pojkarna // Gröna visboken / När-Var-Hur serien. Femte upplagan. Stockholm, 1949. S. 267. (Стихотворение дано в переводе со шведского языка И.Я. Новицкой.)
  7. Пропп В.Я. Указ. соч. С. 44. (Propp V.Ya. Ukaz. soch. S. 44.)