Русский
English
Русский EnglishHistorical Journalism in the Information War (a case study of the Istoricheskiy Vestnik journal in 1914−1917)
Ущиповский Сергей Николаевич
кандидат филологических наук, доцент кафедры истории журналистики Высшей школы журналистики и массовых коммуникаций СПбГУ, sergu66@mail.ru
Sergei N. Uschipovsky
PhD, Associate Professor at the Chair of History of Journalism, School of Journalism and Mass Communications, St. Petersburg State University, sergu66@mail.ru
Аннотация
На примере анализа материалов крупнейшего историко-литературного журнала дореволюционной России в статье исследуется роль русской исторической журналистики в идеологическом обеспечении борьбы с Германией в период Первой мировой войны. В условиях первоначального небывалого патриотического подъема и официального определения войны как Великой Отечественной, участие крупнейших русских журналов в информационном противостоянии с германским блоком было подавляющей генеральной тенденцией.
Ключевые слова: «Исторический вестник», историческая журналистика, информационная война, Первая мировая война.
Abstract
In a case study of materials from pre-revolutionary Russia’s largest historical and literary journal, the article examines the role of Russian historical journalism in the ideological fight against Germany during the First World War. In the context of the initial unprecedented patriotic enthusiasm and the official definition of the war as “the Great Patriotic War”, the participation of leading Russian journals in the “information confrontation” with the German coalition was an overwhelming general trend.
Key words: Istoricheskiy Vestnik, historical journalism, information war, First World War.
Сегодня среди историков достигнут полный консенсус в том, что любые войны сопровождаются информационными войнами в различных типах СМИ. Причем последние зачастую начинаются задолго до самих боевых действий и нередко не заканчиваются сразу после их прекращения. В этой связи уникальность Первой мировой войны в том, что впервые информационная война охватила весь мир и стала глобальной. Еще до самих армий противостоящих блоков в сражение вступили мощные системы СМИ и пропагандистские аппараты всех стран.
Война 1914−1918 гг. показала значение печати как мощного фактора вооруженной борьбы. Она продемонстрировала огромную роль прессы как средства воздействия на общественное мнение и психологию масс. Печать путем информации о военных событиях и определенного освещения фактов формировала определенные взгляды и мнения, воздействовала на духовное состояние армии и населения страны, настраивала к действиям.
Россия, как один из ключевых участников блока Антанты, стала яркой иллюстрацией этой генеральной тенденции. Каждый более или менее значимый орган официальной печати не остался в стороне от войны, почти все активно включились в информационно-идеологическое противостояние. Исключением не стал и ведущий историко-литературный журнал империи – «Исторический вестник» (тираж – до 13 тыс. экз.)1.
Он выходил ежемесячно в Петербурге в 1880–1917 гг. почти 40 лет, сначала под редакцией С.Н. Шубинского, а с июня 1913 г. – Б.Б. Глинского. Издателем являлся близкий к правительственным кругам крупнейший деятель русского издательского бизнеса А.С. Суворин. В журнальный проект был привлечен широкий круг авторов – известные историки (И.Е. Забелин, Д.И. Иловайский, Д.А. Корсаков, А.Ф. Галахов, М.И. Сухомлинов, Н.И. Костомаров и др.), популярные беллетристы (Д.Л. Мордовцев, Н.С. Лесков, Г.П. Данилевский, Е.П. Карнович, Е.А. Салиас и др.). «Исторический вестник» издавался по расширенной программе, охватывавшей вопросы отечественной и всеобщей истории и культуры (прежде всего литературы). Среди постоянных отделов заметно выделялся наиболее оригинальный, не имевший аналогов – «Заграничные исторические новости и мелочи» (составлялся на основе обзора зарубежной исторической периодики). Таким образом, предполагалось, что журнал, как флагман исторической журналистики России, обязан разъяснить русским подоплеку и смысл извечной борьбы славян с немцами.
В целом, проанализировав весь объем соответствующих материалов, можно отметить, что журнал был призван обеспечить историко-идеологическое обоснование окончательного решения Россией трех «вековечных» русских исторических задач:
С августа 1914 г., оговорив, что «момент, переживаемый Россией, более чем захватывающ и уникален», редакция развернула свои боевые действия. Ведение войны с Германией и ее союзниками освещает большая часть материалов журнала. Беллетристика также уделяет этим вопросам большое внимание (повести «При комедиальной храмине. Первое немецкое засилье» П.П. Гнедича, «В немецких когтях» А. Дунина и др.), выходят исторические очерки (например, «Из истории немецкого культуртрегерства и шпионства в России» А.И. Миловидова) и даже мемуары («Сан-Стефано. Записки графа Н.П. Игнатьева» и др.).
Не довольствуясь просто «целенаправленным информированием» по теме, журнал прямо развернул патриотическую, в его понимании, пропаганду, которая выплеснулась в многочисленных идеологических статьях, таких, как «Славянский гимн» А. Бахирева, «Россия и славянство» Д.Н. Вергуна, «Война и вера» И.П. Ювачева, «Война и русское национальное самосознание» С.П. Мансырева и др.
С начала войны в «Историческом вестнике» появляются сразу две военные рубрики: «Историческая летопись» (хроника военных действий и портреты командного состава Антанты) и публицистическая рубрика Е.С. Шумигорского «Из записной книжки историка», призванная формировать общественное мнение в отношении смысла, задач и целей борьбы с Германией.
1914 г., пожалуй, самый насыщенный год в плане историко-идеологических статей. И это понятно: начало войны стало и началом войны информационной, необходимо было быстро дать русскому обществу четкие цели и задачи борьбы. В первый месяц войны августовский номер «Исторического вестника» открывался редакционной статьей (с собственной нумерацией) В.Н. Вергуна «Россия и славянство». Она начиналась страстным публицистическим призывом: «Исторический час славянства пробил! Неожиданно и незаметно судьбе было угодно поставить на весы истории всю нашу племенную проблему… Объявление войны России со стороны Германии и Австро-Венгрии – это начало всемирной расовой борьбы, какой еще не видел свет!»2. Примечательно, что уже здесь идее объединения славян «Исторический вестник» с самого начала придавал главное идеологическое значение: «Идея объединения славян на свободных союзных началах является единственной серьезной преградой торжественному шествию пангерманизма по всему земному шару!» В эмоциональном порыве журнал не скупился на яркие эпитеты. Так, В.Н. Вергун утверждал, что «славянство» – это «слитный культурно-исторический тип», следствие синтеза «варяжско-германской предприимчивости», «византийской этичности», «римской юридичности» и «монгольской мировой всеобъемлемости». А объединенное славянство – это «последний оплот расового равновесия во всём человечестве!»3.
С сентября 1914 г. публицистические выступления по поводу войны «Исторического вестника» усиливаются, становятся постоянными и системными, так как появляется постоянная рубрика «Из записной книжки историка», которую вел штатный публицист издания Е.С. Шумигорский. В сентябрьском номере журнала рубрику открыл его исторический обзор «Россия и немцы – Россия и славянство»4.
Ретроспективный анализ русско-немецких отношений начинался с констатации: «Для русского народа “немец” был историческим врагом со времен Александра Невского». Однако затем Шумигорский напомнил, что в 1814 г. Россия «спасла от Наполеоновского ярма Пруссию и Австрию», а затем «вплоть до 1875 г. созидала и укрепляла Германскую империю». Были приведены даже выдержки из письма прусского короля Вильгельма I царю Александру I, где он писал: «После Бога Германия всем обязана Вашему Императорскому Величеству!» Отметив политику «покровительства немцам» вплоть до союзничества при трех русских царях − Александре I, Николае I и Александре II, Шумигорский высказал мысль об «историческом предательстве» и неблагодарности Германии по отношению к России со времен «вероломной политики Бисмарка». И это в то время как, по его словам, русская цензура (вследствие династических связей русского двора с прусским) на протяжении почти всего XIX в. сглаживала все описания русско-германских противоречий и свидетельства двуличности немцев. И впервые назвать вещи своими именами было разрешено только М.Н. Каткову лично Александром III5.
И опять в контексте основной идеи журнала о защите славянства очерк «Россия и немцы» завершался любопытным выводом об основных целях России в войне: «Цель войны – не только в том, чтобы “дать отпор воинствующему германизму”, а в том, чтобы и на будущее время сделать невозможными его выступления путем освобождения завоеванных им народов»6.
Эту же мысль Е.С. Шумигорский неустанно проводил в рубрике из очерка в очерк, и в ноябрьском номере, в статье «Конечная цель борьбы с германизмом – мировая роль России и ее национальные интересы» он подытожил: «Россия, как покровительница славянства, должна будет позаботиться об освобождении славянских народов, живущих под германским и австрийским гнетом…». И, во-вторых, Россия должна будет «покончить с давней своей исторической болезнью – вопросом о Босфоре и Дарданеллах… Она должна иметь ключи от своего дома!»7.
Накал вовлеченности редакции в контекст войны с немцами стремительно рос. Уже в октябре 1914 г. «Исторический вестник» предпринял социальную акцию: сотрудники редакции решили прийти на помощь раненым воинам и организовали небольшой лазарет под покровительством своего постоянного читателя – вел. Князя Николая Михайловича. Создав фонд, редакция журнала в № 10 обратилась с редакционным обращением «К читателям» с призывом: «Фондом на содержание кроватей намечены пожертвования (единовременные и ежемесячные) сотрудников и издателей журнала. Но если бы кто из постоянных читателей “Исторического вестника” пожелал и своей посильной лептой отозваться на начинание сотрудников и издателей журнала, то таковая может быть направлена на имя редактора журнала – Б.Б. Глинского…»8. Тем самым «Исторический вестник» продемонстрировал и свое посильное практическое участие в помощи русской армии и воюющему Отечеству.
В разгар войны в неудачном для русской армии 1915 г. военная тематика журнала открылась пространным (на два номера) очерке-эссе «Война и вера» И.П. Ювачёва. Автор рассуждал в нем о влиянии войны за Родину на национальное самосознание человека, чувства верующих людей и, наоборот, роли искренней веры в стойкость духа сражающихся русских. По сути это представляло собой попытку обосновать некие нравственные преимущества русской православной веры – официальной религиозной основы империи: «На наших глазах война перерождает людей. Тревожное чувство постоянного пребывания под секирою смерти делает человека более честным, самоотверженным, великодушным и бескорыстным. Он нравственно очищается. Недаром говорят про воинов, что они принимают боевое или огненное крещение… Перед грозою войны раскрываются свойства народов. Иностранцы восхищаются доблестью русских людей… Наш православный народ идет на войну, как на Страшный Суд»9.
Более серьезный пример анализа формирования русского национального самосознания под влиянием войн и серьезных социальных потрясений мы встречаем в статье князя С.П. Мансырева «Война и русское национальное самосознание» (№ 6)10. С самого начала автор выдвинул в ней свой принципиальный тезис, что, пожалуй, впервые в русской истории перед лицом не виданных ранее испытаний величайшей войны 1914 г. уже современникам четко ясны значение, цели и задачи борьбы России: «Мы присутствуем при полном перерождении нашей психологии, нашего общественного уклада; мы стоим на перевале нашей истории – перевале, очертания которого уже для нас, современников, ясны как еще никогда, за все существование истории»11.
Для доказательства своего тезиса С.П. Мансырев предпринял ретроспективный анализ прежних переломных моментов в русской истории, которые не осознавались во всей полноте самими современниками событий.
Так, например, в 1480 г. русским казалось, что они просто перестали платить дань Орде, но сегодня всем очевидно, что период 1480−1502 гг. – это фактически начало независимого существования России. В 1610−1613 гг. – просто сработал инстинкт самосохранения, без всяких признаков духовного обновления или социального прогресса общества. И лишь позднее стало ясно все величие преодоления Смуты и сохранения национальной независимости. Победа над шведами в Северной войне 1700−1721 гг. самими петровцами считалась успешным решением стоявшей перед Россией главной внешней задачи – пробиться к Балтике. Но подлинное грандиозное значение для судеб страны Петровской эпохи русские оценили только в XIX в. – на 200 лет позже! И даже за великой победой над Наполеоном в 1812 г. не последовало внутреннего обновления русского общества, в народном сознании она закрепилась просто как изгнание французов.
Принципиальное же, ключевое отличие великой войны 1914 г., по мнению Мансырева, состояло в том, что все русское общество в едином порыве вело войну за осознанные цели: «Как поразительно скоро изменился ход событий, общественное настроение, вся наша жизнь! ... Общий, единодушный, могучий подъем чувств!» Автор воочию наблюдал сплочение всех слоев русского общества вокруг верховной власти, всеобщее осознание высших интересов и задач, потрясающий рост народного сознания и единения: «Всех объединило: Родина, Россия, русский народ!»12. На тот момент С.П. Мансырев так суммировал эти общие русские осознанные цели: «Духовное объединение всех слоев русского народа, его эмансипация от чужеродных влияний и опеки, широкое развитие народной самодеятельности и… единение и содружество всего славянского мира»13. При этом, конечно, понятно, что тогда С.П. Мансыреву еще не были известны трагические итоги Первой мировой войны для России.
В 1915 г. нарастал накал политических оценок и в публицистической рубрике «Из записных книжек историка». В февральском номере Е.С. Шумигорский в заметке «О засилье немцев в России» обрушивался на внутреннего врага, или «пятую колонну», как сказали бы сегодня. По его словам, в борьбе с германизмом дело не должно ограничиться только внешней победой − взятием Берлина. Он констатировал: «Немцы глубоко засели во всех концах нашей родины… внутренняя война с ними потребует, несомненно, не одного десятка лет при постоянном, неослабном напряжении всех общественных и государственных сил: столетнее их владычество не может быть уничтожено одним почерком самого могущественного пера или изданием ряда запретительных законов…»14.
В мартовской книжке журнала примечательна заметка Шумигорского «Галицкая Русь: ее современное положение и нужды», лежащая в русле одной из трех основных идеологем борьбы России в войне, а именно – задачи окончательного объединения русского народа. Тогда Галиция воспринималась русскими публицистами, согласно официальной концепции о триединстве русского народа, как последняя русская земля из наследия Киевской Руси, еще не воссоединившаяся с современной Русью – Россией. Вслед за многими Шумигорский восклицает: «Глубокою, искреннею радостью наполняется сердце каждого русского человека при мысли, что Россия объединяет, наконец, в державном своем обладании и последние отпрыски русского народа, находившиеся еще под чужеземным владычеством и населяющие Прикарпатскую Русь – вотчину св. кн. Владимира. Теплое сочувствие наше к русским братьям нашим в Буковине, Галиции и Угорской Руси как бы усугубляется сознанием, что они последние приходят на наш общерусский пир…»15.
Однако в конце тяжелого для России 1915 г. впервые на страницах «Исторического вестника» (в рамках рубрики) зазвучали и критические нотки в адрес правительства. В заметках Е.С. Шумигорского «Перелом в борьбе России с Германией. Причины его – правительство, общество и Государственная Дума» на фоне отступления русских войск из Польши, Курляндии и Карпат анализировались причины поражений и назывались виновные. Публицист назвал главную, по его мнению, причину такого положения – отвратительное снабжение армии на фронте: «Наши власти не только не учли возможной продолжительности и необъятной тяжести величайшей из войн, но… уклонялись от принятия мер по снабжению армии необходимым материалом». И это в то время, когда «власти пользуются (как никогда) всеобщей единодушной поддержкой». Для устранения этого вопиющего положения дел Шумигорский отвел большую роль истинному народному представительству – Государственной Думе, которая «является единственным государственным учреждением, где деятельность правительственных органов подвергается контролю»16. Он настаивал: «Дума − это единственный хлыст… на всех предателей, взяточников, ленивых, бездарных и безответственных представителей власти»17.
В 1916 г. − последнем дореволюционном году − объем публикаций на тему войны в «Историческом вестнике» резко снизился (но не исчез совсем). Злободневно-публицистическую рубрику «Из записных книжек историка» сменила аналогичная (но с более нейтральным названием) рубрика – «Новости истории», которую вел все тот же Е.С. Шумигорский, но с меньшим эмоциональным накалом. По всей вероятности, можно предположить, что предыдущая (в 1915 г.) резкость полемических выступлений «Исторического вестника» не понравилась властям и цензурному ведомству. Но антигерманская линия по-прежнему проводилась, в основном через историческую беллетристику (например, повесть П.П. Гнедича «При комедиальной храмине. (Первое немецкое засилье)»), мемуары «После Сан-Стефано. Записки гр. Н.П. Игнатьева» и «солидные» исторические очерки. Среди последних наиболее примечателен очерк А.И. Миловидова «Из истории немецкого культуртрегерства и шпионства в России» (1916).
Вначале автор отсылает нас к истокам немецкого цивилизационного продвижения в Россию. По его словам, идея германского мирового владычества впервые была выдвинута Иоганном Фихте в «Речи к немецкому народу» (Берлин, 1807). Затем настойчивым реализатором этой идеи был Бисмарк, но «русских, как низшую… расу, легко поддающуюся чужеземному влиянию, он думал завоевать мирным путем». Перечисляя многочисленных германских культуртрегеров («агентов влияния») в России XVIII−XIX вв., А.И. Миловидов особо останавливается на Фридрихе-Клеменсе фон Мейере («Фёдоре Кузьмиче Клеменсе») – профессоре немецкой филологии Санкт-Петербургского университета в 1850−1874 гг. Клеменс был автором книг о литературе и обществе нового для него Отечества. Но в них он доказывал упадок и разложение русского общества (например, в книге «Русские нигилисты»). Мало того, оказывается Клеменс, по мнению Миловидова, все почти 25 лет службы в России боролся с панславизмом (он для него был тождествен «славянофильству») и старой аристократической (или русской) партией. Таким образом, на этом частном примере автор проиллюстрировал деятельность внутренних врагов русской государственности18.
Февральская революция 1917 г. в России, падение, казалось бы, «вечного» самодержавия и 300-летней династии Романовых по понятным причинам затмили тему Первой мировой войны в журнале. Однако в этом последнем для издания году она не исчезла совсем со страниц «Исторического вестника». Хотя и в меньших объемах, но журнал продолжил свою «войну с немцами», иногда посредством весьма своеобразных материалов.
В 1917 г. антигерманские актуальные публицистические выступления были представлены в основном в давней (с 1900 г.) рубрике «Заграничные исторические новости и мелочи», которую также вел Е.С. Шумигорский. В серии, казалось бы, строго исторических заметок преподносились те или иные оттенки антинемецких настроений, например: «В Германии за 3 дня до войны», «Германия и англо-японский союз») (№ 3), «Рейн – германская река или французская?» (№ 5/6). Но особое значение здесь имела заметка «Россия, войны Германии и Интернационал (две параллели)» в последних номерах издания (№ 7/8)19.
Пожалуй, впервые «Исторический вестник» здесь внятно заявил о своей политической позиции, однозначно встав на сторону Временного правительства А.Ф. Керенского и против атакующих его большевиков. По сути, мы имеем дело с одним из первых публицистических выступлений, где разоблачаются, как сказали бы сегодня, технологии цветных революций, то есть управляемых извне революций, которые ведут к внутреннему разложению и падению противника. В заметке проводилась мысль, что Германия давно и тщательно готовилась к войне, все немецкое население (включая рабочих) идеологически обрабатывалось долгое время. В этих условиях так называемые германские социал-демократы были «социал-демократами Его Величества». Автором утверждалось (правда, в основном бездоказательно), что немцы использовали международное рабочее и социал-демократическое движение (Интернационал) в своих целях – за забастовками и демонстрациями в странах Антанты стояли немецкие режиссеры.
Наконец, публицист представляет главное на его взгляд доказательство своего тезиса – «провоз Ленина и сотни его сподвижников через всю Германию да еще в запломбированных вагонах» в постреволюционную Россию. Цель немцев очевидна: «Разложить Россию, внести в нее классовую вражду вытравить в ней чувства патриотизма и государственности, заменив их с виду очень возвышенными, на самом же деле химерическими идеалами интернационализма». Ссылаясь на статью французского публициста Сади-Карно (в Le Correspondant. 1917. Июнь), автор замечает, что этот опыт «раскручивания революции» был опробован немцами еще во франко-прусской войне 1871 г.20
Учитывая, что последний главный редактор журнала, Б.Б. Глинский, был близок к кадетским кругам, выступление «Исторического вестника» влилось в общий хор разоблачений «большевиков-радикалов» со стороны русской демократической прессы.
В целом участие ведущего историко-литературного журнала России в идеологическом обеспечении войны послужило поводом для некоторых исследователей поставить на «Историческом вестнике» клеймо шовинизма. Однако это вряд ли отвечает истине с точки зрения историзма, особенно в свете Второй мировой войны, освещения ее официальными органами печати. Ведь не следует забывать, что война с Германией была провозглашена официальной Россией «Великой Отечественной», и таковой ее долгое время считало и большинство русского общества.