Русский
English
Русский EnglishMythologization of the Sociocultural Values of the Past in the Russian Press of 2000−2013
Кияшко Андрей Владимирович
аспирант кафедры периодической печати факультета журналистики МГУ имени М.В. Ломоносова, ankey888@gmail.com
Andrey V. Kiyashko
PhD student at the Chair of Periodical Press, Faculty of Journalism, Lomonosov Moscow State University, ankey888@gmail.com
Аннотация
Статья посвящена мифологизации социокультурных ценностей прошлого на страницах современной российской прессы. В периоды резких социальных сломов в общественном диалоге активизируется рефлексия на тему самоидентификации и, как следствие, усиливаются процессы мифологизации прошлого времени. Работа берет за основу классификацию этого явления, предложенную политологом С. Македоновым, переосмысляя и дорабатывая ее на основе анализа обширного теоретического и практического материалов по данной теме. Выделяются три основных группы мифологизированных высказываний: «возвращение к корням», «обратно в СССР» и «ностальгия по 90-м». Анализируется номинативная плотность высказываний в публикациях за данный период наряду с семантическим анализом текстов публикаций, выявляющим мифологизацию и ее особенности в каждой группе.
Ключевые слова: мифологизация, миф о вечном возвращении, социокультурные ценности, периодическая печать, журналистика.
Abstract
The article focuses on the mythologization of the sociocultural values of the past in the contemporary Russian press. In the times of dramatic social upheavals, social dialogue tends to reflect on society’s self-identification, which provides a rich platform for the mythologization of the past. This article takes as a starting point for the research the classification proposed by political scientist S. Makedonov reconsidering and refining its structure on the ground of a study into the relevant theoretical background as well as real-life examples from the contemporary Russian press. Three main groups of mythologized statements are identified: “back to the roots”, “back in the USSR” and “nostalgia for the 90s”.
Key words: mythologization, myth of the eternal return, sociocultural values, the press, journalism.
Введение
Мифологизированные высказывания в массовой коммуникации стали объектом изучения в отечественной научной сфере сравнительно недавно. Отойдя от узкой трактовки понятия «миф» как «заведомо ложного высказывания»1, исследователи СМИ пришли к пониманию того, что мифологические структуры в коммуникации являются выражением бессознательных, иррациональных процессов, управляющих деятельностью человека. Действительно, истина мифа не совместима с логической истиной. Однако для субъекта мифа он является необходимой категорией сознания и бытия вообще2.
К концу XX в. утвердилось мнение о том, что «даже научная рациональность, которая на протяжении веков выступала в качестве нормативной ценности европейской культуры, в конечном счете оказывается мифом, общепринятым верованием, на основе которого базируется организация этой культуры; и таким мифом, как пишет, например, Одо Маркуарт, недоказанным и недоказуемым исходным верованием-ориентиром оказывается даже сама идея того, что история западного разума является историей удаления от мифа, историей Entmythologisierung»3.
Миф − это, прежде всего, повествование, происходящее в особом времени4. Действующие лица и предметы в мифологическом тексте обладают необычными свойствами, им приписывается высшее значение. Мифологизированные высказывания изначально содержались в рассказах, повествованиях, которые мы и называем мифами и легендами. Тем не менее, мифологизация характеризует не только первобытное мышление − мифологические высказывания присутствуют и в современных текстах, т.к. определенные аспекты и функции мифического мышления являются конститутивными для человека5. Р. Барт пишет: «Миф − это форма. <…> Для определения мифа важен не сам предмет сообщения, а то, како нем сообщается; можно установить формальные границы мифа, субстанционных же границ он не имеет»6.
Итак, мифологизироваться может любое высказывание. Барт выделяет в любом высказывании три элемента − означающее, означаемое и знак. Миф, по Барту, это вторичная семиологическая система. «Знак (то есть результат ассоциации концепта и акустического образа) первой системы становится всего лишь означающим во второй системе. <…> Происходит как бы смещение формальной системы первичных значений на одну отметку шкалы»7.
Барт называет миф метаязыком. К. Леви-Стросс пишет, что если язык − это код первого порядка, оперирующий фонемами, морфемами и т.д., то миф − код второго порядка, в котором язык работает на самом высоком уровне, на котором смыслу удается отделиться от самой языковой основы8.
В современном мире миф становится предметом сознательных манипуляций в политике, в строительстве государства, в идеологии. Особенную актуальность мифологизация получает в процессе исторических переломов, когда общество находится в поиске ориентиров, социокультурных ценностей, самоидентификации.
«Социокультурными ценностями можно считать те ценности, которые характеризуют конкретное общество на определенном историческом этапе его развития. Социокультурные ценности отличают одну культуру от другой, определяя ее самобытность, присущую данной культуре ментальность, уникальность ее культурно-исторического опыта. Так, российское общество отличается от других обществ не только отдельными ценностями, такими как коллективизм, соборность, духовность, но и местом этих ценностей в ценностной системе общества»9.
Процесс мифологизации прошлого времени в России остается мало исследованным в научной литературе, несмотря на то, что он является особенно актуальным здесь, так как наша страна проходит трудный переходный период, который особенно благоприятствует процессу мифологизации высказываний. Одним из самых ярких мифов, которые находят свое проявление в таких условиях, является миф о вечном возвращении.
Описывая мифологическое понятие нации, немецкий философ К. Хюбнер затрагивает миф о вечном возвращении. Он говорит, что, апеллируя к понятию «нация», люди чаще всего выдвигают требование жить и действовать «в духе прародителей», «в духе исторического наследия», «согласно заповедям и ценностям предков» и т.д., предполагая наличие тождества между современными и грядущими событиями, с одной стороны, и, несмотря на любое различие в частностях, прошедшими событиями − с другой10.
Хюбнер описывает также субстанциональную познаваемость этого явления, говоря о том, как у некоторых людей возникает «священный трепет», когда они оказываются в местах, где происходили те или иные исторические события, или когда видят перед собой предметы, которые играли роль в них. Атрибуты императорской власти, например, значат для людей, которые на них смотрят, значительно больше, чем просто золото или драгоценные камни, точно так же, как церковное вино − не просто вино.
Мотив вечного возвращения, который придает всем памятным историческим местам, реликвиям, рукописям нуминозный характер, делает человеческое вневременным, трансцендентным, надысторическим. Тот, кто теперь взглянет на исторические события высшего национального значения с этой точки зрения, тот в той или иной мере бессознательно уподобит их мифической архее − именно тому вещественно присутствующему, сверхвременному, нуминозному началу, к мифу о героях11.
В данной работе рассматриваются проявления мифологизации социокультурных ценностей прошлого в современной российской периодической печати. Автору представляется важным показать в современном дискурсе проявления нуминозности, которую вызывает в нас мифологизация прошедшего времени.
Попытки анализа этого явления встречаются в современных публикациях. Яркий пример − статья политолога Сергея Македонова, опубликованная в номере «Известий» от 11 января 2006 г. Автор дает пример классификации того, что нам представляется проявлениями мифологизации социокультурных ценностей прошлого в дискурсе современной периодической печати (впрочем, в самом тексте публикации мифологических оснований явления не приводится). Македонов подробно разбирает ситуацию ностальгии по прошлому в контексте поиска национальной идентификации, предлагая выделить три основных проявления:
«Первое − это образ Советского Союза, с которым его создатели связывают существование “золотого века”. Для них современная Россия − не более чем обрубок СССР.
Второе − это миф о Российской империи, в котором его создатели нам предлагают “восстановить историческую преемственность”.
Третье − это миф “возрождения”, обретения “корней”, “возвращения к истокам”. Его певцами выступали и выступают деятели как этнонационалистических движений в республиках в составе России, так и всевозможных региональных течений (казачество, например).
Интересно, что творцы всех трех мифов нередко гневно и с пристрастием осуждают друг друга, но все их лозунги при внешнем различии глубинно близки»12.
Мы склонны лишь отчасти согласиться с предложенной выше классификацией, так как последние две категории, а именно «возвращение к корням» и миф о «Российской империи» − как мы увидим далее, − чаще всего на страницах периодической печати не различаются (такое разделение было бы возможно, если бы мы включали в исследование узкоспециализированные издания с уклоном в «евроазиатство» и пр., но мы исследуем общественно-политические издания самой широкой направленности).
В выпуске «Книжного обозрения» за 11 марта 2013 г. Александр Лапин в статье «Я потрясен жизнестойкостью русского народа» пишет: «...из советского человека рождался русский. Жили мы все, советские люди, и совсем забыли, какие обычаи у нас были... И вдруг начался процесс возвращения к корням. Это трудно со всех точек зрения. Надо понять, кто ты есть и что должен как русский человек делать. Этот процесс самоидентификации, кстати, до сих пор не завершен. Одновременно предстояло найти себя и для того, чтобы элементарно денег заработать. Есть те, кто стиснул зубы и начал с нуля, повел за собой других и чего-то добился (я и сам к таким отношусь). А кто-то стал пить горькую, сошел с ума или полез в петлю»13.
Во время социальных сломов граница между прошлым и будущим становится настолько размыта, что в процесс мифологизации включаются события и явления прошлого, максимально приближенного, − в периодической печати первого десятилетия XXI в. отчетливо прослеживается мифологизация 1990-х гг.
Методологической основой исследования является семантико-когнитивный метод, главным положением которого является постулат о том, что «через изучение семантики языковых знаков можно проникать в концептосферу людей, можно выяснять, что было важно для того или иного народа в разные периоды его истории»14.
В рамках этой работы мы опираемся на методологический аппарат, предложенный З.Д. Поповой и И.А. Стерниным, который кратко характеризуется следующими положениями:
«Исследование семантики языковых единиц, объективирующих концепты, позволяет получить доступ к содержанию концептов как мыслительных единиц.
Совокупность значений языковых единиц образует семантическое пространство языка.
Концепт − единица концептосферы, значение − единица семантического пространства языка.
Значение − элемент языкового сознания, концепт − когнитивного (“общего”).
Концепт и значение в равной мере − явления мыслительной, когнитивной природы.
Наличие большого количества номинаций того или иного концепта свидетельствует о номинативной плотности (термин В.И. Карасика. 2002. С. 111) данного участка языковой системы, что отражает актуальность вербализируемого концепта для сознания народа»15.
В ходе исследования гипотеза о наличии мифологизации социокультурных ценностей прошлого в периодической печати за данный период проверяется путем выявления трех концептов, предложенных в классификации. Их номинативная плотность подтверждается анализом употребляемости ключевых фраз с помощью системы «Интегрум», содержащей полнотекстовый архив центральных и региональных российских СМИ. За заданный период в печатных изданиях были проанализированы следующие ключевые слова: «возвращение к корням» (1206 упоминаний), «обратно в СССР» (731 упоминание), «ностальгия по 90-м» (467 упоминаний). Далее в тексте статьи приведен семантический анализ некоторых публикаций для выявления мифологизации на уровне текста.
Возвращение к корням
В рамках данной статьи под «возвращением к корням» мы будем рассматривать примеры мифологизации социокультурных ценностей, которые обращены максимально далеко в прошлое − начиная с царской России и заканчивая славянскими ценностями, сколь абстрактными они бы ни были. «Возвращение к корням» буквально является одной из синтаксических формул мифа о вечном возвращении, ключевыми словами, берущими некое явление под зонтик своей положительной коннотации, мифологизирующими некое явление в рамках текста.
В статье «Упали? Отжались!», напечатанной в декабрьском номере «Огонька» от 2008 г., Дмитрий Быков размышляет о том, какие книги будут читать люди во время кризиса: «нельзя усомниться в стопроцентном успехе книг, описывающих возвращение к корням или, по крайней мере, их переосмысление»16. Писатель обращает внимание на то, что в этой предполагаемой новой волне произойдет именно «идеализация» традиционных сторон жизни человека − «розовощекие певцы счастливых и сытых хлебопашцев».
Однако подобное обращение к мифологизированному образу прошлого происходит не только на страницах литературных произведений. Так, в номере «Московского комсомольца» от 17 февраля 2010 г. описывается действо, происходящее возле деревни Борисовка: «На лесной опушке построены ворота, за ними капище. Больше 60 человек в аутентичных одеждах древних славян славят своих предков, свой род, передавая деревянную братину с медовым квасом по кругу. Здесь и пожилые люди, и совсем малыши − родноверы, как они себя называют. В деревню Борисовку на окраине района приехали славяне не только из округи, но и со всей территории бывшего Союза. “Вся мудрость, мощь и сила наших предков скрыта в нас, это возвращение к корням”, − говорит жрец Бер из Дубны. − Все позитивно: взрослые и дети танцуют и поют у костра. Были и местные: на празднике оказались замечены глава сельского поселения Трубинское, председатель местного садоводческого кооператива, участковый милиционер, вроде бы все остались довольны действом»17.
Возвращение к корням происходит не только в деревнях: на страницах «Московского комсомольца» от 27 июня 2008 г. в материале «В поисках цветущего папоротника» читаем про празднование Ивана Купалы в Москве: «...вряд ли городские жители проделывали когда-нибудь все эти обряды сами. Уникальная возможность поучаствовать в этом древнем языческом обряде появилась у тех, кто придет в парк “Коломенское” 28 июня. А поскольку возвращение к корням, а именно к языческим ритуалам и праздникам, популярно не только в нашей стране, столичный парк посетят не только русские, но и латышские и украинские актеры»18.
В «Российской газете» для региона Черноземье от 9 октября 2007 г. в материале Виктории Чугаевой освещается съезд православных докторов в Белгороде. В интервью главный терапевт России, академик РАМН Александр Чучалин говорит, почему именно этот город был выбран для съезда: «Прежде всего потому, что ваш город по очень многим показателям идет впереди. Это регион, на который нужно и можно равняться всей России, в том числе и в том, как здесь относятся к традициям, к возвращению к корням, к осмыслению исторического опыта»19.
Мифологизация досоветской истории приводит в возмущение главных героев следующего раздела, ратующих за возвращение в «светлое советское» прошлое. Газета КПРФ «Слово правды» (г. Иваново) напечатала в номере от 15 августа 2012 г. гневную редакционную статью под заголовком «Отношение к собственной истории»: «Вместо сшивания ткани исторического процесса власти идут по наиболее простому пути отрицания прошлого. На этот раз − советского прошлого! Высасывая из пальца дореволюционную историю нашего города, бесспорно достойную, но обычную, традиционную для большинства центральнорусских городов конца XIX века, власти избегают яркой советской истории нашего Иванова. И первый совет, и “город невест”, и “третья пролетарская столица” − все это относится к советскому периоду. Вместо того чтобы поднимать рейтинг города, власти хотят превратить его в захолустный городок, провинцию, дальнее Подмосковье. Под разговоры о возвращении к корням город лишается самобытности. И именно такое отношение вызывает серьезное недоумение у коммунистов»20.
«Возвращение к корням» дает объяснение многим явлениям жизни современного общества, которые при исключительно рациональном подходе кажутся бессмысленными. Так, например, реформа МВД имела еще и изменение исключительно косметическое, которое у критиков вызвало усмешки. Переименование милиции в полицию многие восприняли как ненужное изменение привычного хода вещей. Но мифологическая основа дает четкое обоснование: еще в 2002 г. ходили мысли о такого рода реформе, и в выпуске журнала «Коммерсантъ. Власть» от 25 ноября Аркадий Мурашев, который в 1991-1992 гг. был начальником ГУВД Москвы, высказал следующую мысль: «Все можно изменить, была бы политическая воля. А она есть, и все то, что говорит Козак, − осмысленно и здраво. Провести такую реформу будет проще, чем в сельском хозяйстве. В милиции народ служивый, им приказали − они исполнят. А превращение милиции в полицию − это возвращение к корням: при царе была полиция и сильное государство»21.
Обратно в СССР
Идея о возвращении в СССР, казалось бы, является прямой противоположностью идее «возвращения к корням»: речь идет о кардинально разных политических постулатах. Тем не менее социокультурные ценности советского периода получают такую же положительную коннотацию и подвергаются той же мифологизации, что и абстрактные «корни».
В ноябрьском выпуске журнала TheNewTimes за 2008 г. читаем: «Каждый пятый россиянин считает, что 70−80-е годы были эпохой благополучия, а каждый третий − что в период правления генерального секретаря ЦК КПСС Леонида Брежнева хорошего было больше, чем плохого». В статье звучит слово «ностальгия», ключевое и повторяющееся во всех публикациях, связанное с мифом о вечном возвращении. Эксперт, комментирующий эту статью, говорит о том, что этот образ брежневской эпохи как «золотой» (миф о «золотом веке») сформировался «по контрасту с так называемым хаосом 90-х»22.
В представлении тех, кто мифологизирует советскую страну, этот хронотоп приобретает черты «Солнечного города», где все было замечательно. В номере «Донской искры» от 26 июня 2013 г. читаем: «“Хочу обратно в СССР. Это было самое лучшее время в моей жизни!” − сегодня эту фразу можно услышать все чаще и чаще и не только от ветеранов, чья биография накрепко связана с советскими временами, но и от вполне состоявшихся зрелых людей, также от молодежи. Какое было детство в советское время − “молодым везде у нас дорога, старикам везде у нас почет”, учились, бесплатно занимались в кружках, каждое лето отправлялись в пионерские лагеря. В то чудесное время люди доверяли друг другу, были добрее, свято верили в справедливость советской власти. Дети уважали родителей, а самыми престижными справедливо считались профессии ученого, военного, учителя, врача и космонавта…»23.
Большое количество позитивных коннотаций формирует радужную картину советского прошлого, ядром которого является идеал отношений между людьми. В мифологизированном советском времени люди были справедливее, добрее, бескорыстнее. Автор, описывая парадигму советской жизни, повторяет все мифологемы, взятые из официального дискурса. Степень выделения положительных коннотаций наводит на сравнение с мифом о «Золотом веке», описанным Гесиодом в «Трудах и днях» таким образом:
«Жили те люди, как боги, с спокойной и ясной душою,
Горя не зная, не зная трудов. И печальная старость
К ним приближаться не смела. Всегда одинаково сильны
Были их руки и ноги. В пирах они жизнь проводили.
А умирали, как будто объятые сном. Недостаток
Был им ни в чем не известен. Большой урожай и обильный
Сами давали собой хлебодарные земли»24.
При этом особо интересной представляется та часть, в которой говорится о том, что идеальным советское время кажется не только людям, жизнь которых прошла в это время, но и людям молодым: «Все чаще тяга к СССР проявляется у молодых − тех, кто родился уже после его распада. По всей логике нынешней действительности такого происходить не должно. На промывку мозгов подрастающего поколения работает мощнейшая геббельсовская машина − начиная с тенденциозных школьных учебников и кончая многочисленными грязными киноподелками об истории страны. Однако факт советизации молодежи все равно имеет место»25.
Чем же объясняется «факт советизации молодежи»? Несмотря на то что автор предыдущего материала упомянул «геббельсовскую машину», которая, по его мнению, работает на очернение советского времени, очевидно, что в стихийном пространстве Интернета происходит обратный процесс: социокультурные ценности советского времени мифологизируются пользователями в отрыве от официальных средств массовой информации, популярного кинематографа и т.д. В номере «Русского репортера» от 4 декабря 2007 г. в материале «Хочу обратно в СССР» читаем: «Анализ молодежных ресурсов Интернета и других текстовых источников показывает: отношение к жизни в СССР поменялось с резко негативного на резко позитивное. За последние пару лет в Интернете появилась масса ресурсов, посвященных повседневной жизни в Советском Союзе. “Энциклопедия нашего детства”, пожалуй, наиболее популярный из них. Само название говорит о том, кто является аудиторией данного ресурса, − все, кто родился в период между 1976−1982 годами. Одноименное сообщество в ЖЖ входит в тридцатку наиболее популярных. Его завсегдатаи с искренней любовью обсуждают фильмы про Электроника, гэдээровские “вестерны”, лезвия “Нева” для безопасных бритв и напиток “Буратино”»26.
Авторы, разбирая объекты мифологизации, задаются важным вопросом: куда же делись представления о плохой советской одежде, недостатке еды и несвободе политической жизни? По их мнению, «советское прошлое стремительно обрастает трогательными легендами и на глазах превращается в прекрасный миф о золотом веке человечества. Современные тридцатилетние так жаждут сказку, что готовы ампутировать собственную память»27.
Мифологизация советского времени приводит не только к тому, что отрицательные явления жизни того периода забываются. Процесс мифологизации этого хронотопа заходит настолько далеко, что в разряд катализаторов ностальгии попадают явления и вещи, которые в любом другом контексте показались бы, по меньшей мере, неудобными, а может быть, и бесчеловечными. Например, самиздат − явление, обусловленное авторитарной цензурой литературных произведений в Советском Союзе, которое, казалось бы, не может быть ни с каких точек зрения охарактеризовано как положительное. Тем не менее в номере от 4 февраля 2003 г. «Независимой газеты» читаем: «Как человеку немолодому, мне жалко тех потрепанных страничек машинописи, которые мы передавали с рук на руки, как реликвии. И из которых мы вычитывали то, что читать нам было запрещено, но необходимо»28.
Особо нужно сказать о случаях, когда мифологизация происходит против воли автора. В материале «Обратно в СССР: возможно ли это?», напечатанном в номере «Народной газеты» (г. Ульяновск) от 8 мая 2013 г., Валентина Каманина размышляет о том, возможно ли вернуть в современную российскую систему образования советские стандарты. При этом автор старается удержаться от мифологизации советской школы, разбирая как негативные, так и позитивные стороны явления, отмечая, что некоторым ее аспектам уже не место в «век Интернета». Тем не менее мифологема закрадывается в текст, при этом с неожиданной стороны. Автор приводит «высказывание» президента США Джона Кеннеди. «В свое время президент США Кеннеди даже сказал: “Советский Союз первый в космосе, потому что у них лучшая система образования”»29.
Поиск этого высказывания не дает никаких результатов. Подобное приписывание цитаты безо всякого основания могло бы напоминать совершенно дикие для стороннего взгляда легенды о Джимми Картере, которые были сочинены северокорейскими пропагандистами после его встречи с Ким Ир Сеном. (По их версии 39-й президент Соединенных Штатов при встрече с главой Северной Кореи сказал: «Президент Ким Ир Сен является величайшим из людей, с которым не могут сравниться Джордж Вашингтон, Томас Джефферсон и Авраам Линкольн вместе взятые... Могу с уверенностью сказать, что Ким Ир Сен − бог Солнца и вершитель судеб, превосходящий по величию Гелиоса и всех вместе взятых основателей государств мира»30.)
Ради справедливости нужно сказать, что ожесточенные дебаты о системе образования действительно велись кандидатами в президенты на выборах 1960 г. в США − Джоном Кеннеди и Ричардом Никсоном. При этом в четвертых дебатах Кеннеди признает, что подвергал критике текущую на тот момент администрацию за то, что она привела систему образования в неконкурентноспособное состояние. «Я не говорил, что наша система образования худшая в мире. Я сказал, что десять лет назад мы выпускали в два раза больше ученых и инженеров, чем Советский Союз, а сегодня они производят в два раза больше, чем мы, и что это плохо влияет на нашу безопасность по всему миру [перевод наш. − А.К.]»31.
Конечно же, мифологизация советского времени, сознательная или бессознательная, подвергается коммерциализации: в журнале «Русский курьер» от 5 февраля 2005 г. читаем материал «Голос ностальгии», посвященный Леониду Володарскому − человеку, известному своими подпольными переводами запрещенных западных фильмов. «Леонид Вениаминович, Вы сейчас, как и в 80−90-х годах, более чем востребованы: переводите фильмы и сериалы, ведете программу на “Серебряном дожде”, свой проект на телеканале “Ностальгия” под названием “Назад в СССР”. Вы действительно хотите вернуться в СССР?»32. Герой интервью отвечает, что возвращаться в СССР не хочет, тем не менее его голос, сопровождавший плохие VHS-копии американских боевиков, стал символом ушедшего времени, и именно на этой ностальгии Володарский зарабатывает деньги сейчас.
Ностальгия по девяностым
Эпоха, которая выше была охарактеризована как «хаос», подвергается точно такой же мифологизации на страницах печати. Ностальгия по 1990-м гг. началась в России уже в 2000-х гг. В журнале «Афиша» (выпуск от 3 июля 2000 г.) читаем рецензию Льва Данилкина на книгу «Сами по себе» С. Болманта: «Что пройдет, то будет мило, но до “Самих по себе” я никогда не испытывал ностальгии по девяностым»33.
Наступившая мгновенно ностальгия по 90-м, очевидно, была спровоцирована стремительными социокультурными изменениями, которые происходили в обществе. Если по советскому времени ностальгирует в основном старшее поколение, что в принципе укладывается в рамки конвенциональных коммуникативных ритуалов (время, в которое проходила юность и т.д.), то по 90-м скучает в основном поколение 20+. При этом, как и в случае с ностальгией по советскому времени, мифологизируются даже негативные явления. Афиши пестрят анонсами тематических мероприятий, посвященных 90-м. Ностальгия для двадцатилетних в России − это уже отдельный жанр. Мифологизировалось все: от жвачки «Турбо» − до кассетных плееров, от «Митьков» и «Люберов» − до журнала «Птюч» и рейвов.
В номере псковской «Комсомольской правды» от 19 июня 2012 г. читаем: «Если помните, то в 90-х вы были во вполне сознательном возрасте. До сих пор ностальгия по 90-м − большое и, как водится, светлое чувство. Поэтому музыкальный формат клубных мероприятий, получивший название “дискотеки 90-х”, безошибочно попадает в цель и пользуется высокой популярностью. “Ретро FM» снова приглашает!”»34.
В майском журнале «РБК» Елена Шипилова размышляет над феноменом возвращения звезд 90-х годов в оборот шоу-бизнеса: «Продюсер и музыкант Бари Алибасов неоднократно срывал джекпот благодаря эпатажности своих проектов. Удастся ли ему сыграть на ностальгии по 90-м?»35.
К той же самой тенденции обращается автор заметки в пензенской «Комсомольской правде» от 26 апреля 2011 г., описывая выступление коллектива «Демо» в городе: «Этот коллектив прославился в конце 90-х шлягерами “Солнышко” и “2000 лет”. Через некоторое время группа пропала с экранов и радио, однако, на волне ностальгии по 90-м, коллектив вновь стал востребованным. За 12 лет существования это был третий визит Саши Зверевой (солистка группы) и компании в наш город»36.
Издания, обращенные к аудиториям с претензией на модность, также не обходят стороной эту тенденцию: в ноябрьском номере журнала Time Out читаем описание модного мероприятия: «В общем, все это выглядит как сценарий достаточно удачной и элегантной ретро-вечеринки, как нельзя лучше улавливающей общую ностальгию по 90-м, витающую в воздухе. Ностальгировать и смотреть сквозь розовые очки на ту уже далекую и оттого притягательную эпоху уже определенно стало трендом, если вы как-то были вовлечены в фэшн-индустрию или просто ей интересовались, ответ на вопрос, стоит ли туда идти, однозначно утвердительный»37.
Издание «Труд-7» в номере от 11 марта 2010 г. анонсирует: «Ностальгия по 90-м растет и ширится. 90-е были апогеем танцевальной культуры − рейв, транс, джангл, драм-н-бэйс, габбер, брейкбит. Но на “Супердискотеке” танцевать придется в основном под евродэнс и отечественный поп. 2 Unlimited, Haddaway, Dr. Alban − эти имена в начале 90-х нельзя было не знать. Прибудет бывший участник группы Snap! массивный Turbo B. Российскую сторону представляют Богдан Титомир, Таня Буланова, Шура и группы “Руки вверх” и “Вирус”. Помимо музыки, обещают массу ностальгических аттракционов, начиная с игры в наперсток, жвачек Love Is и заканчивая Леней Голубковым»38.
Особенное внимание обращают на себя «ностальгические аттракционы». Если торговля жевательными резинками, вкус которых, подобно «печенью Мадлен», будит фонтан ассоциаций с потерянным временем, еще как-то объяснима, то обыгрывание таких элементов, как герой рекламы финансовой пирамиды, из-за которой разорились миллионы россиян, вызывает вопросы. Что уж говорить про игру в наперсток − совсем привокзальная забава, с налетом неизбежного надувательства, которая, будучи проассоциирована с мифологизируемым хронотопом, все равно приобретает приятный налет «давно минувших дней». В случае с ностальгированием по СССР мы наблюдали элементы мифологизации явлений, которые с трудом можно было назвать позитивными, но чаще всего эти элементы либо рационализировались, либо просто аккуратно отставлялись на второй план, замалчивались. Когда мы имеем дело с 90-ми, картина мифологизации абсолютно другая. Не столь далекая от нас, зафиксированная множеством источников (печатных, аудиовизуальных и т.д.), живых свидетелей которой подавляющее большинство, эта эпоха мифологизируется по всем правилам постмодернистской деконструкции.
Постмодернистский подход дает возможность обойти стадию, в которой время «просеивалось» сквозь память свидетелей, те несколько десятилетий, которые нужны для того, чтобы забыть все плохое и выделить те элементы, те детали, которые можно включить в мифологизированную панораму. Этот способ, в котором означающее отделяется от означаемого, а смысловые связи переставляются по законам иронии и карнавализации, позволяет выделить, так сказать, штамм «мифологизации социокультурных ценностей прошлого», тот архетип, который мы обозначили как «миф о вечном возвращении» − в чистом виде, вывести эту реакцию за пределы нужных внешних условий и производить ее в «лабораторных» условиях, далеких от натуральных. Именно этим, с нашей точки зрения, объясняется то, что подобной ностальгии подвержены люди молодые − 20−30-летние люди не должны с тоской вспоминать о днях минувших. Тем не менее под воздействием рекламы и иных коммуникативных сообщений в СМИ, содержащих мифологический дискурс, такая реакция формируется у людей самого молодого возраста.
В журнале «Огонек» от 13 сентября 2010 г. читаем репортаж о тематическом мероприятии, которое подготовил канал MTV: «На стенах клуба, где проходили съемки, были развешены рекламные плакаты: “Санта-Барбара”, “Рэмбо-4”, “Элен и ребята”... Среди публики выделялся человек-эпоха: небритый качок в малиновом пиджаке и тренировочных штанах с лампасами, с золотыми цепями на груди и с большим мобильником в руках»39.
При этом организаторы мероприятия отдают себе отчет в том, что «ностальгия 20-летних» не является нормальным явлением: «Мы фиксируем очень важный тренд: ретро для молодых, − продолжает 26-летний Кирилл Иванов. − Раньше люди начинали ностальгировать в 50 лет, до этого в 60. А теперь человек уже в 25 считает, что самое интересное время в своей жизни он прожил когда-то давно. Потому что жизнь тяжелая, потому что больше рефлексии. И мы пытаемся как-то на этом сыграть. Наша передача в большей степени не про смыслы, а про атмосферу»40.
Заключение
При общих для всех групп характеристиках (обращение к прошлому, позитивная коннотация, мифологизация) в каждой из групп прослеживается выраженная особенность высказываний. Так, например, в «возвращении к корням», во времени, уходящем в туманное прошлое, легче всего удается мифологизация по классической схеме «старые-добрые времена». Этот хронотоп отделен от настоящего времени достаточно, чтобы эмоциональные связи не мешали нам присваивать социокультурным ценностям (будь то абстрактные славянские традиции или идиллия патриархальных устоев царского времени) особое, мифологическое значение. Советское время, богатое на официальный пропагандистский дискурс, тоже поддается этому мифотворчеству. Конечно, в данном случае на пути могут встать препятствием эмоциональные реакции, связанные с тем, что источники, связанные с негативными коннотациями этого хронотопа, еще свежи, есть свидетели того времени, далекие от того, чтобы его идеализировать. Однако с помощью рационализации или замалчивания этих явлений мифологизирующие тексты легко обходят эти препятствия. В редких случаях мифологизации также поддаются неоднозначные явления советского времени, такие как самиздат. И, наконец, третья группа − «ностальгия по 90-м» − при фундаментальном сходстве с предыдущими группами обладает, с нашей точки зрения, набором уникальных черт, которые характерны для постмодернистской деконструкции. В условиях свободной игры символов и отделения означающего от означаемого функция человеческого сознания, которая отвечает за мифологизацию прошедшего времени, подвергает мифологизации черты хронотопа, который был, что называется, «буквально вчера». При этом главным, с нашей точки зрения, признаком, позволяющим отнести это явление к постмодернизму, является моральная амбивалентность, с которой мифологизации подвергаются, в числе прочих, и те уродливые явления переходного общества 1990-х гг., которые объективно очень трудно назвать позитивными.