Languages

You are here

Теоретические принципы сравнительного анализа медийных систем в трудах Даниела Халлина и Паоло Манчини, их адептов и оппонентов

Авторы материалов: 

Theoretical Principles of Media Systems Comparative Analyses in Writings of Daniel Hallin and Paulo Mancini, Their Adherents and Opponents

 

Землянова Лидия Михайловна
доктор филологических наук, ведущий научный сотрудник кафедры зарубежной журналистики и литературы факультета журналистики МГУ имени М.В. Ломоносова, kafedra.zarubezhka@mail.ru

Lydia M. Zemlyanova
PhD, Leading Research Scientist at the Chair of Foreign Journalism and Literature, Faculty of Journalism, Lomonosov Moscow State University, kafedra.zarubezhka@mail.ru

 

Аннотация
Статья знакомит с актуальными методологическими проблемами сравнительного анализа медийных систем и моделей, которые инициативно обсуждаются в современной глобализирующейся коммуникативистке.

Ключевые слова: три модели, четыре измерения, политический параллелизм, профессионализм, инструментализм, дифференциация, гибридизация, транснационализация.

Abstract
The article presents the relevant methodological problems of comparative analyses of media systems and models that are proactively discussed in the modern globalizing Communication science.

Key words: three models, four dimensions, political parallelism, competence, istrumentalism, differentiation, hybridiazation, transnationalization.

 

Одной из важнейших особенностей современной коммуникативистики является растущий интерес исследователей медийных процессов, быстро развертывающихся на основе технологических инноваций в глобальных масштабах, к классификации этих процессов с помощью сравнительного анализа сходства и различий их системных проявлений, контекстуально обусловленных стабильными или меняющимися связями с политическими, экономическими, культурными, этно-национальными и другими факторами исторического развития изучаемых стран. Выявление этих факторов – задача ответственная, требующая тщательного научного диагностирования причин и результатов формирования и взаимовлияний между медийными системами и теми ситуациями и процессами в различных сферах жизни стран и международных отношений, которые оказывают свое воздействие на средства информации и использование их в разных целях.

Одним из важнейших условий успешного решения этой задачи является сотрудничество коммуникативистов разных стран в обсуждении всех актуальных методологических вопросов, возникающих в ходе исследований систем и моделей медиатизации современного многополярного мира. Представление о том, в какой форме и мере это достижимо, можно получить из полемических откликов коммуникативистов разных стран на книгу Даниела Халлина и Паоло Манчини «Сравнение медийных систем. Три модели медиа и политики», опубликованной в 2004 г.1

В «Предисловии» к книге ее авторы отмечали, что среди их предшественников можно назвать Ф. Сиберта, Т. Петерсона и У. Шрамма как создателей четырех теорий печати2, признавших зависимость медиа от идеологического воздействия на них политических систем, но не учитывавших все возможности влияния медиа на эти системы, так как они «фактически не анализировали эмпирические отношения между медийными и социальными системами»3.

Халлин и Манчини предложили расширить границы и объем сравнительного анализа медийных систем путем «усовершенствования концептуального аппарата»4, чтобы не довольствоваться изучением одних и тех же объектов и сравнивать их с другими. Ибо сравнительный анализ, открывая общее и особенное в развитии медийных систем, помогает «защищать нас от ложных обобщений» и «дает возможность замечать явления, которые мы не замечаем и поэтому не осмысляем»5. Вместо четырех теорий печати они решили рассматривать три модели медийных систем: североатлантическую, или либеральную модель, характерную для Великобритании, Ирландии, Канады и Соединенных Штатов Америки; североевропейскую, или демократическую корпоратистскую модель, распространенную в Австрии, Бельгии, Дании, Финляндии, Германии, Нидерландах, Норвегии, Швеции, Швейцарии; средиземноморскую, или поляризованную плюралистическую модель, превалирующую во Франции, Греции, Италии, Португалии, Испании. Если в либеральной модели большую роль играют рыночные механизмы в коммерциализированных медиа, а в демократической корпоратистской коммерциализированные медиа сосуществуют с организованными социальными и политическими группировками при относительно активной роли государства, то в поляризованной плюралистической модели имеются формы объединения медиа с партийной политикой при значительной роли государства.

Выделение таких групп на основе присущих им характерных особенностей не означает, что это придает им гомогенность и статичность. Авторы книги отмечают, что изучаемые ими медийные системы находятся в процессе изменений под влиянием различных исторических тенденций и особенно в условиях глобализации и коммерциализации, ведущих к конвергенции и модернизации в разных вариантах. Предсказывать будущее этих тенденций они не решались, останавливая внимание на том, что «медийные системы имеют исторические корни в институтах национального государства частично вследствие своей тесной связи с миром политики. Национальная дифференциация медийных систем ослабляется; остановится ли этот процесс конвергенции в какой-то момент или будет продолжаться до тех пор, когда национальная дифференциация станет неуместной, мы не можем еще сказать»6.

Поэтому исторически предлагалось подходить к «нормативным идеалам медиа», рассматривая их как «институты в специфической социальной обстановке», чтобы узнать, «какие роли они на самом деле играют в политической, социальной и экономической жизни и какие примеры отношений с другими социальными институтами они имеют. Наши модели журнализма понимаются как эмпирические, а не нормативные». А это помогает решать «проблемы коммуникации в демократическом обществе», рассматривая такие важные ценности, как «разнообразие, открытость и ответственность, независимость, точность и полнота информации»7.

Для анализа социальных и политических контекстов авторы книги предложили использовать «четыре главных измерения, в соответствии с которыми могут успешно сравниваться медийные системы Западной Европы и Северной Америки: 1) развитие медийных рынков с особым акцентом на сильном или слабом развитии массово-тиражной прессы; 2) политический параллелизм, то есть степень и характер связей между медиа и политическими партиями или − в более широком смысле – степень отражения в медийной системе важных политических разногласий в обществе; 3) развитие журналистского профессионализма; 4) степень и характер вмешательства государства в медийные системы»8.

Концепция политического параллелизма сопрягается с понятиями внешнего и внутреннего плюрализма, означающими многообразие связей медиа с внемедийными политическими идеями и тенденциями, партиями и организациями и с теми различными идеологическими позициями, которые могут возникать в сфере самих медиа. С опорой на эти понятия в книге Халлина и Манчини сравнительному анализу подвергаются формы контролирования, использования и регулирования медийных систем в различных странах, где доминируют разные политические силы и организации (правительственные, парламентские, корпоратистские, гражданские и др.).

К атрибутам профессионализма или профессионализации журналистики относятся, кроме особых профессиональных норм, автономность и ориентация на этику служения обществу. Эти качества выделяются как отличающие профессионализм журналистики от инструментализации медиа при попытках их использования в интересах каких-то политических деятелей и групп (political instrumentalism) или коммерческих сил (commercial instrumentalism), а также и от политического клиентизма (political clienteism), ориентирующего более на приватные, а не общественные формы и цели коммуникации.

После общей характеристики основных концепций и терминов, необходимых для выделения трех моделей медиа и политики, авторы книги переходят к их конкретному сравнительному анализу. Его цель – концептуальное обоснование сходства и различий между этими моделями, выражающихся в том, что «в либеральных странах медиа находятся ближе к миру бизнеса и дальше от мира политики. В поляризованных плюралистических системах они относительно прочно объединены с миром политики, тогда как в демократических корпоратистских странах медиа имеют сильные связи с миром политики и экономики, хотя и со значительным сдвигом в сторону от политических связей, особенно в последние годы»9.

В этой суммарной характеристике трех моделей улавливается несогласие с теорией дифференциации медиа, утверждающей автономность их социального статуса, усиливающуюся по мере исторической эволюции, и скорее согласие с идеей де-дифференциации медиа в ходе укрепления их связей с экономикой. Эта идея подтверждается сравнительным анализом трех моделей медийных систем с опорой на историю их возникновения и эволюции, насыщенную примерами многих конкретных причин и последствий влияния различных факторов на судьбы информационных средств связи в разных странах по-разному.

Стремление найти исторические корни для изучаемых тенденций помогает аналитикам раскрывать их причины и потенции объективно, не подчиняясь модным концепциям, искажающим факты реальности. Одним из примеров критического отношения к концепциям такого рода может служить неприятие неолиберальных идей относительно полной свободы прессы от прессинга со стороны властных сил правительства или партий в условиях ее коммерциализации. Сравнительный анализ медийных систем убеждает в том, что коммерциализация прессы превращает ее в крупный бизнес, который совершает «колонизацию публичной сферы». Ибо «коммерциализация не означает, что пресса потеряла все связи с политическими партиями и прекратила играть политическую роль; вместо этого она означает, что пресса, ее редакторы и владельцы становятся со временем независимыми политическими игроками»10.

Коммерциализация и в либеральных странах не ликвидирует совсем, а видоизменяет многие традиционные атрибуты журналистской профессии и связи медиа с социумом. Это ставит под сомнение категорические утверждения относительно ограниченной роли государства в медийных системах, как и представление о том, что пресса – это «независимое четвертое сословие»11.

Третья часть книги Халлина и Манчини затрагивает проблемы не только настоящего, но и будущего трех моделей медийных систем, избранных для системного анализа. В главе «Триумф либеральной модели» отмечается, что она находится в центре внимания тех исследователей, которые связывают перспективы дальнейшего развития информационных средств связи с процессами их коммерциализации и конвергенции, полагая, что с этими тенденциями сопрягаются отстранение медиа от конкретных связей с политическими институтами и сближение с либеральной моделью, развивающейся под влиянием идеологии неолиберализма. Свое воздействие в этом направлении могут также оказывать интеграционные процессы в европейских странах, способствующие развитию «глобальной экономики»12 и «глобальной коммерциализированной газетной индустрии»13, связанной с «либеральной идеологией, рассматривающей роль газет как институт рынка в большей степени, нежели мир политики»14. Немалую лепту вносит в эти тенденции и новая медийная технология, модернизирующая работу новостных агентств, СМИ и журналистов и оказывающая наиболее сильное влияние на представителей молодого поколения.

Кроме внешних источников влияния, в книге Халлина и Манчини предпринимаются попытки прослеживания внутренних «эндогенных» факторов модернизации медийных систем, среди которых особо отмечается процесс секуляризации, понимаемый как ослабление влияния церковных и иных идейных верований на граждан и публичную сферу, что приводит к ослаблению и опорных сил в социуме, подвергая его вместо «пилларизации» (pillarization – от слова pillar – столп, оплот; pillars of society – столпы общества) – «депилларизации» (depillarization)15. Этот термин подразумевает последствия процессов секуляризации не только различных общественных институтов, но и медиа, если опорными силами для них и аудитории станут интересы не гражданства, а консьюмеризма.

По мнению аналитиков, на процессы секуляризации огромное воздействие оказывают телевидение и другие «всеобъемлющие медиа» (catchall media)16, претендующие «на представление общественности в целом» и связанные с широким «культурным трендом, направляющим к глобальной консьюмеристской культуре»17. В этом тренде «экономическая глобализация, как в целом, так и особенно в отношении к медийной индустрии, играет важную и разностороннюю роль». Ведь если медиа коммерциализируются, это «меняет социальную функцию журналистики, поскольку главной их целью оказывается не распространение идей и создание вокруг них социального консенсуса, а производство развлекательных программ и информации, которая может продаваться отдельным потребителям»18.

Авторы книги не оставляют без внимания и еще одну тенденцию, связанную с коммерциализацией, которая может «вызывать значительную де-дифференциацию в отношении медиасистемы к рынку, − эрозию профессиональной автономии журналистов, обретенную в конце прошлого века, а также, вероятно, и подчинение медиа политическим интересам бизнеса, который может ослаблять политический баланс в репрезентации социальных интересов»19.

Подводя итоги в «Заключении», авторы книги еще раз подчеркнули, что, совершая сравнительный анализ медийных систем, они стремились избегать поспешных выводов об их связях с политикой без подтверждения их конкретными примерами из истории возникновения и эволюции изучаемых систем в различных странах, демонстрирующих сходство и различия в образовании и функционировании трех моделей – поляризованной плюралистической, демократической корпоратистской и либеральной. Фокусируя свое внимание на исторической обусловленности всех тенденций, связанных с модернизацией этих моделей в странах Запада, они не опровергали важности подвергать сравнительно-историческому анализу медийные процессы, развивающиеся за пределами этого мира с учетом и оценкой тех актуальных проблем, которые уже рассматривались ими в данной книге, но могут стать предметом для обсуждения и в дальнейших исследованиях на эту тему. Это будет полезным для «стимулирования создания новых моделей, основанных на детальном исследовании специфики политических и медийных систем»20.

Книга, которую завершали такие пожелания коллегам, вызвала полемический резонанс в коммуникативистике. Халлин и Манчини не остались в стороне от дебатов и приняли участие в издании сборника работ, освещающих медийные ландшафты мира в более широком охвате. Он назывался «Сравнение медийных систем за пределами западного мира» и был опубликован под редакцией Халлина и Маничини в 2012 г.21, когда в коммуникативистике накопился свежий опыт сравнительно-системного подхода к изучению роли медиа в жизни разных народов мира, оказавшихся под ударами глобального финансово-экономического кризиса, различных социально-политических и этно-конфессиональных конфронтаций, информационных войн и акций терроризма.

Сборник состоит из двух частей. В первую включены статьи с анализом проблем развития медийных систем в семи странах – Израиле, Польше, Литве, Бразилии, России, Китае и Южно-Африканской Республике, а во второй – исследования с акцентом на методологических аспектах сравнительного анализа медиа и политики в разных странах для выяснения, в каких случаях они должны изучаться как национальные или транснациональные системы, какими ценностями обладают разные модели, какое внимание следует уделять системам и процессам их возникновения и изменения и каким образом надо относиться к понятиям «структура», «деятельность» и «случаи» при проведении сравнительного анализа медийных систем и их измерений.

Первая часть сборника открывается статьей, в которой идеи Халлина и Манчини о принципах изучения медийных систем в историческом контексте тестируются на основе сравнительного анализа различных стадий развития израильских СМИ, обусловленных процессами становления национального государства и защиты его безопасности с помощью информационных средств связи. Автор старается проследить эволюцию связей между медиа и общественно-политической жизнью страны и сравнить свои идеи с концепциями Халлина и Манчини о возникновении трех ведущих моделей медийных систем Запада. В статье отмечается, что сначала формировались атрибуты, характерные для поляризованной плюралистической модели в сочетании с «этатистической»22 идеологией, потом стало усиливаться влияние рынка и либеральной модели, но в условиях военных конфликтов и актуализации проблем национальной безопасности возникает потребность обращать большее внимание на их решение с помощью государства и медиа. «Последствия оказались интересными: плюрализм существует, но сковывается. Критика правительства широко распространена, но ограничена в возможностях <…> Публичные дебаты ведутся в четко установленных границах»23. Таким образом, сравнительно-комплексный подход к выявлению этих неоднозначных особенностей медийных процессов в Израиле приводит автора статьи к выводу, поддерживающему концепции Халлина и Манчини утверждением того, что «фундаментальные изменения в медийных системах являются продуктами обстоятельств на политической арене, в технологии, медийной профессии и культуре», поскольку «все эти изменения и образуют социальное окружение»24.

К аналогичному выводу подводит читателей и статья, рассказывающая об эволюции медийных систем в Польше с выделением больших изменений в конце ХХ в., когда в условиях коренных перемен в общественно-политической жизни страны и коммерциализации медиасферы в ней началось образование «смешанной системы, если иметь в виду степень политического параллелизма, напоминающего в одном отношении высокий уровень поляризованной плюралистической модели, а в другом – деполитизацию либеральной модели»25. В итоге автор статьи утверждает, что «польская медийная система может осмысляться как гибрид»26, в котором скрещиваются поляризованная плюралистическая и либеральная модели с небольшим количеством элементов демократической корпоратистской модели.

Апеллирование к трем медийным моделям и к комплексу их измерений, предлагаемых в книге Халлина и Манчини, встречается и в других статьях этого сборника, в которых рассматриваются как сходство, так и различия между информационными системами в разных странах и регионах мира. Различия объясняются опять-таки спецификой исторических условий развития медийных процессов в изучаемых странах.

В Литве, например, особо подчеркивается стремление к национальной независимости, сохранению культурных традиций и языкового наследия с помощью всевозможных средств, включающих, конечно, и медиа. В статье на эту тему утверждается, что специфика медийных систем в современных балтийских странах, обусловленная повышенным вниманием к проблемам этно-культурной суверенности, проявляется и в отношениях с государством и политикой. По мнению автора статьи, медиа, играющие важную культурную роль, не являются «только посредниками между политиками и обществом. Напротив – медиа становятся “создателями” политики. В этом контексте культура политических коммуникаций основывается на практике связей с общественностью»27. В такой тенденции усматривается «слабость партий, неопределенность идеологических истоков, неясно выраженные ценности и их конвергенция, побуждающая медиа играть очень активную роль»28.

И поскольку тенденции подобного типа просматриваются и в других странах, усиленно стремящихся к укреплению своей национальной суверенности с опорой на медийную энергетику, особого внимания заслуживает статья, посвященная сравнительному анализу медийных моделей в бразильской перспективе, в которой критически воспринимаются измерения моделей, описанных в книге Халлина и Манчини. Автор статьи считает, что не следует возражать против намерений исследователей изучать разные модели в разных странах, формирующихся из эмпирических данных (models from), но по-иному надо относиться к попыткам придать им «нормативное значение» неких «глобальных доминант» для всех стран (models to)29. По мнению автора статьи, три модели, рассмотренные в книге Халлина и Манчини могут считаться «models from» применительно к тем странам, которые анализируются конкретно в этой книге. Однако для остальных стран мира они не должны в равной степени иметь значение универсальных стандартов как «models to».

Эту позицию автор статьи отстаивает в ходе собственного анализа бразильских медийных систем, сравнивая их с тремя моделями, для изучения которых Халлин и Манчини использовали четыре измерения – медийные рынки, политический параллелизм, профессионализм и роль государства. Исследование показывает, что бразильские медиа имеют существенные отличия, которые возникали и менялись в разные периоды истории страны, и понять их правильно нельзя без знания «новых категорий и проектов для сравнительного анализа в общемировом охвате»30. Такой анализ предполагает установление относительности различий между «центральными» и «периферическими» медийными системами, понимание значения государства в отношениях между политическими и медийными системами, критическую концептуализацию политического праллелизма в условиях различных взаимосвязей между этими системами с учетом возможности относительной силы партий и характера участия медиа в политике. Не исключаются также из анализа и дискурсы с определением медиа как «четвертой ветви» («fourth branch») вместо традиционного определения – «четвертое сословие» («fourth estate») для подчеркивания «посреднической роли информационных средств связи между ветвями власти и между властью и гражданами страны», а также и комбинирования этих определений в термине «четвертая сила» («fourth power»)31, связанного с бразильской традицией.

В бразильских медийных системах можно найти элементы, напоминающие три модели в книге Халлина и Манчини, но они имеют свою специфику, требующую работы с подбором адекватных концепций и дефиниций для сравнительного анализа различных медийных систем. Ибо хотя категории, предложенные в книге Халлина и Манчини, «проливают свет на многие важные аспекты бразильских медийных систем, но оставляют в тени другие»32.

Близкие к такой оценке взгляды высказываются и в статье «Африканизация трех моделей медиа и политики. Южно-африканский опыт»33, опубликованной вслед за статьей о бразильской перспективе. Обе статьи объединяет стремление их авторов внести коррективы в теоретические концепции Халлина и Манчини относительно медийных моделей и их измерений, основанные на изучении истории стран, активно отстаивающих свои права на национальную независимость и сохранение своих культурных и этноязыковых традиций в процессах демократизации общества и решения всех актуальных проблем исторического прогресса.

В статье говорится о том, что особенности развития СМИ, обусловленные своеобразием жизни в Южной Африке, находят свое отражение в элементах, имеющих как сходство, так и отличие от трех моделей, выделенных в книге Халлина и Манчини, позволяющие совершать анализ «смеси всех трех моделей»34 и «исследование базиса для дополнительной, возможно, африканской модели». И хотя эта новая модель далека от полного формирования, есть надежда, что «предварительные наблюдения не устранят такую возможность»35.

В статье с выразительным заглавием «Русская медийная модель в контексте постсоветской динамики» декан факультета журналистики Московского государственного университета профессор Елена Вартанова аргументированно сравнивает эту модель с теми, которые представлены в книге Халлина и Манчини, и тоже выявляет черты сходства и различия. Фиксируя внимание на «сложных процессах создания новой политической культуры, экономических институтов и коммерциализации, управляемых экономической логикой получения прибылей рыночной экономики»36 в постсоветской России, эта статья помогает понять и последствия неоднозначного влияния таких процессов на медийные системы. «Иерархические системы национальных газет начинают трансформироваться в горизонтально организованный регионально/локальный рынок печати», где могут доминировать местные неполитические публикации и «происходит раскол между качественными ежедневными газетами, по большей части ориентированными на бизнес, и популярными газетами с тенденциями к таблоидизации»37. Падение тиражей газет происходит одновременно с развитием массового телевидения, испытывающего контроль со стороны государственных сил и рыночных в формах рекламодательства и спонсорства.

Исследование показывает, что «рост медийных рынков приносит усиление конкуренции и новые проблемы инструментального использования медиа политиками»38 в условиях появления возможностей сближения их интересов и бизнеса в медиасфере. Но не следует игнорировать и «процесс ре-этатизации русского медийного ландшафта»39, в результате которого СМИ и особенно телевизионные каналы «все больше и больше используются государством как инструменты для поддержания вертикальной системы власти, создания объединенной национальной идентичности и минимизации политически некорректных дебатов». Эти цели государства парадоксально конвергируются с рекламной индустрией, и детерминированный коммерцией контент становится средством усиления деполитизации и инструментализации политической коммуникации и стимулирования потребления. Двойственность такого рода «этатистической медийной политики», которая глубоко коренится в структуре влияния государства на медиа в сочетании с растущей силой рынком управляемой экономики, становится «наиболее решающей характерной особенностью русской медийной системы»40.

Но признание этой особенности не должно оставлять без внимания и другие, связанные с мультикультурными аспектами деятельности медиа в такой большой многонациональной стране, как Россия.

«Современная русская медийная модель должна рассматриваться как воплощение синергии различных особенностей, которые можно обнаружить в разных национальных контекстах. Синергия западных и азиатских элементов, заложенных в русской медийной системе иногда и рассматривается как особая евразийская гибридная система»41.

Нельзя не согласиться с выводом, завершающим статью Елены Вартановой, в котором говорится о том, что медиа в России отличаются от трех моделей медийных систем, описанных в книге Халлина и Манчини, хотя имеют и черты, напоминающие их. «Принимая во внимание национальную историю, воздействие авторитарных традиций имперской и советской России, культурную деятельность, характерные особенности, унаследованные из советской журналистики, появление рынка в медийной индустрии и тренды в журналистике, мы можем охарактеризовать русскую медийную модель как государственную коммерциализированную (Russian media model as statist commercialized42.

Первая часть сборника завершается статьей «Понимание медийной системы Китая в мировом историческом контексте». Поясняя смысл этого названия, автор заявляет, что «введение китайской медийной системы в общемировой сравнительный проект требует признания ленинского и маоистского наследия в отношении к общемировой борьбе против капитализма и западного империализма и понимания продолжающейся борьбы против различных универсализмов и различных режимов истины – политически, религиозно или культурно инспирированных – и каким образом эта борьба воздействует на трансформацию медиа и политики»43.

В соответствии с таким постулатом, не поддерживающим идеи об эталонных качествах моделей западного мира, анализ китайской медийной системы начинается с рассмотрения прежде всего роли государства, а не рынка – в отличие от Халлина и Манчини, которые «обсуждали роль государства в последнюю очередь среди своих четырех измерений» и «исключали потенциальную роль государства в исходной формации европейских и североамериканских медийных систем»44. «Для Китая, как и для многих других стран за пределами сердцевины западного капитализма, борьба за создание современного национального государства является историческим достижением»45. Поэтому именно такая роль государства должна служить главным измерением для сравнительного анализа медийных систем в Китае, где, по словам автора статьи, «коммунизм, национализм и дивелопментализм [от слова development – развитие. − Л.З.] исторически тесно сплетены», возглавляя «революционную гегемонию с помощью коммуникационной системы, организованной в согласии с ленинским представлением о печати как о коллективном организаторе, агитаторе и пропагандисте партии», с одной стороны, а с другой – в сочетании с «конфуцианской идеей об ответственности государства»46.

Автор статьи не оставляет без внимания различные дебаты о политическом курсе Китая, связанные с переменами в разных сферах жизни, в комплекс которых некоторые аналитики включают и сферу партийной деятельности, утверждая, что «китайская политическая система превратилась из партийно-государственной системы в «государственно-партийную систему»47 и что якобы в этом можно усматривать симптом «общемировой динамики по направлению к неолиберальной политике деполитизации»48. Но политические дебаты в медиа продолжаются, вызывая вопрос, не являются такие дебаты симптомами начавшейся «реполитизации» как последствия банкротства неолиберализма и глобального экономически-финансового кризиса 2008-2009 гг.49

Уклонившись от прямого ответа на такой вопрос, автор статьи завершает ее призывом лучше освещать все эти тенденции путем «не только сравнения национальных медийных систем в границах их национальной экономики и культуры, но также и изучения динамики гибридизации и конкуренции между различными медийными системами и политическими культурами»50.

Вторая часть сборника, «Методы и подходы», открывается статьей, в которой утверждается, что «современные арабские медиа образуют неуравновешенно объединенный региональный (панарабский) рынок, накладывающийся на национальные системы и все больше и больше интегрирующийся в глобальном медийном рынке, хотя во многих отношениях отличающийся от них: это транснациональная медийная система»51.

В данной статье сравниваются пути развития этих процессов в двух странах – Саудовской Аравии, как наиболее консервативной в социальном плане, и Ливане, как более либеральной, с расчетом на то, что их можно изучать в качестве «динамичной пары, многообразные взаимодействия которой с другими игроками вместе сформировали происхождение транснациональной медийной системы»52.

Сопоставляя свои подходы к арабским медиа с измерениями медийных моделей, предложенных в книге Халлина и Манчини, автор статьи прослеживает, как в Саудовской Аравии, так и в Ливане, особенности процессов приватизации СМИ и развития медийных рынков, медиаполитического параллелизма, профессионализма и роли государства, отмечая их своеобразие в разных странах и тенденции перехода от национальных медийных систем к транснациональной, обусловленные различными историческими причинами. В обеих странах медиа активно участвуют в политической жизни, а журналисты считают себя скорее аналитиками и комментаторами, чем нейтральными корреспондентами, сообщающими информацию. И хотя в медиа могут выражаться настроения разных социально-политических групп, обретая субнациональные черты, в целом в этих странах национальные медиа демонстрируют высокий уровень внешнего параллелизма.

В статье подчеркивается важная роль новых информационных технологий, которые усиливают расширение панарабского медийного рынка. Это находит свое отражение в «синергии и напряженности отношений между национальными и транснациональными сферами»53 не только на уровне деловых взаимоотношений между медийными корпорациями и при подготовке передач, транслируемых в разных странах, но и в профессиональной деятельности журналистов, живущих в одном государстве, а работающих в другом. По словам автора статьи, участие ливанца в работе медийных организаций Саудовской Аравии «может быть охарактеризовано как транснациональный параллелизм и взаимная инструментализация»54. Из этого следует, что «транснациональная перспектива может быть в некоторых случаях более эвристичной, нежели традиционный сравнительный подход, использующий в качестве единицы для анализа национальное государство. Если последний может создавать способность проникновения в суть особенностей и разнообразия арабских национальных систем, то первая открывает увлекательный путь к исследованию, которое выделяет сложности медийных действий за пределами границ и предлагает вниманию концептуальные инновации, включая представления о транснациональной системе, транснациональном параллелизме и расширенное понимание медийной профессионализации»55.

Критическими высказываниями в адрес книги Халлина и Манчини наполнена и статья сборника, содержащая результаты изучения особенностей медийных процессов в азиатско-тихоокеанском регионе56. По мнению автора статьи, при желании четыре измерения медийных моделей можно иметь в виду, совершая сравнительный анализ медийных процессов в странах этого региона, но результаты анализа покажут существенные отличия этих процессов от описанных в книге Халлина и Манчини. В разных формах происходят приватизация СМИ и их рыночная коммерциализация, по-разному проявляется политический параллелизм, профессионализация журналистов и роль государства в деятельности медиа традиционных и новых, электронных. Из-за стремления государств активно вмешиваться в медийную деятельность, «блоги, электронная почта и сайты интернета становятся наиболее безопасными и популярными местами встречи для открытых дискуссий»57. «Новая технология позволяет гражданам, интересующимся политикой, создавать альтернативную публичную сферу, которая является открытой, надежной и анонимной»58, и в ней «Запад встречается с Востоком»59. С учетом этих возможностей новых электронных медиа автор допускает рассмотрение их как неких «антимоделей», которые способны охватить появляющуюся глобальную картину фрагментаций, подразделений и отсутствие образующих свод систем»60, проблематизируя тем самым и такие понятия, как маркетинизация медиа, политический параллелизм, профессионализм и вмешательство государства в их деятельность. Из этого не следует, что необходимо отменить вообще сравнительный анализ медиа в разных странах и частях света. Анализ нужен, в особенности новых проявлений медийной деятельности и ее поливалентности в условиях больших перемен в общественной жизни стран.

«В однопартийных государствах – Китае и Вьетнаме − поливалентность является более стремлением, чем реальностью, действующей только экспериментально и в основном в онлайновых средствах. Многие азиатско-тихоокеанские медиа могут получить рабочее обозначение – “партизанская поливалентность” (partisan polyvalence). Такое обозначение не создает новую модель, но пытается уловить постоянное напряжение между санкционированными и несанкционированными голосами, которые характеризуют медиа в этом регионе и за его пределами»61.

Против абсолютизации трех моделей Запада направлена и еще одна статья сборника, посвященная медийным процессам в странах с «незападными» формами демократии, в которые «совпадение конвергенции и дивергенции политических и медийных систем является, вероятно, результатом образования новых и гибридных образцов политико-медийных отношений»62. Это проявляется как в специфике и формах вторжения государства в медиасферу из-за недоразвитости экономики, социального неравенства, неустойчивости политических структур, так и в особенностях медийных рынков, политического параллелизма, журналистского профессионализма и других факторов, формирующих модель «фрагментированного плюрализма» ситуаций и мнений в общественной жизни. Такая тенденция создает «неспособность правительства принимать связующие решения»63 в условиях гибридизации и модернизации медийных систем и форм демократии, способствующих развитию «особых моделей политико-медийных отношений»64, которые отличаются от западной демократии и поэтому требуют новых подходов к их изучению. По мнению автора статьи, в разных странах мира «необходимо больше проводить концептуальные и эмпирические исследования для идентификации возможных дополнительных моделей медийных систем»65.

Завершает вторую часть сборника «Методы и подходы» статья, в которой критической оценке подвергается атрибутика трех моделей медиа западного мира с позиций теории, утверждающей необходимость переноса акцента с анализа структурно-системного уровня взаимодействий медиа и политики на изучение их как процессов, создающих различные гибридные варианты «делегированной демократии», «искусственной демократии», «ограниченной демократии», «электорального авторитарианизма», «конкурентного авторитарианизма», «мультипартийного авторитарианизма» и иных режимов, склонных к колебаниям между «классическими диктатурами» и «либеральной демократией»66.

Исследование этих явлений, по мнению автора статьи, помогает изучать не столько структуры и системы медиа и политики, сколько динамизм процессов и «транзитных парадигм»67 меняющихся взаимоотношений и переходов то к установлению порядка, то к его разрушению в разных гибридных вариантах. Изучающие их «транзитологисты» направляют при этом «гибридологистов» к формированию «типологии гибридных режимов»68.

Оперируя этими концепциями и терминами, автор статьи трактует измерение медийных моделей, предложенные в книге Халлина и Манчини, тоже с позиций «процессуального подхода». Сравнение общественно-политической жизни в России, Китае и Венесуэле автор статьи использует для нахождения в них транзитно-гибридной атрибутики не только политики государства по отношению к медиа, но и профессионализации журналистов как участников перманентных процессов перемен, позволяющих ставить под сомнение само понятие политического параллелизма, если рассматривать его тоже как процесс, а не устойчивые связи между политическими и медийными системами.

Процессуальный подход, говорится в статье, полезен для изучения гибридных режимов, поскольку они часто меняются, и эта изменчивость является «исторической, даже если не имеет ясной траектории»69. Процессами перемен пронизаны медийные организации, идеологические перформансы, сферы власти, накопления экономического капитала, социальная борьба, производство культурных презентаций, создание профессиональных идентичностей. Анализировать все это – задача трудная, но важная. Сравнения надо проводить тщательно, предусмотрительно и с точным пониманием цели. «Есть надежда на то, что сосредоточенность на самом процессе предлагает полезное средство для изучения образцов и особенно сдвигов в отношениях между медиа и политикой в обществах, которые меняются в неопределенных направлениях или представляются как постоянно “находящиеся в переходном периоде”, сдвигов, которые являются иногда неуловимыми, иногда противоречивыми и часто исторически важными»70.

Халлин и Манчини на критические замечания в адрес своей книги отреагировали корректно, рассматривая их вместе с собственными пожеланиями для будущих исследователей медийных процессов во всех регионах мира использовать модифицированные варианты различных измерений медийных систем и моделей, если это необходимо. Среди наиболее спорных вопросов, требующих ответов, были выделены: вопрос о релевантности изучения природы поляризованной плюралистической модели для осмысления неевропейских систем; вопрос о возможности конвергирования мировых медийных систем в сторону сближения с либеральной моделью; концептуализация четырех измерений как структурная основа для сравнения; ряд методологических вопросов, поставленных во второй части этого сборника, связанных с определением значения таких важных для сравнительного анализа понятий, как система, модель, структура, действие.

Что касается первого из этих вопросов, то поляризованная плюралистическая модель избирается для сравнительного анализа медийных систем в разных странах потому, что в ней есть элементы, похожие на те, которые рассматриваются в работах, посвященных неевропейским регионам, и отличающиеся от тех, которые характерны для двух других – демократической корпративистской и либеральной, доминирующих в странах Северной Европы и Великобритании, США, Канаде и Ирландии. Черты сходства и различия надо изучать, но не преувеличивая их. «Нам необходимо четко осознавать определенные различия, отделяющие опыт Западной Европы и Северной Америки от других регионов мира, но мы не должны трактовать различия между “западными” и “незападными” медийными системами более радикально, нежели они на самом деле есть»71.

Халлин и Манчини предлагают избрать «средний курс» для изучения конвергенции и гибридизации современных медийных процессов, развертывающихся в условиях их коммерциализации под влиянием доминирования рыночных сил, которые способствуют сближению медийных систем с либеральной моделью. О перспективах развития этих тенденций вопрос возникал и раньше, когда создавалась книга о сравнительном анализе трех моделей. Но это не отрицает существования сил, которые ограничивают тенденции к гомогенизации и конвергенции. Поэтому не следует утверждать, что различия между национальными медийными системами вообще будут исчезать.

Авторы статей, включенных в данный сборник, отмечают «проявления сил, которые подрывают национальные различия», и «влияние как англо-американских профессиональных норм, так и глобализации медийных рынков. Но никто, однако, не делает вывод о том, что конвергенция в направлении к либеральной модели является доминирующей тенденцией»72. И это не случайно. Ибо «журналистика не является такой же в Италии, как и в Соединенных Штатах, и она по-прежнему имеет различия в России и Южной Африке. Даже если журналисты знают, что существует “доминирующая” модель журнализма, опыт и принципы которой распространяются по всему миру, даже если они могут претендовать на то, чтобы следовать за этой нормативной моделью, тем не менее в своей каждодневной деятельности они действуют в значительной степени по-иному». Поэтому и «подчеркивается важность отказа от традиционного западного центризма в исследованиях медиа»73.

Свои идеи о «новом концептуальном аппарате»74 Халлин и Манчини связывают с изучением предложенных ими измерений медийных моделей в странах Запада и тех, которые возникают и модифицируются в других регионах мира. Среди факторов, усиливающих изменчивость современных медийных процессов, выделяется развитие новых электронных средств коммуникации и информации, которые оказывают воздействие на все сферы общественной жизни народов мира и на международные отношения и события. Но, поскольку некоторые исследователи этих процессов высказывают сомнения относительно релевантности выявления в них систем и структур, в «Заключении» еще раз подчеркивается важность сравнительного анализа систем и моделей, а не процессов их перманентных вариаций и отдельных случаев с акцентами на «идиосинкратических толкованиях»75. Ситуационные особенности контекста, их стабильность и изменяемость изучать надо, но без преувеличения или абсолютизации одних тенденций за счет игнорирования других. Сравнительный анализ следует вести на уровне систем с целью осмысления совокупности различных условий их формирования, особых деталей и параметров, перформативности и структур не изолированно друг от друга, а в целостном объединении.

К объединению призывают Халлин и Манчини и всех сторонников сравнительного анализа медийных процессов, выражая надежду на то, что книга, посвященная этой исследовательской деятельности, поможет продвигать ее «в направлении не какой-то одной концептуальной конструкции, возможно нереалистической и контрпродуктивной, а к широкой и глубокой традиции сравнительного анализа медиа и политики, которая будет все больше и больше включать глобальную и разнообразную систему взглядов»76.

 

Приложение

Толковый словарь терминов и дефиниций

Autonomy of journalism – автономия журналистов, рассматриваемая в качестве важного измерения их профессионализма, с учетом которого путем сравнительного анализа разрабатывается типология медийных систем и моделей.

Clientelism – клиентизм − термин близкий к термину «инструментализм», но употребляющийся в значении «оказание медийными системами услуг в основном приватным, а не общественным заказчикам информации» (см. instrumentalism).

Comperative analyses – сравнительный анализ медийных систем, предполагающий выявление их сходства и различий в разных контекстуально-исторических условиях формирования связей между средствами информации и различными сферами общественно-политической, экономической и культурной жизни тех или иных стран мира и их международных отношений. Результаты таких исследований выражаются в выявлении моделей медийной деятельности и их функций в социуме.

Cultural industry – культурная индустрия, охватывающая массовое производство фильмов, музыкальных передач, телевизионных программ преимущественно с целью развлечения потребителей этой продукции и укоренения в социуме принципов консьюмеризма.

Depolitization – деполитизация. Термин, сопряженный с неолиберальной идеологией, подразумевает ослабление идейно-политической деятельности партийных организаций и медиа при усилении роли коммерческих факторов в жизни общества. В современной коммуникативистике этой стратегии противостоит стремление выявить в условиях глобального финансово-экономического кризиса тенденцию к реполитизации (re-politization) медийных моделей и публичных дискурсов.

Developmentalism – дивелопментализм (от development – развитие); термин подразумевает теории и стратегии прогрессивного развития стран, освободившихся от колониальной зависимости и признающих важную роль медиа и журналистики в оказании поддержки этому развитию. Это находит отражение в терминахdevelopment journalism, development theory.

Differentiation and de-differentiationдифференциация и де-дифференциация медиа. В этих терминах противопоставляются две теории. Согласно первой из них, происходит дифференциация медиа по мере их эволюции и отстранение от связей с социальными институтами. В другой, утверждается усиление связей медиа с разными сферами общественной жизни во многих странах современного мира.

Dimension – измерение, величина, объем. В коммуникативистике это слово может употребляться для сравнительного анализа социально-политических контекстов, формирующих слагаемые медийных систем, их моделей, их параметры, атрибуты, функции. В качестве основных измерений в книге Д. Халлина и П. Манчини «Сравнение медийных систем. Три модели медиа и политики» выделяются: развитие медийных рынков, политический параллелизм, профессионализация журналистов и роль государства в деятельности медиа.

Etatism – этатизм (от франц. état – государство). Одно из определений активного участия государства в различных сферах жизни общества, включая и медиасферу.

External pluralism – внешний плюрализм, то есть отражение в деятельности медиа многообразия их отношений с внешними общественно-политическими идейными тенденциями и организациями.

Fourth branch – четвертая ветвь. Такое метафорическое определение роли медиа в общественно-политической жизни государства предлагается некоторыми аналитиками вместо традиционного термина «четвертое сословие» (fourth estate), чтобы подчеркнуть многообразие, основательность и сложность взаимосвязей между медиа и политикой.

Fragmented pluralism – фрагментированный плюрализм различных политических конфликтов и споров, отражающийся в медиа в формах меняющегося параллелизма.

Frame of referenceсистема взглядов. Термин характерен для сторонников системной концептуализации медийных процессов, предполагающей изучение всех известных ингредиентов этих процессов и взглядов на них исследователей не изолированно друг от друга, а во взаимосвязях, образующих варианты системных объединений.

Hybrid of the polarized pluralistic and liberal model – гибридное объединение элементов поляризованной плюралистической модели и либеральной, которое некоторые аналитики обнаруживают в транснациональной арабской медийной системе.

Idiosycratic exsplanations – идиосинкразические толкования отдельных случаев медийной деятельности с акцентом на их своеобразии, а не на проявлении связей с процессами формирования систем.

Instrumentalism – инструментализм. В термине имплицируется критическое отношение к тем медиа, которые превращаются в инструменты, орудия решения проблем в интересах тех или иных властных сил в угоду им, а не из-за стремления к общему благу, что наносит вред и принципам профессиональной журналистской этики.

Internal pluralism – внутренний плюрализм. Термин подразумевает внутренние разногласия в медиа, отражающиеся в их деятельности.

Mediterranean or polarized pluralistic model – средиземноморская или поляризованная плюралистическая модель медиа, характерная для Франции, Греции, Италии, Испании, Португалии, как это утверждается в книге Д. Халлина и П. Манчини «Сравнение медийных систем. Три модели медиа и политики».

Model – модель (от лат. modulus – мера, образец). В коммуникативистике это понятие является основным для сравнительного анализа средств информационных коммуникаций, их структур, функций и атрибутов, объединяющихся в целостные системы, разные виды которых проявляются в моделях, обусловленных контекстуально-историческими факторами их образования и внедрения в общественную жизнь.

North-Atlantic or liberal model – североатлантическая или либеральная модель медиа, характерная для Великобритании, Ирландии, США и Канады, как полагают авторы книги «Сравнение медийных систем. Три модели медиа и политики» Д. Халин и П. Манчини.

Northern European or democratic corporatists model – североевропейская, или демократическая корпоратистская модель медиа, распространенная в Австрии, Бельгии, Дании, Финляндии, Германии, Нидерландах, Норвегии, Швеции и Швейцарии, как полагают авторы книги «Сравнение медийных систем. Три модели медиа и политики» Д. Халин и П. Манчини.

Partisan polyvalence – партизанская поливалентность. Термин предлагается для обозначения нестабильных связей между медиа и политикой вследствие неустойчивости ситуационных идейных позиций журналистов и политических деятелей. По мнению аналитиков, такая тенденция чаще всего встречается в периоды коренных перемен в экономической и общественно-политической жизни стран, сопряженных также с модернизацией медийных технологий и моделей их вариационного использования в социуме.

Pillarization – пилларизация (от слова pillar – опора, столп, оплот) – организация общественной жизни с опорой на те или иные авторитетные идейно-политические, социально-культурные, конфессиональные, воспитательные и иные институты, сохранению которых помогают медиа. Исследования коммуникативистов показывают, что под влиянием секуляризации (см. secularization) и других факторов может происходить ослабление традиционной пилларизации и переход к де-пилларизации (de-pillarization).

Political instrumentalism – политический инструментализм, то есть подчинение медиа использованию их информационно-коммуникационных возможностей в интересах политических партий, организаций, деятелей. Подчинение интересам коммерции – коммерциализированный инструментализм или клиентизм (см. clientelism).

Political parallelism – политический параллелизм; дефиниция подразумевает связи между идейными позициями политических партий, групп или кампаний и медиа.

Processual approach – процессуальный подход к изучению отношений между медиа и политикой с акцентом на их нестабильности как результата пребывания в состоянии процессов, создающих изменения в этих отношениях и требующих постоянного к ним внимания в коммуникативистике.

Secularization – секуляризация. Этот термин (от лат. saecularis – «светский»), употребляющийся для обозначения освобождения общественно-культурной жизни от церковного влияния, в коммуникативистике может использоваться для изучения тенденций к ослаблению значения идейного содержания медийной деятельности, если для аудитории главными становятся интересы не гражданские, а потребительские.

Structure – структура, строение, расположение, порядок, совокупность устойчивых связей между элементами, свойствами и потенциями системных образований в медиасфере. Это понятие имеет ключевое значение для сравнительного анализа медийных моделей и отстаивается аналитиками в полемике со сторонниками переноса внимания на перманентные процессы и случаи вместо систем и моделей.

System – система (от греч. systema – «целое, составленное из частей, соединение»); основное понятие для сравнительного анализа медийных моделей, их атрибутов, функций и роли в социуме.

Transnational media system – транснациональная медийная система, возникающая сегодня в значительной степени благодаря развитию новых информационно-коммуникационных технологий. У этой системы есть свои особенности, находящие выражение в транснациональном параллелизме (transnational parallelism) и взаимной инструментализации медийной деятельности, в которой принимают участие представители разных стран мира (mutual instrumentalism). Аналитики связывают это явление с процессами глобализации и гибридизации современных медийных систем и моделей, полагая, что транзитологисты (transitologists), изучающие динамику перемен в этих процессах, направляют внимание гибридологистов (hybridologists) к составлению типологии возникающих гибридных режимов (typology of hybrid regimes).

Western-centrism – западный центризм в изучении медиа как тенденция, чреватая абсолютизацией роли западноевропейских медийных моделей и отсутствием должного внимания к тем процессам, которые происходят в других регионах мира; в современной глобализирующейся коммуникативистике подвергается критике.

 


  1. Hallin Daniel C. (Professor of Communication and Adjunct, Professor of Political Science at the University of California, San Diego) and Manchini Paolo (Professor at the Dipartimento Instituzioni e Societá, Facoltá di Scienze Politiche, Universita di Perudgia). Comparing Media Systems. Three Models of Media and Politics. Cambridge, 2004.
  2. Siebert F., Peterson Th., Schramm W. Four Theories of the Press. Urbana, 1956.
  3. Hallin D. and Manchini P. Op. cit. P. 9.
  4. Ibid. P. 2.
  5. Ibid. P. 3.
  6. Ibid. P. 13.
  7. Ibid. P. 14.
  8. Ibid. P. 21.
  9. Ibid, P. 76.
  10. Ibid. P. 203.
  11. Ibid. P. 235.
  12. Ibid. P. 255.
  13. Ibid. P. 257.
  14. Ibid.
  15. Ibid. P. 263.
  16. Ibid. P. 270.
  17. Ibid. P. 275.
  18. Ibid. P. 276-277.
  19. Ibid. P. 295.
  20. Ibid. P. 306.
  21. Comparing Media Systems Beyond the Western World / Ed. by Daniel C. Hallin and Paolo Manchini. Cambridge, 2012.
  22. Peri Yoram (University of Maryland). The Impact of National Security on the Development of Media Systems: The Case of Irael / Ibid. P. 14.
  23. Ibid. P. 23.
  24. Ibid. P. 25.
  25. Dobek-Ostrowska Bogustawa (University of Wroclaw). Italianization (or Mediterraneanization) of the Polish Media System? Reality and Perspective / Ibid. P. 38.
  26. Ibid.
  27. Balcytiene Aukse (Vytautas Magnus University). Culture as a Guide in Theoretical Explorations of Baltic Media / Ibid. P. 71.
  28. Ibid.
  29. de Albuquerque Afonso (Fluminense Federal University). On Models and Margins: Comparative Media Models Viewed from a Brazilian Perspective / Ibid. P. 74-75.
  30. Ibid. P. 87.
  31. Ibid. P. 89-90.
  32. Ibid. P. 73.
  33. Hadland Abrian (University of Nottingham, Ningbo). Africanizing Three Models of Media and Politics: The South African Experience / Ibid. P. 96−118.
  34. Ibid. P. 111.
  35. Ibid. P. 117.
  36. Vartanova Elena (Moscow University). The Russian Media Model in the Context of Post-Soviet Dynamics / Ibid. P. 122.
  37. Ibid. P. 124.
  38. Ibid. P. 125.
  39. Ibid. P. 134.
  40. Ibid.
  41. Ibid. P. 140.
  42. Ibid. P. 142.
  43. Zhao Yuezhi (Simon Fraser University). Understanding China’s Media System in a World Historical Context / Ibid. P. 150.
  44. Ibid.
  45. Ibid.
  46. Ibid. P. 151.
  47. Ibid. P. 168.
  48. Ibid.
  49. Ibid. P. 171.
  50. Ibid. P. 173.
  51. Kraidy Marwan M. (University of Pennsylvania). The Rise of Transnational Media System: Implications of Pan-Arab Media for Comparative Research / Ibid. P. 177.
  52. Ibid. P. 178.
  53. Ibid. P. 190.
  54. Ibid. P. 194.
  55. Ibid. P. 198.
  56. McCargo Duncan (University of Leeds). Partisan Polyvalence: Characterizing the Political Role of Asian Media / Ibid. P. 201−223.
  57. Ibid. P. 213.
  58. Ibid.
  59. Ibid. P. 212.
  60. Ibid. P. 222.
  61. Ibid. P. 223.
  62. Volmer Katrin (University of Leeds). Haw Far Can Media System Travel? Hallin and Manchini’s Comparative Framework outside the Western World / Ibid. P. 226.
  63. Ibid. P. 230.
  64. Ibid. P. 243.
  65. Ibid. P. 245.
  66. Roudakova Natalia (University of California, San Diego). Comparing Processes: Media, “Transitions”, and Historical Chang / Ibid. P. 247-248.
  67. Ibid. P. 247.
  68. Ibid.

  69. Ibid. P. 276.
  70. Ibid. P. 249.
  71. Hallin Daniel and Manchini Paolo. Conclusion / Ibid. P. 283.
  72. Ibid. P. 285.
  73. Ibid. P. 287.
  74. Ibid. P. 288.
  75. Ibid. P. 300.
  76. Ibid. P. 304.