Did the Russian Democrats Think of One Revolution in the 1840s?1880s?
(Belinsky, Pisarev, Blagosvetlov)
К 200-летию со дня рождения В.Г. Белинского
Есин Борис Иванович
доктор филологических наук, заслуженный профессор Московского университета, заведующий кафедрой истории русской журналистики и литературы факультета журналистики МГУ имени М.В. Ломоносова, Lipf@mail.ru
Boris I. Esin
PhD in philology, Honored Professor at Moscow State University, chair of Russian journalism and literature history, Faculty of Journalism, Moscow State University, Lipf@mail.ru
Аннотация
Статья ставит целью охарактеризовать два оттенка революционной направленности ряда русских публицистов 1840–1880-х гг. До сих пор в истории русской журналистики понятием «революционный демократизм» часто обозначали разные взгляды на характер ожидаемой революции. В составе так называемого революционно-демократического движения были те, кто стремился к социалистическим преобразованиям общества, и те, кто не был адептом социализма, оставаясь сторонником антифеодальной, буржуазно-демократической революции.
Ключевые слова: революционный демократизм, революция, социализм, буржуазная демократия.
Abstracts
The article is aimed at characterizing two shades of the revolutionary orientation of some Russian publicists of the1840s–1880s. Up to now in the history of Russian journalism the concept of ?revolutionary democratism? outlined different views on the character of the expected revolution. In the so-called revolutionary-democratic movement there were those who sought socialist transformations of society, and those who were socialism partisans, remaining supporters of the anti-feudal, bourgeois-democratic revolution.
Key words: revolutionary democratism, revolution, socialism, bourgeois democracy.
Революционно-демократическая идеология и журналистика долгое время рассматривались как полное единство. Само выражение, словосочетание «революционная демократия» понималось как имеющее только один смысл. В революционно-демократическом движении подчеркивалась прежде всего и исключительно революционность намерений в переустройстве общества без детализации: о какой собственно революции идет речь в России XIX в.
Это суждение подкреплялось однозначной реакцией самодержавного правительства и цензуры по отношению к деятелям демократического направления, журналистам и ряду передовых журналов. Но история знает несколько типов революций, исходя из их содержания и главных действующих сил: антифеодальная революция, буржуазно-демократическая, социалистическая, крестьянская, пролетарская…
С развитием все более строгого историзма, исходя из опыта европейского революционного движения XVIII-XIX вв. некоторые деятели нашего демократического лагеря начали осознавать последовательность, развитие (естественно-историческое) самих революций от антифеодальных до социалистических как итог возможного исторического, экономического и духовного развития.
Рассмотрим, как же развивались революционно-демократические идеи у В.Г. Белинского, Д.И. Писарева, Г.Е. Благосветлова, т.е. от 40-х до 80-х гг. XIX в.
В истории нашей науки советского периода не было принято пытаться разделить взгляды на два оттенка революционной направленности. «Революционный демократизм» как генеральный термин детализироваться не мог, не допускал раскрытие разницы во взглядах на характер ожидаемой революции у ряда русских публицистов и журналистов. Как будто они все были потенциальными большевиками. Только спустя 90 лет мы можем об этом говорить открыто. И это не перестроечный поворот на 180 градусов. Это более внимательное, честное отношение к реалиям революционного движения XIX в. Ранее, если исторический деятель с трудом укладывался в принятое революционно-демократическое направление, то прибегали к иным терминам, характеристикам, не вполне ясного содержания. «Радикал», «радикальный разночинец» – писал о Писареве В.Я. Кирпотин; «нигилистом» называл его В.Ф. Переверзев; В.П. Козьмин считал Писарева последовательным революционером и социалистом, Е.М. Ярославский называл его «просветителем и революционным демократом» и т.д.1 Но дело в том, что в составе так называемого революционно-демократического движения были те, кто стремился к социалистическим преобразованиям общества (Н.Г. Чернышевский, А.И. Герцен, М.М. Бакунин, Н.В. Шелгунов, П.Л. Лавров, П.Н. Ткачев и др.). Но были и те, кто не был сторонником социализма, хотя оставался революционером, сторонником антифеодальной, буржуазно-демократической революции, еще не употребляя именно этого определения, словосочетания. Без революции трудно было представить дело свержения или существенного ограничения самодержавия, власти царя, установления буржуазно-республиканского строя. Они были активными деятелями освободительного движения, подчас являлись кумирами или, по крайней мере, видными общественными деятелями, критиками, журналистами, редакторами. У них были общие и индивидуальные черты революционности, которые перспективно отделяли их фактически от революционеров-демократов типа Чернышевского, Добролюбова, Шелгунова, Лаврова и Ткачева.
Не оперируя еще отчетливым учением о смене общественных формаций, словесными формулами этого процесса, демократы – Белинский, Писарев, Благосветлов, – свободные от идей общинного народнического социализма, идей пролетарского социализма, приходили к мысли об антифеодальной буржуазно-демократической революции, республиканском устройстве как исторической ступеньке к социализму и о необходимости для России решить эту проблему, которая уже была решена в Англии, Франции, Швейцарии. Но добиться этого в своей стране можно было только революцией против самодержавия, сословного общества.
Но вернемся к Белинскому 40-х годов.
Он прошел сравнительно быстро, учитывая его короткую жизнь, путь от социалистических идей, христианского социализма, утопического социализма к осознанию неизбежности буржуазной демократии. Статья «Взгляд на русскую литературу 1846 года» и «Письмо к Гоголю» красноречиво говорят об этом. Во «Взгляде на русскую литературу 1846 года» со всей своей обычной настойчивостью автор убеждает современников в том, что Россия должна сделать то, что уже сделано в Европе, т.е. совершить антифеодальные преобразования, решить вопрос о крепостном праве. Европу сейчас волнуют вопросы, говорит он, которыми и мы должны, можем интересоваться, но в своей стране прежде всего нужно решить свои собственные проблемы, т.е. покончить с феодализмом, крепостничеством, оставляя как бы открытым вопрос о социализме.
В «Письме к Гоголю», формулируя основные задачи страны, общества, Белинский называет три главных: уничтожение крепостного права, отмена телесных наказаний (это вопрос равенства сословий, граждан в России), исполнение хотя бы тех законов, которые уже существуют. Ничего социалистического в них нет.
Духовное развитие, самокритичность, строгий историзм, с которыми нельзя было не считаться сильному уму в определении революционного развития страны, – все это привело к выводу о первоочередном буржуазном перевороте в России.
Оригинальным замечанием воспринимаются слова Г.В. Плеханова о Белинском, сказанные в 1917 г. (в статье «Буки-Аз-Ба»). «Отвлеченная идея социализма, – рассуждал Плеханов, – слишком долго задерживала движение человеческого ума». «Недаром наш Белинский оплакивал то время, когда находился под его вредным влиянием», т.е. строгий историзм, опыт европейских стран привели Белинского, по мысли Плеханова, к выводу о буржуазном этапе развития в России2.
Вступив на путь общественного служения, Д.И. Писарев очень быстро примкнул к лагерю Чернышевского. Вторая часть статьи «Схоластика XIX века» (1861) прямо говорит об этом. Не менее ярко он высказался и по поводу династии Романовых в брошюре о Шедо-Ферроти. Но Писарев мало писал о крестьянах. Община не привлекала его внимания. Развитие капитализма не сильно волновало его, тем более что капиталиста, считал он, можно перевоспитать с помощью научных знаний. Его сознание, не затуманенное революционной ситуацией, не способствовало скоропалительным выводам о революции социалистической. Одна из последних крупных статей его «Французский крестьянин в 1789 году», как и письмо Белинского, принципиально говорит о сходстве Великой французской революции с будущей русской, об участии крестьянства в антифеодальном перевороте. И это не случайно, ибо и Писарев, будучи сторонником революционного переворота, уделил внимание вопросу именно буржуазно-демократической революции. Это попытка понять и предсказать путь русской революции, направить общество, народ к определенной конкретной цели, а вернее, понять – что объективно ведет к указанной цели.
Известно, что Писарев нашел самое благожелательное отношение к себе в редакции журнала «Русское слово» и прежде всего – со стороны его главного редактора Благосветлова. Их совместная журнальная работа говорит о серьезной, глубинной общности идей, идеалов при наличии отдельных столкновений, больше бытового, материального характера.
Г.Е. Благосветлов, близкий революционным кругам 60-х годов член «Земли и воли», – как и Белинский, выходец из разночинной среды. Отец Белинского был полковым медиком, а дед сельским священником. Благосветлов был сыном полкового священника. Белинский отправился в Москву, в университет «на долгих», экономя деньги. Благосветлов с обозом волжских рыбаков (как когда-то Ломоносов) – зимой в Петербург. Оба закончили провинциальную духовную семинарию, а затем учились в университете.
Благосветлов не только привлек в журнал Писарева. Его идеалом, как указывал Шелгунов, был «свободный человек в свободном государстве», и они сходились с Писаревым в революционных симпатиях и настроениях. Формула «свободный человек в свободном государстве» вполне укладывалась в принципы буржуазно-демократического устройства. Благосветлов не случайно отправил своих детей на обучение в Швейцарию, считая это государство в середине 60-х годов наиболее демократической федеративной республикой, лучшим образцом равноправия, демократического уважения к гражданам, чем Франция.
Благосветлов – издатель и журналист – считал предпринимательство своим личным достижением и ценил свои доходы, нажитое имущество. Отсюда столкновения с некоторыми сотрудниками (например, с Д.Д. Минаевым).
Редактор «Русского слова» и «Дела» был против крепостничества, против царя, бюрократии, сословного неравенства, болел за гражданскую свободу, уважение личности. Поэтому я позволил себе в книге о втором журнале Благосветлова «Дело», характеризуя редактора и издателя, написать такую фразу: «Следовательно, и он … не отказался от революционной борьбы с царизмом, но готов был ограничиться буржуазно-демократическим переворотом в отличие от социалистов Шелгунова, Ткачева и др.»3.
Таких людей в составе революционных демократов было больше чем 3-4 человека. И выявлять этих исторических деятелей, не смешивая их с антиреволюционными представителями либерализма, наша задача.
Русский
English