V.F. Odoevsky – Journalist, Publisher and Essay Writer in Belinsky’s Perspective
К 200-летию со дня рождения В.Г. Белинского
Гусев Никита Владимирович
аспирант кафедры истории русской литературы и журналистики факультета журналистики МГУ имени М.В. Ломоносова, gusevnikitavl@mail.ru
Nikita V. Gusev
PhD student at the chair of Russian literature and journalism history, Faculty of Journalism, Moscow State University, gusevnikitavl@mail.ru
Аннотация
В статье анализируется отношение В.Г. Белинского к В.Ф. Одоевскому – журналисту, издателю и публицисту, которое до сих пор не получило целостного, комплексного освещения. Автор показывает, что среди всего комплекса высказываний (с 1834 по 1848 гг.) преобладают позитивные оценки творчества Одоевского. Особое внимание уделено отношению Белинского к двум альманахам, в которых важную роль играл Одоевский как их соиздатель («Мнемозине» и «Сельскому чтению»).
Ключевые слова: В.Ф. Одоевский, В.Г. Белинский, «Мнемозина», «Сельское чтение», рецензия на выход «Сочинений» Одоевского в 1844 г.
Abstracts
In this article the author analyzes V.G. Belinsky's relation to V.F. Odoevsky – who played the role of a journalist, publisher and essay writer. This issue hasn't received complete analysis until now. The author shows that among all statements (from 1834 until 1848) positive assessment of Odoevsky’s creativity prevails. Special attention is given to Belinsky's relation to two almanacs in which Odoevsky played an important role as a copublisher (Mnemozina and Sel’skoye chtenie).
Key words: V.F. Odoevsky, V.G. Belinsky, ?Mnemozina?, ?Sel’skoye chtenie?, review of ?Compositions? by Odoevsky in 1844.
На протяжении всей своей литературно-критической деятельности В.Г. Белинский обращался к творчеству В.Ф. Одоевского во всем его жанровом разнообразии. Первые высказывания Белинского об Одоевском можно обнаружить уже в дебютных «Литературных мечтаниях» в «Молве» (1834). А последний отзыв критика об Одоевском вышел в «Современнике» в январе 1848 г., незадолго до смерти Белинского.
Высказывания Белинского об Одоевском уже становились предметом изучения. Им посвящены небольшие специальные статьи Н.М. Михайловской и английского исследователя Н. Корнуэлла1, в основном рассматривающие отношение Белинского к повестям Одоевского разных лет и центральному его произведению – «Русские ночи» (1844). Надо выделить и опубликованные в двух собраниях сочинений Белинского 1950-х и 1970–1980-х гг. комментарии В.Г. Березиной и Ю.С. Сорокина к рецензии критика на выход «Сочинений» Одоевского в 1844 г.2 Стоит отметить и небольшие фрагменты глав в трудах крупнейших исследователей творчества Одоевского прежде всего П.Н. Сакулина и М.А. Турьян3. Но и в этих публикациях в основном анализировались отзывы Белинского о художественном творчестве Одоевского. Исследователи литературно-критической деятельности Белинского, например В.Г. Березина, Б.Ф. Егоров, Н.И. Мордовченко, вообще не уделяли внимания отношению критика к Одоевскому и его творчеству4.
Конечно, Одоевский для Белинского прежде всего художник, один из «корифеев нашей литературы»5. Но критик не оставил без внимания и его журналистскую, журнально-издательскую и публицистическую деятельность, неизменно оценивая ее в целом достаточно высоко.
Отношение же Белинского к Одоевскому – журналисту, издателю и публицисту до сих пор не получило целостного, комплексного освещения. Поэтому представляется актуальным (тем более в юбилейный для Белинского год) попытаться восполнить этот пробел.
Весь комплекс суждений критика об Одоевском можно разделить на два периода.
Первый период – время их заочного знакомства, с 1834 по 1839 гг. Вероятно, не только Белинский читал тогда Одоевского, но и Одоевский – Белинского, хотя прямых подтверждений этому нами не обнаружено. В упомянутые годы Белинский был увлечен немецкой идеалистической философией. Это, понятно, не могло не стимулировать сочувственный интерес критика к одному из первых русских шеллингианцев – любомудру, соиздателю (совместно с В. К. Кюхельбекером) альманаха «Мнемозина» (1824-1825). В трех статьях середины 1830-х гг. – знаменитых «Литературных мечтаниях» (1834, «Молва») и «О русской повести и повестях г. Гоголя» (1835, «Телескоп»), а также «Журнальной заметке» (1838, «Московский наблюдатель») – Белинский стремился привлечь внимание читателей к «Мнемозине» – изданию об «искусстве и знании». В нем, по мнению Белинского, впервые в России заговорили о «предметах, о которых до “Мнемозины” русские журналы не говорили ни слова» – о философии, о «мысли и логике»6. Белинский верно отметил новаторство издателей «Мнемозины», в которую по инициативе Одоевского был даже введен специальный отдел «Философия». Одобрение критика вызвало и сочетание непрямолинейного дидактизма и «гумора» в ранних «аллегориях» (апологах) Одоевского. При этом Белинский полагал, что публикации в альманахе «Мнемозина» были журнальным дебютом писателя. О том, что он начал печататься гораздо раньше создания «Мнемозины» (в 1820 г. в «Каллиопе» и «Благонамеренном», а затем в «Вестнике Европы»), критик, видимо, не знал.
В статье «О русской повести и повестях г. Гоголя» Белинский особо выделил опубликованного в «Мнемозине» (ч. 2) «Элладия» – «картину из светской жизни», в которой «была мысль и чувство, был характер и физиономия»7. Справедливо увидев в этой «повести» (номинация Белинского) актуальное звучание, публицистическое начало, критик рассматривал ее в контексте идейной борьбы 1820-х гг. – времени ее написания, что, как известно, вообще было характерно для критика.
В названной статье довольно смело утверждалось, что именно в повести Одоевского «в первый раз блеснули идеи нравственности XIX века, нового гостя на Руси; в первый раз была сделана нападка на XVIII век, слишком загостившийся на святой Руси и получивший в ней свой собственный, еще безобразнейший характер [курсив везде наш. – Н.Г.]»8. Конечно, такие идеи уже звучали, например, у А.С. Грибоедова в комедии «Горе от ума», правда, опубликованной много позднее. В прозе, в жанре повести Одоевский действительно впервые заговорил о необходимости отказаться от предрассудков XVIII в. и творить новые моральные нормы. Белинский особенно ценил повесть Одоевского, поскольку в позиции Элладия, который был чем-то похож на Чацкого, отражались новые идеи века, новые идеалы: это прежде всего ум и истинная образованность, а также чувство собственного достоинства.
Вместе с тем в статье Белинского отмечались и недостатки творческой манеры Одоевского в повести «Элладий». В первую очередь «растянутость по местам», объяснявшаяся критиком «юностью таланта, не умевшего сосредоточивать и сжимать свои порывы»9.
К первому периоду отзывов Белинского об Одоевском относится и «глухое» (т.е. без указания имени автора) упоминание о его статье «О вражде к просвещению, замечаемой в новейшей литературе», опубликованной в пушкинском «Современнике» (1836, № 2) под литерами С.Ф. Не зная об авторстве Одоевского, Белинский в заметке «Вторая книжка “Современника”» (август 1836, «Молва») не совсем справедливо обвиняет автора в «светскости», пересказывая суждение Одоевского о том, что «литература, вопреки общепринятому мнению, есть всегда выражение прошедшего»10. Во-первых, это был не основной тезис в статье. Во-вторых, в контексте рассуждений Одоевского он был достаточно логичен. Но Белинский преследовал свою цель – борьбы против «аристократической партии» и ее «светских» изданий, к которым он готов был отнести в пылу полемики «Современник» и практически всех его авторов. Позднее Белинский более взвешенно оценит эту статью, о чем будет сказано ниже.
Второй период отзывов Белинского об Одоевском начинается в ноябре 1839 г., когда состоялось их личное знакомство. В это время они оба участвовали в издании «Отечественных записок». Причем Одоевский стоял у истоков этого журнала, в первые годы (1839–1841) был одним из самых значительных и влиятельных его сотрудников. Анализ хранящихся в Рукописном отделе Российской национальной библиотеки (Санкт-Петербург) писем и записок А.А. Краевского к Одоевскому подтверждает суждение В.И. Кулешова, что в названные годы Одоевский играл в «Отечественных записках» по сути роль «второго редактора»11. Белинский пришел в журнал немного позднее, когда стало понятно, что В.С. Межевич не справляется с отделом критики.
В это время, очевидно, все заметнее становились расхождения в их взглядах, в первую очередь по журнальным вопросам. В записной книжке Одоевского сохранился написанный им как одним из организаторов журнала набросок программы «Отечественных записок». По его мнению, издание должно следовать следующим правилам: «1) не ругаться, 2) не исправлять, 3) не учить, 4) принимать возражения» и давать «пристанище всем мнениям без различия партий»12. Такая миролюбивая позиция была явно не близка «бойцу» Белинскому.
Тем не менее в отделе критики и библиографии, который возглавлял Белинский, печатались рецензии Одоевского. Но после 1843 г. Одоевский постепенно перестает регулярно печататься в «Отечественных записках».
Несогласия Белинского и Одоевского можно обнаружить в их письмах. Так, в письме В.П. Боткину от 6 февраля 1843 г. (к сожалению, это практически единственное непосредственное свидетельство их расхождений) критик сообщал, что Одоевский «натрёс дичи»13 в рецензии на оперу М.И. Глинки «Руслан и Людмила», включенной в статью «Записки для моего праправнука о литературе нашего времени и о прочем»14. Критический выпад Белинского против отзыва Одоевского, как нам представляется, несправедлив. Одоевский − один из зачинателей русской музыкальной критики, главный популяризатор идей Глинки, вполне точно истолковал значительный замысел композитора. В № 2 «Отечественных записок» за 1843 г. Одоевский писал: «“Руслан и Людмила” … это наша сказка, легенда − но в музыкальном мире; ее русский характер, соприкасаясь к безграничному фантастическому миру, делается более общим, не теряя своего отличия»15. Из письма А.Н. Серова к В.В. Стасову от 14 февраля 1843 г. известна реакция самого Глинки на рецензию Одоевского: композитор был доволен «этой маленькой статьей», «именно этот взгляд лежал в его цели, при создании “Руслана и Людмилы”»16.
Ключевым высказыванием Белинского об Одоевском – и как писателе, и как журналисте – надо признать пространную рецензию на выход его «Сочинений» в 1844 г. Интересно, что в первой же большой статье критика – в «Литературных мечтаниях» – было заявлено, что Одоевский «еще не оценен у нас по достоинству и требует особенного рассмотрения»17. Восполнить этот пробел Белинский решил через десять лет, когда появился не только замечательный информационный повод, но и хорошая возможность для подробного анализа деятельности Одоевского − выход его собрания сочинений. Заметим, разбор этого издания напечатан в «Отечественных записках», когда сам Одоевский уже отошел от журнала.
В рецензии вновь подчеркивалась «литературно-историческая важность»18 ранних произведений писателя, опубликованных в альманахе «Мнемозина» (имелись в виду, в частности, «Старики, или Остров Панхаи», «Алогий и Епименид»), которые «юношество читало <…> с жадностью» и с пользой для себя19.
Как отмечалось выше, в 1844 г. Белинский оказался гораздо более благосклонен к одному из важнейших собственно журналистских, публицистических выступлений Одоевского – статье «О вражде к просвещению, замечаемой в новейшей литературе», назвав ее «замечательной». Уже зная о принадлежности статьи Одоевскому, Белинский верно обозначил главную проблему, затронутую в ней, – проблему истинного и ложного понимания просвещения. Белинский справедливо оценил выступления Одоевского против «вредной расчетливости некоторых литераторов, которые льстят невежеству толпы, браня просвещение…»20.
Разумеется, основное внимание в рецензии 1844 г. уделено только что опубликованному программному циклу Одоевского «Русские ночи», который рассматривался (как в свое время «Элладий») прежде всего в контексте идейной борьбы середины 1840-х гг. «Русские ночи» трактовались критиком как проявление симпатий их автора к славянофильским идеям (в частности, о «нравственном гниении Запада»21) и к «философии откровения» позднего Шеллинга, которые были неприемлемы для Белинского.
Одоевский верно расценил это как неточную трактовку его позиции, что и нашло отражение в его известном письме к редактору «Отечественных записок» А.А. Краевскому22. Очевидно, не зная о принадлежности этой неподписанной рецензии Белинскому, Одоевский спрашивал редактора: «Скажите, кто это меня так горячо любит и так досадно, так жестоко не понял?»23.
Одоевский воспринял высказывания Белинского как обвинение его в примирении с пошлостью жизни: «…мне говорят: ты падаешь, потому что мало-помалу миришься с пошлостию жизни…»24. В то время под словом «пошлый» понимали «низкий качеством, весьма обыкновенный, маловажный»25. Естественно, Одоевский был возмущен, ведь он никогда не мирился с обыденностью жизни, был антиподом пошлости. Такая неточность в оценках еще раз подтверждает готовность Белинского в полемическом запале переходить грань разумного в своих упреках. Хотя в целом критик достаточно высоко оценил «Сочинения» Одоевского, отмечая его талант, «самобытный взгляд на вещи, оригинальность слога»26.
Несмотря на постепенное прекращение контактов Одоевского с редакцией «Отечественных записок», Белинский до конца своей жизни продолжал активно следить за деятельностью этого литератора.
Ярким событием в социокультурном процессе 1840-х гг. стал выход альманаха Одоевского и А.П. Заблоцкого-Десятовского «Сельское чтение». Естественно, на появление этого издания в 1843 г. не могли не отреагировать «Отечественные записки». Белинский в эти годы все активнее присматривается к возможности реформ «сверху», к деятельности комитета графа П.Д. Киселева и возглавляемого им Министерства государственных имуществ. В «Отечественных записках» (а в 1848 г. в «Современнике») появлялись его рецензии на выход каждой книжки «Сельского чтения» и даже на переиздания (всего шесть отзывов). Белинского привлекала просветительская позиция издателей, глубокое знание быта, потребностей крестьянина, умение говорить с ним на доступном языке. В рецензии на первую книжку, не преминув отметить благонамеренность альманаха («внушение простому человеку правила религии, преданность и благодарность престолу»), критик высоко оценил его способность постоянно держаться «в сфере быта и положения простого человека, − в сфере чисто практической»27.
Исходя из критерия эффективности публикаций для народа, Белинский выделил помещенную в «Сельском чтении» статью Одоевского «Что такое чертеж земли, иначе план, карта, и на что все это пригодно». По точному замечанию рецензента, в статье, в которой «ни слова не говорится об экваторе, эклиптике и тому подобных мудростях, непостижимых для простого ума», цель «проще», но «зато и действительнее». Эта цель – пробудить интерес к постижению окружающего мира, расширению кругозора и практических знаний: «Снять кору с грубого ума и натолкнуть его на размышление о том, что за штука такая чертеж и к чему он пригоден…»28.
Но не все публикации и не все в редакционной практике издателей вызывало одобрение Белинского. Так, его не устраивали нравственные принципы, проповедуемые в некоторых материалах «Сельского чтения». Например, проповедь смирения, покорности, пренебрежительное отношение к чувству собственного достоинства в крестьянах, отличающие рассказ Д.С. Протопопова «Кто такой Давыд Иванович, и за что люди его почитают» и статью В.И. Даля «Что легко наживается, то еще легче проживается» (кн. 3): «Труд, расчет, всегдашняя трезвость, строгий порядок в жизни, это такие вещи, с которыми всякий разбогатеет и разбогатеет честно, не в укор своей совести, не наживая нарекания, не возбуждая ропота и упреков»29.
В целом же оценка издания Одоевского и Заблоцкого-Десятовского Белинским была позитивна: «“Сельское чтение” составляет собой эпоху в истории едва начинающегося у нас образования низших классов [курсив наш. – Н.Г.]»30. Понимая, что «Сельское чтение» – по сути, первое в России издание для народа, Белинский защищал его от жесткой критики славянофилов. Об их позиции можно судить по письму от 9 июля 1845 г. славянофила А.С. Хомякова Одоевскому: «Мне кажется все издание “Сельского чтения” крайне оскорбительным явлением и выражением глубокого, ничем не заслуженного и во всяком случае непозволительного презрения к просвещаемому»31. Белинский же, очевидно, зная по косвенным свидетельствам о негативном отношении славянофилов к альманаху Одоевского и Заблоцкого, в «Ответе “Москвитянину”» (Современник. 1847. № 11) писал: «Все, что делалось литераторами для споспешествования развитию первоначальной образованности между народом, делалось не ими [славянофилами. – Н.Г.]»32. Белинский приводит им в пример именно «Сельское чтение», особо отмечая тот факт, что среди авторов этого альманаха нет «ни одного из славянофилов»: «Знаем, что гг. славянофилы смотрят на это издание почему-то очень не ласково, и не высоко ценят его; но не будем здесь спорить с ними о том, хороша или дурна эта книжка: пусть она и дурна, да дело в том, что литературная партия, на которую они так нападают, сделала что могла для народа и тем показала свое желание быть ему полезною; а они, славянофилы, ничего не сделали для него»33.
Незадолго до смерти, в январе 1848 г. Белинский опубликовал отзыв на четвертую книжку «Сельского чтения», вышедшую в конце лета 1847 г., в котором признает «чрезвычайный успех» издания. Анализируя не только последний выпуск альманаха, но и в общем весь проект Одоевского и Заблоцкого, рецензент отмечает, что были «статьи превосходные», но были и «слабые». Критик приходит к выводу, что в истории русской журналистики «сколько-нибудь сносного в этом роде еще не являлось» и «ничего лучше» «Сельского чтения» не выпускалось для простого народа34.
Вспоминая о встречах и «жестоких» спорах с великим критиком в начале 1840-х гг., В.Ф. Одоевский позднее писал о Белинском как об одной «из высших философских организаций», каких он когда-либо встречал в жизни. «В нем было сопряжение Канта, Шеллинга и Гегеля, сопряжение вполне органическое, ибо он никого из них не читал… Я не мог надивиться, каким образом он из поверхностного знания принципов натуральной философии (Naturphilosophie) развивал целый органический философский мир sui generis35. Едва имея понятие о Шеллинге только, Белинский сам собою дошел до Гегеля, ему неизвестного»36. Как видим, Одоевский не оставил без внимания недостаточную образованность Белинского, хотя и преувеличивал незнание критиком немецких философов. Известно, что Белинский, не владевший немецким языком, познакомился с идеями Гегеля опосредованно, в пересказах друзей и в беседах с ними37. Очевидно, преувеличение Одоевским необразованности Белинского призвано было подчеркнуть его одаренность, талант самостоятельного мыслителя, что Одоевский сумел признать, несмотря на их «жестокие» споры.
Белинский, так или иначе, касался творчества Одоевского более чем в 40 разных по объему статьях и рецензиях, а также в 13 письмах разных лет. Интересно, что в целом отзывов об Одоевском в статьях и письмах Белинского меньше, чем о таких деятелях литературы и журналистики 1820–1840-х гг., как Н.А. Полевой, П.А. Вяземский, С.П. Шевырев. Причем в период после знакомства литераторов в 1839 г. Белинский чаще высказывался об Одоевском. Правда, едва ли это объясняется личными контактами, скорее возросшей тогда активностью и значимостью журнально-издательской и публицистической деятельности Одоевского.
Вообще эти характеристики позволяют многое уточнить как в творчестве объекта критики (Одоевского), так и в творчестве субъекта – самого Белинского. Еще в 1834 г. Белинский видел «во всех его созданиях» (в первую очередь художественных) «талант могущественный и энергический, чувство глубокое и страдательное, оригинальность совершенную, знание человеческого сердца, знание общества, высокое образование и наблюдательный ум»38. Среди всего комплекса высказываний преобладают позитивные оценки. Особенно это заметно в отношении Белинского к двум альманашным предприятиям, в которых важнейшую роль играл Одоевский как их соиздатель, – «Мнемозине» и «Сельскому чтению».
Одоевский привлекал внимание Белинского как довольно активный участник журнально-издательского процесса, предшественник, собрат и/или соперник по журналистско-публицистическому цеху. Не случайно уже в «Литературных мечтаниях» подчеркивалась его последовательность и принципиальность собственно как «вкладчика» периодических изданий, который где бы ни печатался, не изменит себе: «ни в “Новоселье”, ни в “Библиотеке для чтения”»39. Показательно, на наш взгляд, и то, что в последнем отзыве Белинского об Одоевском разбирался именно его журнально-издательский проект – «Сельское чтение». Интерес Белинского-критика к деятельности Одоевского закономерен, поскольку он стоял у истоков не только качественной журналистики философской направленности, но и журналистики для народа в России. Белинский не мог не отдавать должного Одоевскому и как автору, способствовавшему развитию публицистического, актуального общественного звучания русской прозы.
Одоевский для Белинского – один из деятельных и «наиболее уважаемых»40 современных русских литераторов в широком смысле этого слова. В то же время некоторые публикации Одоевского не совсем точно интерпретировались и оценивались критиком ― либо как дань «светскости», либо как отражение идей позднего Шеллинга с его вниманием к интуитивному знанию, либо как дань славянофильским интенциям – и, соответственно, вызывали у него неприятие. Но Одоевский, насколько нам известно, или не зная об авторстве Белинского в этих отзывах, или уважая свободу мнений, практически не предпринимал попыток ни сглаживать возникавшие разногласия в личном общении, ни вступать с критикой в прямую полемику.
Русский
English