Languages

You are here

Являются ли «масс-медиа» средствами коммуникации? Опыт теоретической деконструкции

Научные исследования: 

“Mass-media”: do they represent a means of communication? An attempt to make a theoretical deconstruction

 

Шаповалов Виктор Федорович
доктор философских наук, профессор философского факультета МГУ имени М. В. Ломоносова, av124669@comtv.ru

Viktor F. Shapovalov
Ph D in philosophy, Professor at the Faculty of Philosophy, Moscow State University

Аннотация
В статье выявляются специфические черты массовой коммуникации как особого социального явления. В этой связи рассматривается трактовка понятия коммуникации, ведущая свое начало от ряда направлений философии ХХ века. Проводится сопоставление этого понятия с понятием массовой коммуникации. Показывается, что массовость коммуникации придает ей те специфические черты, которые и определяют основные свойства масс-медиа как особого социального феномена. Массовость коммуникации определяет значительность воздействия масс-медиа на общество и человека. Показывается, что воздействие СМК столь велико, что они в определенной мере трансформируют саму природу человека. Отмечается, что СМК содержат в себе значительный потенциал гуманизации и гуманитаризации общества и человека.

Ключевые слова: массовая коммуникация, экзистенция, понимание, аудиовизуальность, ценности.

Abstracts
The article points out specific features of mass communication as a special social phenomenon. The author analyses the treatment of the concept ‘communication’, which dates back to the time of the XXth century philosophical movements. The scholar compares this concept with the concept of ‘mass communications’ and shows that the large scale involvement of the media give them specific features, which define the main characteristics of mass media as a social phenomenon. The mass scale of communication defines the significance of the effects mass media have on the society and the human beings. The author demonstrates that the effect of mass scale of communication is so big that media at a certain point begin to transform the human nature. The article also mentions that mass communication instruments contain a substantial potential for humanization and a broad implementation of humanities to the society and to the individual.

Key words: mass communication, existence, understanding, audiovisuality, values.

 

Задача настоящей статьи состоит в том, чтобы обосновать взгляд на массовую коммуникацию как на специфический социальный феномен: массовая коммуникация , по сути, явление во многих отношениях иного характера, по сравнению с собственно коммуникацией . Хотя в основе и ее лежит некий акт, который можно назвать «атомарным» актом коммуникации – акт общения, акт взаимодействия двух (или некоторого числа) человеческих индивидов, но использование мощных технических средств и другие присущие ей свойства превращают массовую коммуникацию в особое социальное явление. Это явление столь далеко отстоит от понятия коммуникации, что слово «коммуникация» применимо к нему с большими оговорками. На наш взгляд, совершенно не случайно, что в широко распространенном в литературе варианте названия СМК – «масс-медиа» ? вообще отсутствует слово «коммуникация», и этот вариант можно перевести на русский язык как «массовый посредник» или «массовый проводник».

Ответ на вопрос, вынесенный в заголовок статьи, зависит, разумеется, в первую очередь, от того, что понимается под коммуникацией.

Проблема коммуникации в широком философском и социально-философском плане возникает в философии ХХ века и изначально ставится ? как всеобщая проблема человеческого бытия. Именно так она была рассмотрена в трудах таких авторов как Э. Гуссерль, Ж-П. Сартр, М. Хайдеггер, К. Ясперс, Х. Ортега-и-Гассет и других.

Работы данных авторов свидетельствуют о том, что истоки проблемы коммуникации непосредственно не связаны с темой массовой коммуникации. Эта проблема возникает из обнаружения специфических особенностей и трудностей межчеловеческого общения.

Пристальный философский анализ процесса взаимодействия людей привел к пониманию того, общение не есть просто обмен информацией (перекодировка информации и д. т.), а гораздо более сложный процесс. Это процесс взаимодействия двух и более человеческих «Я», каждое из которых по своей сути есть особая духовная Вселенная, особый духовно-культурный мир. Для каждого «Я», партнер по общению выступает как другое «Я», т.е. тоже «Я», но другое, ? alter Ego . Это другое «Я», непохоже на меня, но оно тоже «Я», постольку только «Другой», ? хозяин своего внутреннего мира, так же как хозяином моего мира, являюсь только я. Поэтому достижение взаимопонимания, а, следовательно, установление отношений сотрудничества – весьма сложный и трудный процесс.

Применяемое западными философами латинское слово «коммуникация», конечно же, является синонимом русского слова общение. Коммуникация есть взаимодействие личностей, т.е. взаимодействие «Я» и «Другого», которое делает возможным индивидуальное бытие, а также является условием существования социума. Универсальность проблемы коммуникации, состоит, в частности, в том, что с одной стороны, человек не возможен вне общения – вне общения он не состоится как человек. С другой стороны, в процессе общения человек постоянно испытывает трудности, связанные различиями между людьми, между «Я» и «Другим».

Таким образом, широкое философское понимание коммуникации может быть сформулировано следующим образом. Коммуникация, являясь универсальной характеристикой бытия индивида и общества, есть взаимодействие (по преимуществу вербальное) «Я» и «Другого». Целью и смыслом коммуникации является установление взаимопонимания между ее субъектами до такого уровня, при котором становится возможным согласование интересов и конструктивное сотрудничество.

Исключительно важным для коммуникации является понятие понимания . Понятие понимания в рамках философии коммуникации имеет особый смысл, который может быть назван «герменевтическим» или «экзистенциальным».

Экзистенциальное (герменевтическое) понимание не сводится только лишь к правильному пониманию того, что хотел бы сказать собеседник, т.е. непосредственного смысла сказанного. Вообще говоря, с точки зрения философии коммуникации, в реальных контактах между людьми дело обстоит не так, как это кажется на первый взгляд: не понимание смысла сказанного предшествует пониманию богатства и особенностей внутреннего мира партнера по коммуникации, а скорее наоборот. Непосредственный смысл сказанного во всем объеме становится доступным лишь, если удалось в той или иной мере высветить глубинные, потаённые основания внутреннего мира партнера по коммуникации и мира той культуры, к которой принадлежит собеседник. Эти глубинные, потаённые основания, как правило, существуют в неявной, латентной форме. Но их следует учесть, иначе взаимопонимания в герменевтическом (экзистенциальном) смысле не состоится. В этом случае и смысл непосредственно сказанного может быть понят неправильно.

Более или мене пристальное рассмотрение массовой коммуникации как особого социального феномена легко обнаруживает, что данный феномен ни в коей мере не соответствует данному выше определению коммуникации. Коммуникация как процесс установления взаимопонимания – явление гораздо более глубокое и сложное, чем то, что имеет место в масс-медиа. На это обращают внимание многие авторы, Так, Н.А.   Мальковская отмечает: «коммуникация между людьми есть нечто более сущностное, а интерактивные диалоги (широко распространеннее в электронных СМИ и интернете) лишь преддверие истинно коммуникационного процесса»1.

Конечно, интерактивный диалог через интернет или через телевизионный экран может стать (как сказано в приведенной цитате) «преддверием» подлинной коммуникации. Но, по своей сути такой «диалог», не есть общение в сущностном смысле. При этом, не будучи общением, он, нередко, воспринимается его участниками в качестве такового. Поэтому правомерен вывод о том, что массовая коммуникация (масс-медиа) есть не что иное как суррогат (кажимость) коммуникации, поскольку по видимости является взаимодействием (по преимуществу вербальным) человеческих индивидов, но задача понимания и творческого сотрудничества в ней не ставится. В массовой коммуникации субъект остается самозамкнутым, изолированным субъектом. «Другой» не предстает перед ним в качестве другого «Я», имеющим самостоятельную ценность. Для таких средств массовой коммуникации как, например, газета, радио и телевидение «Другой» как личность вообще не существует, - существуют лишь некая «масса», «аудитория», «электорат», «рейтинг» и др.

Констатацию отсутствия (в большинстве случаев) в составе массовой коммуникации того, что является коммуникацией в собственном смысле (а порой и подмены ее суррогатом коммуникации) не следует, разумеется, воспринимать как утверждение о том, что СМК настойчиво мостят «дорогу в ад», ведут человечество к «концу света». Его следует воспринимать как тезис о том, что не следует возлагать на СМК чрезмерных надежд, не следует думать, что с возникновением СМК наконец-то наступает «небывало светлая эпоха» и дальнейшее развитие масс-медиа автоматически приведет человечество к лучшему, сделает общество более совершенным. Увы, это очередная иллюзия, порожденная вполне объяснимой надеждой найти «волшебный ключ» к лучшей жизни, точку опоры, чтобы повернуть мир к лучшему.

Особо следует подчеркнуть, что коммуникация в отмеченном нами глубоком смысле ? как общение «Я» и «ДРУГОГО» ? может осуществляться и рамках масс-медиа. Но это происходит крайне редко и требует для своего осуществления особых условий, о чем речь пойдет ниже. Пока же обратим внимание на то, что согласно выдвинутому и отстаиваемому в данной статье тезису, массовая коммуникация в целом никогда не изменит свою природу, поскольку именно те свойства, которые и дают основание характеризовать ее как массовую, и ограничивают ее возможности быть коммуникацией в отмеченном выше смысле.

Сугубо позитивные оценки СМК были оправданы на ранних стадиях их развития, когда они еще не выявили в полном объеме заложенных в них как положительных возможностей, так и опасностей. Еще относительно недавно, в 80-е годы ХХ столетия преобладающей была позитивная оценка СМК. И такую оценку можно понять и объяснить: СМК (СМИ) хотя и играли в ту эпоху весьма значительную роль, но их потенциал был выявлен еще далеко не полностью. Принципиальные изменения наступили совсем недавно, в первое десятилетие ХХ I века. Многоканальное спутниковое телевидение, массовый шоу-бизнес, Интернет и другие новинки масс-медиа заставили взглянуть на проблемы, связанные с СМК, гораздо более пристально. Тем не менее, оценка СМИ, характерная для 80-х годов, заслуживает внимания, поскольку позволяет ярче оттенить особенности современных подходов.

Так, одним из первых в отечественной литературе обратил внимание на роль и особенности языка в процессе массовой коммуникации К.К. Кошевой2.

С точки зрения Кошевого язык массовой коммуникации является ничем иным как своеобразной вершиной языкового творчества, синтетическим единством народного и литературного языка.

Язык массовой коммуникации, обладая информационной функцией особого рода, в доступной форме сообщает массам знание о тех или иных ценностях. Поэтому язык массовой коммуникации включает в себя в лексико-семантических, синтаксических и других формах категории и законы, выражающие логическое, психологическое, художественное, нравственное, политическое и т.п. отношение личности и общества к действительности. Тем самым язык, массовой коммуникации осуществляет, по мнению Кошевого, позитивное политическое, нравственное, научное и т.п. воздействие на личность и коллективы.

Язык массовой коммуникации выступает, с точки зрения автора, синтетической целостностью, образующейся на основе дифференциации и интеграции того, что отобрано во внешней индивидуальной речи, разговорном, литературном и общенародном языках3.

Не следует специально доказывать, что столь высокая оценка языка массовой коммуникации в глазах современных специалистов-филологов выглядит весьма странной. Сегодня язык средств массовой коммуникации подвергается критике. Правда надо иметь в виду, что в 80-е годы (когда опубликована рассматриваемая статья) тексты газет, радио- и телеэфира подвергались тщательной предварительной цензуре, над ними работало несметное множество редакторов, корректоров и т.д. Поэтому, хотя язык советских СМИ был канцелярско-бюрократическим, но явных стилистических, грамматических и др. ошибок в нем было ничтожно мало.

Обратим внимание и на то, что процитированный автор пребывает в благодушном (с моей точки зрения) настроении, будучи уверенным, что средства массовой коммуникации осуществляют позитивное политическое, нравственное, научное и т.п. воздействие на личность и коллективы. Хотелось бы, конечно, чтобы это было действительно так. Но сегодня, вполне очевидно, что это не так.

В современной литературе по философии и социологии массовой коммуникации, как правило, признается, что масс-медиа очень часто становятся мощным орудием идейно-политической борьбы, социального управления, регулирования отношений социальных групп и распространения определенного рода культуры. Так, Т.В. Науменко пишет: «субъекты массово-коммуникативной деятельности не имеют цели всестороннего и полного информирования аудитории. Информирование – это средство, которое используется субъектами для достижения своих целей и удовлетворения собственных потребностей – в прибыли, либо в определенным образом сформулированном отношении массовой аудитории к тем или иным моментам социальной действительности»4.

Субъект социально-коммуникативной деятельности понимается автором по-особому. Таким субъектом, не являются ни журналисты, ни редакторы, ни работники средств массовой коммуникации вообще: «субъектов массовой коммуникации… надо искать не среди журналистов, а в другом месте, во всяком случае, вне редакционных кабинетов, на каких бы высоких редакционных этажах эти кабинеты ни находились и какие бы таблички на них не висели.» По мнению Т.В. Науменко « субъектами массовой коммуникации как вида социальной деятельности выступают, как правило, социальные группы, занимающиеся трансляцией духовных значений… в массовое сознание »5. [выделено. ? Т. В. Науменко ]. Эти социальные группы, являющиеся субъектами социальных интересов , определяют главное – цели и соответствующую им эфирную (редакционную) политику того или иного органа средств массовой коммуникации или их совокупности.

С приведенными соображениями и выводами можно согласиться с большими оговорками. Конечно, СМК в ряде случаев являются лишь транслятором в массовое сознание ценностей, идеалов, стереотипов поведения, способов мышления и т.д., в распространении которых заинтересована та или иная социальная группа, тот или иной центр политического и экономического влияния, т.е. тот или иной субъект социальных интересов. В связи со сказанным, вызывают большое сомнение высказывания, например, такого рода.

«Телевидение сыграло самую непосредственную роль в революциях 1989 г ., с полным основанием получивших название первых «телевизионных революций». Демонстрации протеста, происходившие в одних странах, телезрители из других стран видели на своих экранах, после чего многие из них сами выходили на улицу», ? пишет известный британский социолог Э.   Гидденс.6

Конечно, телевидение играет огромную роль в современных политических процессах. Однако, в приведенном примере, совершенно очевидно, что по воле заказчика телевидению вполне по силам изобразить демонстрантов в столь неприглядном виде, что он не только не вызовет желания следовать их примеру, но, напротив, породит реакцию неприятия, и даже вызовет желание выйти не на демонстрацию, а на контр-демонстрацию. Но слова Гидденса создают впечатление, как будто телевидение – живое существо, самостоятельно решающее, какую информацию транслировать, каким образом, на какую аудиторию и т. д. Между тем, телевидение ? инструмент в руках определенных людей. Эти люди ? руководители телеканалов, но главные из них те, кто является владельцем масс-медиа.

Однако, на наш взгляд, тезис о том, что СМК являются лишь транслятором в массовое сознание ценностей, идеалов и т.д., в распространении которых заинтересован тот или иной влиятельный субъект социальных интересов, нуждается в дополнении. Это дополнение должно учесть коренную специфику СМК, а также специфику того, что собственно понимается под «массовой коммуникацией», в отличие от коммуникации как таковой.

Массовая коммуникация не может быть связана с распространением специализированной информации, т.е. такой информации, которая ориентирована на специалистов в той или иной сфере деятельности, является достаточно подробной и детализированной, с тем, чтобы быть теоретической основой того или иного вида конкретной деятельности. СМК продуцируют массовую и в этом смысле, неспециализированную информацию. Вполне очевидно, что вряд ли какой-либо более или менее крупный телевизионный канал возьмется за трансляцию специальной лекции по теоретической механике или, скажем, по экономической теории. На телеэкране, в лучшем случае промелькнет краткий комментарий специалиста по тому или иному вопросу. Требовать от масс-медиа большего, собственно, и не приходится, поскольку они по самой своей природе ориентированы на максимально широкую аудиторию.

Крайне важным является то, что, воздействуя на широкие массы людей, СМК не просто предают информацию, а переформируют, преобразуют общество, человека, во многих случаях, пересоздавая его по своему «образу и подобию». Не будет преувеличением утверждение, что мощь влияния масс-медиа в современном обществе столь возросла, что они в известной мере видоизменяют саму природу человека .

Сегодня, на наш взгляд есть достаточные основания для вывода, имеющего важнейшее мировоззренческое и социальное значение: СМК сыграли решающую роль в трансформации способа человеческого восприятия информации и мира в целом : на смену «человеку читающему» пришел «человек аудиовизуальный», т.е. «человек глазеющий и слушающий». «Галактика Гуттенберга» ушла в прошлое.

Чтение объемных текстов осталось уделом небольшого меньшинства, в то время как подавляющее большинство людей современного мира, воспринимают информацию по преимуществу или, даже исключительно, в аудиовизуальной форме. Это значит, что способность к чтению больших и сложных текстовых произведений атрофируется и этот процесс остановить не возможно.

Переход от «человека читающего» к «человеку аудиовизуальному» по времени совпал с еще одной трансформацией важнейшего социального значения. Речь идет о том, что деонтологизм поколений, выросших в период трех десятилетий после Второй мировой войны, сменился на гедонизм поколений, вступивших в жизнь в последние два десятилетия. Поясним сказанное.

Война и трудности послевоенного периода формировали установку на преодоление трудностей, на исполнения долга – этика этих поколений была по преимуществу этикой долга. Этика современного молодого человека – это этика удовольствий, гедонистическая этика. Конечно, условия жизни в современном мире порой не менее трудны и суровы, чем в послевоенные десятилетия. Тем не менее, явлением, принявшим массовый характер, стало не стремление преодолеть трудности через самосовершенствование, а установка на то, чтобы избежать трудностей. «Средний» молодой человек современного мира согласен переносить материальные и иные лишения, но он не пойдет на то, чтобы взяться за трудную работу, требующую от него напряжения всех физических и интеллектуальных сил. Это не значит, что он лентяй и бездельник, но он категорически не согласен всю жизнь «тянуть лямку», как это делали его отцы и деды. Он не склонен утратить свободу получать удовольствия, даже если эта свобода обречет его на бедность и лишения. Богатство же мыслится как то, что придет не на пути труда и самосовершенствования, а посредством удачи, счастливого случая. Богатство не является тем, что позволит полнее реализовать созидательный потенциал, в общественно полезных сферах жизни. Богатство есть средство, которое служит исключительно тому, чтобы, пользуясь неограниченной свободой, получать максимум удовольствий.

Следует особо подчеркнуть, что если аудиовизуальность современного массового человека есть результат возросшей роли СМК, то гедонизм есть одно из следствий потребительской установки современного общества. СМК, разумеется, не принадлежит решающая роль в формировании массового гедонизма: по отношению к масс-медиа он является предзаданным. Другое дело, что СМК так или иначе учитывают особенности массовой аудитории, (в том числе и получившее массовое распространение ничем не ограничиваемое стремление к чувственным удовольствиям) и так или иначе, реагируют на них.

Конечно, описанная трансформация человека произошла не по воле и желанию субъектов социальных интересов – о чем речь шла выше. Она явилось продуктом развития самих масс-медиа, результатом роста их воздействия на общество и человека. При этом важно отметить следующее.

Доминирование аудиовизуальности, не может быть оценено однозначно негативно. Более того, думается, что вопрос может быть поставлен в самой широкой, философской плоскости: а не являлось ли четырехсотлетнее господство печатного текста, хотя и важным, но всего лишь преходящим эпизодом в истории человечества? Если это так, то современный переход к аудиовизуальности, можно истолковать не как отклонение от нормы, а напротив, ? как возврат к норме, возврат к естественному для человека восприятию информации и мира в целом .

При этом известное «любите книгу – источник знаний», не утрачивает своего значения, а может приобрести дополнительный смысл. Так, уже сегодня появляется и становится все более широко доступной возможность не читать, а слушать книгу (в том числе, и самого серьезного содержания), и даже, ? в сопровождении соответствующего видеоряда. Очевидны преимущества этого способа восприятия, уже по той причине, что звучащее слово обладает значительно большими возможностями выразительности, по сравнению с письменным. Широко известна также и роль наглядности в повышении результативности восприятия информации.

В связи с этими и многими другими факторами, есть все основания истолковать современное возрастание аудиовизуальности как огромный позитивный шаг в развитии человеческих способностей в глобальном масштабе. Он освобождает человека от противоестественного для него «сидения» над печатной книгой, возвращая ему возможность воспринимать информацию свободно и непринужденно. Это ли не своеобразное возвращение, например, к Академии Платона или Ликею Аристотеля, где чтение текстов занимало ничтожно малое место, а процесс обучения был основан на живом общении, на звучащей речи, на наглядности!? Не ознаменует ли аудиовизуальность, наконец, и возвращение слову «школа» (др. греч. «схоле») его исходного значения – «досуг, свободное занятие», ? что предполагало трактовку познания не как самопринуждения, а как особого рода (не чувственного, а интеллектуального) удовольствия? Думаю, что это так. Тем не менее, следует учитывать и «обратную сторону медали».

Так, отсутствие навыка чтения серьезных текстов вполне способно привести и к отсутствию навыка мыслить, а именно, ? мыслить последовательно, строго, систематично. Поэтому, объемный текст – будь то печатный, электронный или звучащий ? не должен уйти из практики познания, обучения, общения. Тенденция же к тому, чтобы свести текст к короткому слогану или, к абзацу из нескольких строк, отчетливо просматривается в современной массовой культуре.

Человек, не умеющий мыслить самостоятельно и последовательно, легко поддается внешнему влиянию. Манипулировать его сознанием и поведением гораздо легче. Установка на гедонизм также может быть легко использована манипуляторами массового сознания в нужном им направлении, поскольку для гедониста принципы нравственности, уважения к жизни и достоинству личности, ценностное отношение к «Другому» не более чем пустой звук.

Сыграв важнейшую роль (и продолжая ее играть) в доминировании аудиовизуальности, масс-медиа, разумеется, не изменили своей природы. Они остаются средствами не коммуникации, а по преимуществу, ее «превращенной» формы ? массовой коммуникации. В случае же с массовой коммуникацией о понимании в герменевтическом (экзистенциальном) смысле, чаще всего, и говорить не приходится. При герменевтическом виде понимания, как отмечалось, важнейшим является внимательное и чуткое отношении к внутреннему миру другого человека, к духу иной культуры, чтобы при знакомстве с ними присущие им смыслы были восприняты так, как они воспринимаются самими носителями смыслов, и в то же время стали доступны субъекту понимания.

Очевидно, что задача герменевтического понимания требует для своего решения заинтересованного внимания к другому человеку, она предполагает то, что М.М. Бахтин назвал «участной установкой», следовательно, требует напряженной и вдумчивой работы ума и всей совокупности духовных способностей человека. Такая работа предполагает уважение к инаковости «Другого», стремление как к сохранению собственного «Я» участников коммуникации, так и к уважение суверенности другого «Я».

Не требуется специально доказывать, что стремление к пониманию в отмеченном смысле, в массовой коммуникации можно встретить в лучшем случае в виде редкого исключения. То, что придает массовой коммуникации видимость коммуникации, является не коммуникацией, а коммуникативным взаимодействием . Коммуникативное взаимодействие существует между, например, диктором ТВ и телезрителями. Именно коммуникативное взаимодействие (а не коммуникация) реально существует между экранными персонажами, т.е. теми, кто с той или иной степенью регулярности появляется на экране, и теми, кто их воспринимает с экрана. Между самим персонажами СМК также устанавливается не более чем коммуникативное взаимодействие.

Радикальное отличие коммуникативного взаимодействия от коммуникации состоит в том, что в коммуникативном взаимодействии, как правило, не ставится и тем более, не решается задача понимания, в том смысле как она существует в коммуникации, т.е. в смысле герменевтического (экзистенциального) понимания. Способствовать достижению такого типа понимания СМК получают возможность только в редких случаях, например, тогда, когда происходит демонстрация высококачественного коммуникативного продукта, например, кинофильма, вошедшего в золотой фонд мирового киноискусства. Так, трансляция фильма «Летят журавли», особенно его заключительных сцен, в свое время вызвала явственный отклик в душе большинства зрителей. В этом случае можно с достаточной степенью уверенности говорить, что между авторами фильма и зрителями, между самими зрителями устанавливается подлинная коммуникация, постольку, поскольку состоялась действительная встреча разных, но ставших близкими друг другу духовно-душевных миров.

Вместе с тем, массовая коммуникация создает иллюзию того, что человек имеет возможность общаться едва ли не со всем миром. Ему кажется, что он, конечно же, не обделен вниманием общества, не обделен вниманием со стороны других людей. Действительно, достаточно пощелкать кнопки телевизионного пульта или войти в «блог» или «чат» интернета и перед тобой открываются колоссальные возможности, как кажется, общаться со всем миром, с различными людьми, по собственному усмотрению. Но это, конечно, в большинстве случаев иллюзия общения, суррогат коммуникации.

С учетом всего сказанного, вполне обоснованными являются пессимистические оценки массовой коммуникации, данные в книге известного теоретика масс-медиа Г.М. Маклюэна « Понимание Медиа: внешние расширения чело­века»7. Не разделяя эсхатологической настроенности Маклюэна, следует, в частности, признать, что используемая им метафора Нарцисса, вполне оправдана. Перед лицом отчужденной технологической инфраструктуры (электронных средств массовой коммуникации) человек оказывается слабым и зависимым существом, которого, однако, спасает то, что он не сознает того, что с ним происходит: он радуется широким возможностям, которые ему предоставляет эта технологическая машинерия, и с воодушевлением теряет самого себя, как Нарцисс, парализованный своим отражением в воде. Образ Нарцисса, погруженного в наркотическое опьянение от созерцания своего отражения и потому не заметившего утраты собственного Я, весьма точно характеризует современного массового человека, вылепленного и воспроизводимого масс-медиа по своему образу и подобию.

Очевидно, что подлинная коммуникация предполагает ценностное отношение к человеческой жизни. Отношение к человеческой жизни как к ценности высшего порядка вообще представляет собой один из краеугольных камней, лежащих в основе общественной жизни. Утрата отношения к жизни человека как к ценности чревата самыми серьезными последствиями. Такая утрата есть явление, названное Э. Фроммом «некрофилией» - патологическим стремлением к разрушению жизни8.

Однако в массовой коммуникации ценностное отношение к человеческой жизни, как правило, уступает место своей противоположности – обесцениванию жизни. Обилие смерти на телеэкране (показанные крупным планом изуродованные тела, многочисленные реплики типа «очередной труп», «что будем делать с трупом» и т. д.) само по себе, независимо от мотивов авторов программ, неизбежно провоцирует девальвацию ценности человеческой жизни. Не имеет значение «плохие» ли «парни» убивают «хороших» или наоборот, вымышлены ли сцены убийства или документальны. Сам факт переполненности эфира убийствами и смертью вызывает у зрителя отношение к человеческой жизни как к тому, что не имеет существенного значения, и, следовательно, - можно с легкостью лишить человека жизни во имя достижения тех или иных целей.

Пожалуй, можно согласиться с тем, что ценность жизни отдельного человеческого индивида, например, в России традиционно невысока. Однако это не значит, что следует вести работу по ее дальнейшему понижению. Как раз наоборот. Прочность и устойчивость демократического общества, динамичность его развития немыслимы без отношения к личности как к ценности. Разрушение отношения к человеческой жизни как к ценности есть то, что является прямым отрицанием коммуникации как фактора общественной солидарности. Но осуществляется такое отрицание в форме, имеющей внешнее сходство с коммуникацией, а именно, в форме массовой коммуникации.

В связи со сказанным, следует особо подчеркнуть, что массовая коммуникация, как и ориентированная на коммерческий успех массовая культура в целом, в принципе способна создавать подлинно коммуникативные продукты высокого качества, т. е. выступать в роли подлинной коммуникации. Природа средств массовой коммуникации, о которой речь шла выше, не является фактором, фатально предопределяющим качество их продукта. Поэтому массовая культура в целом, и массовая коммуникация, в частности, могут быть ориентированы и на создание произведений, возвышающих человека, пробуждающих в его душе лучшие чувства. Не только классика киноискусства, т.е. фильмы, подобные фильму «Летят журавли», о котором говорилось выше, способны быть коммуникацией в подлинном смысле. Так, кинолента «Титаник», с Леонардо Дикаприо в главной роли, имела ошеломительный успех. Отнюдь не детальное воспроизведение роскошных интерьеров корабля и не огромные средства, истраченные на его создание, привлекли внимание многих миллионов кино- и телезрителей. Возможно, фильм излишне сентиментален. Но надо отметить, что он завоевал огромную популярность и признательность людей за художественное изображение возвышенной и самоотверженной любви – этого великого чувства, которое является одной из непреходящих ценностей человеческого бытия, непреходящей ценностью культуры.

Таким образом, при всех ограничениях, обусловленных самой природой массовой коммуникации, задача достижения исключительного высокого уровня, приближающего коммуникативный продукт к шедевру не только журналистской креативности, но искусства в высоком смысле этого слова, ? такая задача для СМК вполне по силам. И если значительной части продукции, например, ТВ навсегда суждено остаться в роли исполнительницы второй части циничного изречения римских императоров – «хлеба и зрелищ», то ни в коем случае нельзя допустить, чтобы вся продукция масс-медиа была бы сведена к столь жалкой миссии.

Очевидно, что в современных условиях на СМК ложится значительная доля ответственности за духовное здоровье общества. Масс-медиа могут и должны быть поставщиком достоверной информации, они могут и должны быть средством гуманизации и гуманитаризации общественных отношений, должны служить повышению уровня общественного доверия.

 


  1. Мальковская Н.А. Профиль информационно-коммуникативного общества. (Обзор зарубежных теорий) // Социс. 2007. № 5. С. 76.
  2. См. Кошевой К.К. Формы общественного сознания и язык массовой коммуникации // Язык и массовая коммуникация. М., 1984. С. 212?220.
  3. Там же. С. 218
  4. Науменко Т.В. Массовая коммуникация: теоретико-методологический анализ. М., 2003. С. 68.
  5. Там же. С. 68-69.
  6. Гидденс Э. Ускользающий мир. Как глобализация меняет нашу жизнь. М., 2004. С. 31.
  7. См. Маклюэн Г.M. Понимание Медиа: внешние расширения чело­века. М., 2003.
  8. См . Fromm E. The Anatomy of Human Destructiveness. New-York , 1973. Р . 120?124.