Copyright: law power and enforcement
Панкеев Иван Алексеевич
доктор филологических наук, доцент кафедры истории отечественных СМИ факультета журналистики МГУ имени М.В. Ломоносова, iap56@mail.ru
Ivan A. Pankeev
PhD, Associate Professor at the chair of Russian mass media history, Faculty of Journalism, Moscow State University.
Аннотация
Статья представляет собой анализ наиболее спорных положений в действующем законодательстве об интеллектуальных правах; в ней поставлены вопросы, актуальные не только для журналистского сообщества, но и для всех правообладателей и правопользователей: о неприкосновенности произведения, свободном воспроизведении, охране изображения гражданина, сроке действия права.
Ключевые слова: авторское право, 4 часть ГК РФ, результат интеллектуальной деятельности, ответственность.
Abstracts
The article represents analysis of the most controversial statements in the latest legislation on intellectual rights. The work raises questions which are topical not only for the journalism community, but also for the possessors of rights and the holders of the right to use copyright objects. The author highlights problems connected with the inviolability of different works, the free reproduction, the protection of the image of a citizen, duration of law protection.
Key words: copyright, the 4th part of the civil code, results of intellectual activity, responsibility.
Деонтология журналистики как наука о должном в профессии (обязательном, необходимом, введенном в привычку) охватывает широкий спектр проблем – от декларации этических норм и принципов поведения до регламентации обязанностей и ответственности. Основные требования закреплены в многочисленных кодексах и хартиях, в которых определены каноны журнализма. В то же время нам представляется, что пока еще недостаточное внимание уделено проблемам авторского права, хотя они и обозначены в ряде кодексов, о них говорится и в учебниках (например, Е.П. Прохорова и А.Г. Рихтера). Ситуация усугубляется тем, что введенная в действие с 1 января 2008 г. 4-я часть ГК РФ, являясь одним из источников права, содержит нормы, вызывающие споры и разногласия. Отмечая значимость 4-й части ГК РФ, В.Ф. Яковлев и А.Л. Маковский пишут, что «осуществлено полное сосредоточие в ГК всего гражданского законодательства об интеллектуальной собственности», «расширена правовая охрана», «усилена защита прав граждан – создателей интеллектуальных ценностей», «усилена ответственность за нарушение исключительных прав»1 и т.д. Другие специалисты (например, Э.П. Гаврилов), размышляя о новеллах ГК РФ, некоторые подходы считают ошибочными, считая, что «такого безбрежно-широкого исключительного права нет нигде в мире»2.
Не вызывает сомнений то, что авторское право – дисциплина, требующая глубокого изучения и освоения журналистами, поскольку работать в сфере интеллектуальной деятельности и быть полноценным специалистом без знания и понимания законодательства о правах на результаты интеллектуальной деятельности, невозможно. Тем более в современных технико-технологических условиях, когда легкий доступ к произведениям и скоростная передача информации многих приводят к мысли, что доступное – значит всеобщее. Печатные СМИ без разрешения авторов заимствуют материалы из Глобальной Сети, приобретенные фотографии печатаются без приобретения прав на их использование, музыкальные произведения звучат в эфире бездоговорно и даже без упоминания имени авторов лишь на том основании, что «пользователем» был куплен материальный носитель (CD-диск) и т. д.
Конечно, в значительной мере это можно считать следствием низкой правовой культуры и отсутствия традиции. Но традиции на пустом месте не появляются. С одной стороны, достаточно вспомнить хотя бы в общих чертах непростую историю отечественного авторского права. Первый закон в России появился в 1828 г. – Цензурный Устав, в котором была глава «О сочинителях и издателях книг»; уже тогда авторское право действовало на протяжении всей жизни автора и еще 25 лет после его смерти (распоряжались наследники). Спустя два года этот срок увеличился до 35 лет, а охраняться стали также частные письма и другие произведения – не только напечатанные в книгах. В 1917 г. весь Свод законов Российской Империи был отменен и только в 1973 г. (!) срок действия авторского права снова стал 25 лет после смерти автора, а в 1993 г. – 50 лет; сейчас он составляет всю жизнь автора и 70 лет после его смерти (за исключением некоторых случаев – когда автор был участником войны, когда произведение обнародовано после его смерти и т.д.).
Но, с другой стороны, традиции характеризуются не только их непрерывностью (даже при некоторой изменчивости), но и тем, что становятся привычными хотя бы по форме. Приведу пример, который может показаться странным, но он необходим для того, чтобы понять: если есть традиция восприятия явления, то это явление принимается как само собою разумеющееся. Если же такой традиции нет, то возможны сложности. Пример прост: мы говорим МИД уполномочен, а МВД уполномочено. Почему? Первый же ответ, который слышу много лет: потому, что МВД – министерство, то есть, оно. А разве МИД – не министерство? Или ТАСС – не агентство? Тоже – «оно». Почему же мы воспринимаем их как слова мужского рода? Потому что наше языковое сознание диктует традиционную форму. Даже если мы не знаем значения слова, все равно моментально возникают фонетические аналогии (по звучанию): МИД – ДОМ (он); МВД – КАШНЕ, КУПЕ (оно). Такая традиция – это как известное «привычка свыше нам дана».
Но, что касается некоторых положений 4-й части ГК РФ и ФЗ № 231 «О введении в действие части четвертой Гражданского кодекса Российской Федерации», то «привычка» просто не успевает выработаться в силу ряда причин. Статья 6 ФЗ № 231 гласит, что сроки охраны прав «применяются в тех случаях, когда пятидесятилетний срок действия авторского права или смежных прав не истек к 1 января 1993 года».
Например, вы решили напечатать очерк или рассказ А.Н. Толстого, или обработанные им народные сказки. Сомнений в правомерности использования у вас не возникает, т.к. автор умер в 1945 г., права действовали 50 лет; с учетом того, что он участвовал в войне (плюс 4 года), они закончились 1 января 2000 г., после чего все обнародованные произведения писателя перешли в общественное достояние, т. е. могут использоваться любым лицом без чьего-либо согласия и без выплаты вознаграждения. Так с 2000 г. и делается.
Но в силу указанной выше статьи эти произведения вновь подпадают под охрану и теперь для их использования (публикации, передачи в эфир, размещения в интернете и т.д.) снова надо заключать договор с наследниками. А таких произведений («с обратной силой») тысячи. Хотя, казалось бы, закон не должен иметь обратной силы. Но он существует и, независимо от отношения к отдельным нормам, его необходимо соблюдать. В противном случае применяется наказание (от административного до уголовного) и значительные штрафные санкции (компенсация от 10.000 до 5.000.000 рублей и др.)
Активные дебаты ведутся вокруг статьи 1250, которая гласит, что отсутствие вины нарушителя не исключает применения в отношении него мер, направленных на защиту интеллектуальных прав; также независимо от вины нарушителя и за его счет осуществляется публикация решения суда о допущенном нарушении. Одно дело – известить пользователя, предупредить, предложить прекратить использование данного программного обеспечения (ПО) и совсем другое – сразу применять санкции при «отсутствии вины» (как обычному пользователю знать – загружает он правомерно обнародованный в интернете материал или этот материал размещен в Сети без разрешения правообладателя?). В медицине есть правило, согласно которому лечение не должно быть агрессивнее болезни (т.е. «не навреди»). Помня, что речь идет о Гражданском кодексе, все же по ассоциации вспомним о статье 14 УПК РФ, которая гласит о презумпции невиновности («подозреваемый или обвиняемый не обязан доказывать свою невиновность», «все сомнения в виновности обвиняемого… толкуются в пользу обвиняемого»). Есть вина – есть ответственность. А отсутствие вины должно означать и отсутствие ответственности. Но теперь, вероятно, невиновным придется доказывать свою невиновность, что гораздо сложнее, чем специально подготовленным органам доказать виновность «нарушителя», купившего бывший в употреблении компьютер с Бог весть каким ПО.
В статью 1273 законодатель хочет внести рассматриваемое сейчас предложение – слова «при необходимости». Следовательно, текст статьи станет таким: «Допускается без согласия автора или иного правообладателя и без выплаты вознаграждения воспроизведение гражданином при необходимости и исключительно в личных целях правомерно обнародованного произведения». Но что в данном случае означает «необходимость»? Как лектор должен доказывать, что распечатывание произведения необходимо ему для подготовки к лекции? Или воспитатель детского сада – что картинка нужна ему для занятий? Или журналист – что материал необходим ему на бумажном носителе для проведения дискуссии? Неоднозначность трактовки понятия «необходимость» в данном случае приводит лишь к дополнительным конфликтным ситуациям. «Дарованное» ранее статьей 1273 право на копирование в личных целях этой поправкой не просто ограничивается, но, при ее принятии, может быть практически парализовано. Особенно, если учесть, что рядовой пользователь может понятия не иметь о том, копирует он «правомерно обнародованное произведение» или «неправомерно обнародованное». Должен ли каждый гражданин знать о том, охраняются стихи Н. Гумилева и сказы П. Бажова, или все же не следует требовать от рядового пользователя специальных юридических знаний?
Не до конца проясненным остается смысл п. 1 статьи 1266 («Право на неприкосновенность произведения и защита произведений от искажения»): «Не допускается без согласия автора внесение в его произведение изменений, сокращений и дополнений, снабжение произведения при его использовании иллюстрациями, предисловием, послесловием, комментариями или какими бы то ни было пояснениями (право на неприкосновенность произведения). При использовании произведения после смерти автора лицо, обладающее исключительным правом на произведение, вправе разрешить внесение в произведение изменений, сокращений или дополнений при условии, что этим не искажается замысел автора и не нарушается целостность восприятия произведения и это не противоречит воле автора, определенно выраженной им в завещании, письмах, дневниках или иной письменной форме».
Ясно, что «сокращения и дополнения», внесенные в произведение без согласия автора – искажение. Но как может исказить статью журналиста комментарий к ней, написанный другим человеком? Почему следует считать искажением очерка снабжение этого очерка портретом героя? Издательское предисловие к роману – чем оно искажает роман? Это – разные произведения, каждое из которых – самостоятельный объект права, созданный самостоятельным субъектом. У каждого из них право на свое произведение. Но еще больше удивляет то, что после смерти автора произведение уже можно искажать (вносить изменения, дополнения, сокращения). Слова о «воле автора» вопроса не снимают, т.к. далеко не все авторы (а журналисты – тем более) указывают в завещаниях, что делать с произведениями после их, авторов, смерти. И как быть с произведениями тех, кто умер до 1 января 2008 года? Следовательно, практически все СМИ должны отвечать за комментарии и снабжение материалов иллюстрациями, а все издательства – за размещение в книгах предисловий и комментариев? Или – заручаться согласием автора статьи, желая высказать мнение по поводу этой статьи? Эти вопросы настоятельно требуют ответа, поскольку существующая сейчас норма не только отрицает устоявшуюся издательскую традицию, но и сама дает возможность для искажения произведения после смерти автора, не оставившего письменных свидетельств относительно результата своего творчества.
Есть смысл остановиться и на статье 152? («Охрана изображения гражданина»), которая, не имея прямого отношения к авторскому праву, все же активно затрагивает интересы работников СМИ и других правопользователей. Использовать видеозапись, фотографии или рисунки, на которых изображен гражданин, можно только с его разрешения (после смерти – с разрешения детей, пережившего супруга; при их отсутствии – с согласия родителей). Исключений три: когда изображение используется в государственных, общественных или иных публичных интересах; когда гражданин позировал за плату; когда изображение получено при съемке в местах, открытых для свободного посещения или на публичных мероприятиях. Но третье исключение имеет существенное ограничение: изображение гражданина нельзя обнародовать, если оно является основным объектом использования. Что такое «основной объект» не разъясняется. На наш взгляд, фотография или рисованный портрет в журнале, газете и книжном издании являются обычными иллюстрациями, для использования которых надо иметь разрешение их автора, а не изображенного на них человека. Основным же объектом использования изображение может быть на календаре, на плакате, на обложке (если занимает всю площадь) и т. д. – там, где произведение без этого изображения теряет смысл. Интервью же и без портрета останется интервью, а очерк – очерком. Некоторые издатели уже изымают фотографии известных деятелей – даже из учебников. Агентства, продавая фотографии и права на их использование, в договор вносят специальный пункт о том, что они не несут ответственности за возможные претензии от лиц, изображенных на фотографиях. Но возникает еще один вопрос – как быть со снимками, сделанными до введения этой статьи в действие?
Как известно, есть правоустановление и правоприменение. С первым всё ясно: право установлено. Второе вызывает множество вопросов, ответы на которые дадут время и судебная практика. Надеемся, что главенствовать при этом будет как справедливость, так и разумность.
Русский
English