Понятие «экстремизм» в ряду других терминов, используемых российскими СМИ при освещении проблематики религиозно-политического экстремизма (на примере республики Дагестан)

 

Ссылка для цитирования: Абдуллаев М.Х. Понятие «экстремизм» в ряду других терминов, используемых российскими СМИ при освещении проблематики религиозно-политического экстремизма (на примере республики Дагестан) // Медиаскоп. 2016. Вып. 1. Режим доступа: http://mediascope.ru/?q=node/2081

 

© Абдуллаев Мурад Халилович
младший научный сотрудник кафедры печатных СМИ филологического факультета Дагестанского государственного университета, (г. Махачкала, Россия), m.abdullaew2010@yandex.ru

 

 

Аннотация

Статья посвящена проблеме использования в текстах современных российских СМИ термина «экстремизм» для определения отдельных процессов и связанных с ними событий, происходящих в республике Дагестан. Рассматриваются вопросы неуместного применения и неправильной интерпретации данного понятия в процессе освещения журналистами проблематики религиозно-политического экстремизма¹.

Ключевые слова: экстремизм, федеральные СМИ, региональная пресса, идеология, ваххабизм, исламизм.

 

Одна из основных проблем при освещении российскими СМИ тематики религиозно-политического экстремизма заключается в том, что, анализируя острые ситуации в неспокойных регионах, журналисты часто употребляют в своих материалах определенные термины, не задумываясь о точном значении используемых понятий. В результате часто возникает смысловая путаница, неточная интерпретация происходящего, искажение фундаментальных мировоззренческих положений, которые играют большую роль в духовной жизни людей. Это вызывает необходимость специального рассмотрения  понятия «религиозно-политический экстремизм» − ключевого для характеристики одного из самых болезненных, самых актуальных явлений нашей общественной жизни − и выявления соотношения его с другими понятиями, употребляемыми в СМИ в качестве синонимов.

Ввиду этого цель данной статьи заключается в попытке уточнить смысл употребляемых терминов, уяснить, как они соотносятся друг с другом и как наиболее корректно использовать их при освещении религиозно-политической проблематики.

Знакомство с практикой российских СМИ позволяет без труда выявить цепочку терминов, создающих упомянутую проблему и поэтому требующих анализа, − «экстремизм», «радикализм», «исламизм», «ваххабизм». Именно эти лексемы составляют предмет рассмотрения  данной статьи.

В рамках данного исследования  была предпринята попытка выявить, как современная общественная мысль трактует понятие «экстремизм», выступающее в качестве точки отсчета при рассмотрении отражения в СМИ происходящих событий. Помимо определений классических словарей, было обнаружено еще свыше 60 определений этого понятия, однако убедительными автор статьи их не посчитал. В результате сопоставления нескольких десятков определений и рассмотрения их особенностей мы пришли к выводу, что, сводя воедино существующие значения (широкое и узкое) интересующего нас понятия, можно определить экстремизм в первом приближении как следование крайним взглядам на любую проблему, подталкивающее к агрессивным действиям.

Подчеркнем: имеется в виду следование крайним взглядам от начала и до конца, с начальной и до конечной точки. Говоря о начальной и конечной точках, мы опираемся на тот научный инструментарий, который имеют в своем арсенале логико-математические методы познания. Речь идет об использовании «экстремумов» − математических  понятий, позволяющих обозначать максимальные и минимальные значения функции на определенном графике (на заданном множестве). Экстремум понимается как начальная и конечная точка какого-либо явления, образования или действия. Начальную точку называют декстером (Dexter), конечную – синистером (Sinister).

Если полагать, что понятие «экстремизм» связано по смыслу с математическим понятием «экстремум»², то есть резон рассматривать экстремизм как восприятие определенной группой лиц определенного события, знания, учения в его крайних проявлениях. При этом оказывается, что в любом проявлении крайних взглядов или идей существует некая начальная точка, из которой эти взгляды или идеи родились, и конечная точка, после которой они переходят в другую плоскость. Все, что было до начальной точки, т.е. до возникновения идеи, предстает перед исследователями как историческая репродукция (т.е. восстановление того, что предшествовало возникновению или формированию данных крайних взглядов и идей). В свою очередь то, что будет после синистера (конечной точки), следует отнести к прогнозу. Прогноз в данном случае носит характер вероятностного знания о развитии тех или иных крайних взглядов и идей в обществе; он может заключаться в предвидении возникновения новых крайних воззрений на основании имеющихся и назревания в будущем конфликтов на их почве.

В этой связи становится максимально обоснованным сопоставление понятий «экстремизм» и «конфликт», так как любое проявление экстремизма, т.е. крайних взглядов на определенные сущности человеческого бытия, чревато столкновением с другими взглядами, т.е. потенциально несет в себе борьбу идей, взглядов, позиций и точек зрения, способную проявиться в действиях.

Отсюда следует вывод, что та часть общества, которая придерживается в своих убеждениях крайних позиций (те самые точки минимального и максимального экстремума), тяготеет к конфликтогенной группе экстремистски настроенных лиц.

Следует учитывать, однако, что проявление крайних взглядов тоже может быть разным. Исходя из тех реалий, которые сложились сегодня как в республике Дагестан, так и в целом в России, эти проявления можно классифицировать по трем разрядам:

• пассивное (когда человек, являющийся приверженцем крайних взглядов, никак не проявляет их, не высказывает своих точек зрения в обществе и не принимает участия в отстаивании своих позиций);
• активное позитивное (когда лица, недовольные сложившимся общественным порядком и имеющие свои, крайние взгляды на те или иные события, активно заявляют о своих позициях и идеях законными путями через гарантированные Конституцией права и институты гражданского общества);
• активное негативное (непосредственно экстремизм) – это деятельность лиц, приверженных крайним взглядам, в основу которой положены предельно агрессивные идеологии и методы утверждения в обществе именно своих идей. Как правило, экстремисты направляют свои действия в сторону свержения существующих конституционных, социально-экономических и общественно-политических принципов, сложившихся в том или ином обществе.

Однако логично будет также задать вопрос: каким термином или иным  определением обозначить тех, кто находится между этими крайними точками? Кто те люди, которые не проявляют крайних взглядов и идей?

Ответить на такой вопрос нелегко, так как данная категория людей может являться толерантной частью общества, может быть просто индифферентной категорией населения, а может оказаться и воинственно аполитичной. К тому же «экстремистское поведение» или приверженность  экстремистским взглядам означает не только идеологическую составляющую, но подразумевает и практическую деятельность, определенные действия индивида, в которых  проявляется его позиция.

Полагаем, что поставленный вопрос весьма значим и поиск ответов на него заслуживает специального научного исследования. Однако в круг наших задач это не входит, поэтому мы пока ограничимся акцентом на значимости данной задачи и сосредоточим внимание на содержании понятия «экстремизм».

Важным моментом в постижении сути явления, скрывающегося за этим термином, является понимание того, что экстремизм может возникнуть только  тогда, когда есть определенная идея. Не случайно то, что сегодня происходит в Дагестане, многие ученые, политологи, журналисты называют идеологическим экстремизмом:  именно идеология − прежде всего религиозная − становится в данном случае основным инструментом в продвижении экстремистских настроений.

В последнее время рядом ученых высказывается точка зрения, которая связывает экстремизм с государственно-политическими взглядами. Например, авторы статьи «Понятие и определение экстремизма с государственно-политической точки зрения», Л.М. Пронский и Р.А. Шаряпов (2008: 165), рассуждают следующим образом: «…экстремизмом, с государственно-политической точки зрения, следует признавать приверженность конкретных лиц или организаций к крайним взглядам или мерам общественной практики, несущим в себе высокую степень опасности (потенциальной или актуальной) для личности, общества и государства». Нетрудно заметить, что в этом рассуждении понятие «экстремизм» увязано с характером крайних идей, с областью, формирующей их содержание, – таким образом, оно конкретизируется. Можно заключить, что, рассматривая экстремизм непосредственно в связи с содержанием идей и областью их формирования, мы можем получить характеристику конкретных разновидностей экстремизма. К числу их  относится и религиозно-политический экстремизм, формируемый на основе сочетания крайних религиозных и крайних политических воззрений.

Теперь обратим внимание на понятия «исламизм» и «ваххабизм», которые в СМИ часто используют  как синонимы к слову  «экстремизм». Попытаемся установить, насколько это правомерно.

Исламизм чаще всего понимается как одна из доктрин мусульманской религии, сознательно противопоставляющая себя традиционному исламу, который, как известно, во все времена считался носителем вечных ценностей – «благочестия и любви к ближним». Однако в трактовках разных исследователей исламизма есть существенные отличия. Известный исламовед, автор книги «Ислам и политика», А.П. Игнатенко (2004: 109) утверждает, что исламизм – это не что иное, как «теория и практика политических движений, ставящих перед собой цели приведения общественного государственного устройства в тех странах, где живут мусульмане, в соответствие с установлениями ислама».

Именно так представляют свои цели экстремисты – участники незаконных вооруженных бандформирований в Дагестане, ведущие подрывную деятельность в республике и за ее пределами, призывая мусульман-дагестанцев в своих многочисленных видеообращениях из лесных лагерей вступить в ряды воинов джихада, чтобы отделиться от России и установить в республике законы шариатского государства.

Есть точки зрения, согласно которым исламизм − не просто борьба за устройство общества в соответствии с канонами ислама. Об этом говорится в статье журналиста информационно-аналитического интернет-портала «Ислам Ньюс» Теймура Атаева, под названием «Что стоит за “исламизмом”?». Ее автор пытается систематизировать те суждения о понятии «исламизм», которые были высказаны видными учеными на семинаре по теме «Состояние и тенденции развития ситуации на Ближнем Востоке». Ему удалось выделить следующие позиции.

• Исламизм – «идеология и практическая деятельность, ориентированная на создание условий, в которых социально-экономико-этнические и иные проблемы и противоречия любого общества (государства), где наличествуют мусульмане, а также между странами, будут решаться исключительно с использованием исламских норм, прописанных в шариате»³. (Такое определение мы встречаем и в статье А.В. Корецкого «От Филиппин до Косово» в «Независимой газете»⁴).
• Исламизм – «воинственно-мобилизующая идеология, развитая на основе избранных священных писаний, текстов, легенд ислама, исторических прецедентов, организованного опыта и современных обид и печалей». (Это определение, данное специалистом  по европейской философии Садиком Аль-Азмом, Т. Атаев связывает с вновь возродившимся понятием «исламский джихад», т.е. войны с неверными во имя Всевышнего Аллаха, причем джихад этот видится журналисту именно в самых агрессивных формах проявления.);
• «Исламизм представляет собой третью идеологическую попытку завоевания мирового господства после коммунизма и нацизма»⁵. (Как видно, данная формулировка не претендует на статус научного определения,  это скорее риторическая фигура, но Т. Атаев видит в ней существенную особенность: «оказываясь помноженным на “арабизацию” и “хиджабизацию” отдельных ответвлений российской уммы, эта самая страшилка, “исламизм”, фактически демонстрируется главнейшей угрозой стабильности России»⁶. Фактически он переносит на понятие «исламизм» значение понятия «радикальный исламизм», что далеко не одно и то же.).

Уже такой разнобой мнений показывает: называя все проблемы многонациональных стран следствием военно-идеологической активизации исламизма, можно легко внести путаницу в понимание ислама, исламизма, радикального исламизма и вольно или невольно посеять в обществе семена раздора. На наш взгляд, здесь существует вполне очевидная иерархия смыслов, и ее нельзя игнорировать:

• ислам есть «монотеистическая религия, одна из мировых религий (наряду с христианством и буддизмом)»⁷;
• исламизм – это политическое движение, базирующееся на идеологии, суть которой заключается в фундаментализме, в убежденности в том, что все беды мусульманского мира происходят от забвения основ «чистого, праведного, истинного ислама предков», от попыток воспринять чуждые ценности и не подходящее для мусульман светское устройство общества⁸;
• радикальный исламизм – одно из ответвлений исламизма как общественно-политического движения, ориентированное на внедрение в практику государств установлений ислама с помощью крайних мер, вплоть до военных действий, сопровождающихся истреблением «неверных».

          При таком подходе нам кажется безусловным, что употреблять эти понятия как синонимы никак нельзя. Не корректно, по нашему мнению, и отождествлять исламизм  с экстремизмом, употребляя эти лексемы как синонимы. Исламизм – явление более узкое, оно представляет собой только одно из проявлений активности мусульманской религии и не предполагает крайних мер для осуществления своих целей. Экстремизм же – явление широкое: он может быть и православным, и католическим, и буддистским, и вообще он необязательно должен быть именно религиозным. Это очень важное примечание, которое журналистам современных СМИ следовало бы учитывать при освещении проблем в потенциально «экстремистских точках» России. В качестве синонима для слова «экстремизм» может применяться только словосочетание «радикальный исламизм», да и то при наличии определенного контекста.

Перейдем теперь к третьей составляющей обозначенной выше цепочки − понятию «ваххабизм». Начнем с того, что «ваххабизм – официальная идеология в Саудовской Аравии»⁹, государственная религия этой страны, возникшая как ветвь исламской религии в XVIII в. Вот как определяется ваххабизм в аналитическом обозрении сайта «Православие.ру»: «Ваххабизм как течение ислама восходит к Мухаммеду аль-Ваххабу, жившему в XVIII в., создателю того, что называют фундаментализмом. Аль-Ваххаб выступил за возврат к корням ислама, за очистку изначальной коранической традиции от позднейших наслоений. Вероучение Аль-Ваххаба сформировало отдельный толк ислама, который теперь доминирует в Саудовской Аравии»¹⁰.

Изучив современную литературу о ваххабизме как течении в исламе, а также несколько авторитетных религиозных трактатов, мы пришли к выводу, что, кроме названия (ваххабизм), между последователями аль-Ваххаба (а это, как минимум, все современное население Саудовской Аравии) и теми, кого мы привыкли называть сегодня ваххабитами, нет ничего общего. Зарождение «нового ваххабизма»  (назовем его так)  как действенной радикальной религиозно-политической силы началось относительно недавно. И хотя еще в XVIII в., когда ваххабизм только начал формироваться, сунниты назвали его заблудшей сектой, раскалывающей и разрушающей исламскую религию изнутри, ваххабизм все же смог стать такой же полноправной частью мусульманского вероисповедания, как суннизм и шиизм.

Обмен суждениями по поводу ваххабизма идет не только в научной среде. Активно дискутируется связанная с ним проблематика и в общественно-политической прессе. Вот как, например, представляет себе ваххабизм журналист Валерий Бовал:

«Ваххабизм – это религиозно-политическое течение, которое возникло в середине XVIII века в суннитском исламе. В основу его было положено учение Мухаммеда аль-Ваххаба, который призывал очищать ислам от различных новшеств, в частности от культов пророка Мухаммеда и исламских святых, почитания шейхов. Основатель учения развил до крайности положения жесткого мазхаба, согласно которому женщины должны носить паранджу, лишены права посещать мечеть и получать образование. Строго предписывалось соблюдать нормы шариата. Основная отличительная черта ваххабитов заключается в агрессивном радикализме не только по отношению к немусульманам, но и к представителям мусульманского мира. Ваххабиты настаивают на том, что настоящий мусульманин должен постоянно находиться в джихаде, то есть постоянно вести войну за веру с представителями других религий и мусульманами, которые не поддерживают их взглядов. Таким образом, по утверждению ваххабитов, традиционные мусульмане должны либо стать ваххабитами, либо умереть»¹¹.

По сути,  ваххабизм можно ассоциировать с понятиями «смерть» и «война». А это именно то, что мы наблюдаем сегодня в Дагестане. Так что в нашей стране проявления ваххабизма далеко не похожи на спокойное течение религиозной жизни, характерное для Саудовской Аравии. В Дагестане ваххабизм ассоциируется с терроризмом, с деятельностью подрывников и псевдорелигиозных деятелей, пытающихся через ложное представление о религии расколоть общество. Неслучайно журналист Мирон Рейдель в статье «Миф, или ваххабизм – это религия» пишет, что «ваххабизм – не религия, а человеконенавистническая, сродни нацизму, политическая идеология, сверхзадача которой, конечная цель – политическая власть над миром, его глобальная исламизация»¹².

Иногда республиканская пресса Дагестана привлекает к обсуждению природы ваххабизма широкую читательскую аудиторию. Например, в публикации Арсена Кельбиева, по сути представляющей собой результат проведенного соцопроса, уже заголовок призывает читателей к соразмышлению: «Ваххабизм как синоним экстремизма?»¹³. В лиде материала автор не только вводит читателя в тему, но и задается вопросами, на которые затем дает ответы, опираясь  на мнения опрошенных респондентов: «Проблема экстремизма за последние несколько лет обнажилась до предела. И тех, кто сегодня замечен в экстремизме, часто называют ваххабитами, хотя  ваххабизм − одна из ветвей нашей религии. А все ли считают  ваххабизм  экстремистским течением? С этим вопросом корреспондент “НВ” обратился к жителям республики»¹⁴.

Интересно, что далее журналист приводит самые разные ответы респондентов, воздерживается от оценок, дает читателю самому подумать и согласиться (или не согласиться) с той или иной точкой зрения. И все же в конце публикации автор приводит мнение, с которым соглашается: ошибочно употреблять в качестве синонимов  слова «ваххабизм» и «экстремизм», хотя избежать этого в сложившихся условиях очень сложно¹⁵.

К похожему выводу приходит и журналист популярного федерального издания «Независимая  газета» Олег Недумов в заметке «Имамы разоблачают ваххабитов». Автор совершает краткий экскурс в историю и, в отличие от своего коллеги из республиканской газеты, построившего материал на данных опроса, опирается в своих выводах на специальные  юридические знания: «С юридической точки зрения, приверженность ваххабизму, безусловно, не является преступлением. Считается, что в числе последователей этого радикального исламского движения экстремистов на порядок больше, чем в любом другом. Но это отнюдь не означает, что каждый приверженец ваххабизма непременно должен быть экстремистом, так же, как среди христианских фундаменталистов не все становятся на путь экстремизма. Между тем понятие “ваххабизм” все чаще используется в качестве синонима экстремизма. Подобная терминологическая путаница приводит к тому, что в экстремизме можно обвинить тех мусульман, которые в реальности не имеют к нему никакого отношения»¹⁶.

Такая точная постановка вопроса, такая глубина осознания сущности ваххабизма – плюс для профессионального журналиста. Автор акцентирует очень важную мысль: во-первых, не каждый мусульманин – ваххабит, во-вторых, не каждый ваххабит – приверженец экстремизма. Это именно те вещи, которые не учитываются сегодня многими журналистами российских СМИ. Уже стало привычным, что в репортажах из Дагестана или других регионов, как только заходит  речь о проявлениях религиозно-политического экстремизма или терроризма, сплошь и рядом употребляются понятия «ваххабизм», «ваххабиты». На телевидении это стало уже привычным. Например,  эфир программы «Сегодня» на телеканале НТВ 2 июня 2013 г. содержал репортаж из Махачкалы: днем ранее в столице Дагестана был арестован махачкалинский мэр Саид Амиров. В данном репортаже слова «экстремизм» и «экстремисты» практически не использовались – все время говорилось о «ваххабитах» и «ваххабизме».

Приведем несколько выдержек из репортажа: 1) «…уже сегодня в один голос заявляют, что арест мэра Махачкалы – это удар по ваххабитскому подполью в Дагестане»; 2) «Наиболее вероятной причиной задержания мэра Махачкалы Амирова является не столько его причастность к убийству сотрудника СК, сколько его обширные связи с преступным миром в целом и ваххабитским бандподпольем, в частности»; 3) «…в Махачкале ваххабиты перекрывали проспект Акушинского, а в Гимрах пытались перекрыть дорогу и не пустить бронетехнику в село…»; 4) «Чуть позднее мощная пособническая ваххабитская сеть, действующая почти легально, была вскрыта в городе Буйнакск, мэром которого вплоть до 2012 года был дядя бандита Гаджидадаева»; 5) «Насущная необходимость уничтожения ваххабитского бандподполья на Северном Кавказе обострилась в связи с участием значительного количества дагестанских, чеченских, ингушских экстремистов в боевых действиях на территории Сирии»¹⁷.

Как видно из приведенных цитат, создатели передачи не утруждали себя тонкостями номинации, полагая, видимо, что на телевидении главное – хорошая картинка и «смотрибельная» тема. В печатных же изданиях периодически поднимаются вопросы глубокого осмысления различных аспектов религиозно-политического экстремизма, обсуждается в том числе и характерный для этой проблематики категорийно-понятийный аппарат.

Ярким примером грамотного обращения с понятием «ваххабизм» можно назвать статью «Политтехнология “ваххабизма”», опубликованную  Рустамом Апаевым в дагестанском еженедельнике «Черновик». В этой статье журналист Апаев, критикуя  известного в России исламоведа Романа Силантьева за дезинформацию российской аудитории относительно исламской религии, в то же время обращает внимание на весьма позитивный аспект  его деятельности. Ученый ставит перед обществом вопрос: по какой причине до сих пор ни в науке, ни среди богословов не дано четкого определения термина «ваххабизм»? «Слово “ваххабизм” – объект политических спекуляций, орудие психологического давления, исторический феномен и теологический довод, особенно на протяжении последних десяти лет, – пишет Р. Апаев. –  И в то же время этот термин продолжает оставаться призраком как с лингвистической, так и с юридической точек зрения, что прямо подтверждает Силантьев и косвенно – Народное собрание Республики Дагестан, давая оценку закону о запрете ваххабизма как не соответствующему федеральному законодательству»¹⁸. Называя  «ваххабизм» словом-призраком, автор публикации пытается понять, «каким образом и с какой целью в российском информационном пространстве родилось и существует это страшное слово-призрак»¹⁹.

Поиски ответа приводят автора в область психологии и социальной психологии − в частности, журналист обращается к политическому бестселлеру Сергея Кара-Мурзы «Манипуляция сознанием». В результате Апаев приходит к выводу, что повальное использование слова «ваххабизм» – это не просто привычка, а средство манипуляции сознанием со стороны СМИ. Учитывая, какой первоначальный религиозный смысл имеет это понятие, журналист «Черновика» считает, что употреблять его для обозначения каких-либо сложных социально-политических или религиозных проблем современности неправильно, даже кощунственно. Не случайно (и это правильный вектор журналистского суждения) автор статьи «Политтехнология “ваххабизма”» отмечает: «При более детальном рассмотрении оказывается, что, благодаря широкому распространению и отсутствию конкретных смыслов, под словом “ваххабизм” каждый понимает нечто свое, т.е. мы имеем в чистом виде политический миф, который держится не на рациональных доводах или фактах – а на эмоциях и фантазии каждого отдельно взятого человека»²⁰.

Нельзя не согласиться с мнением автора, что действительно большинство массмедиа при освещении террористических актов или контртеррористических операций намеренно раздувают сложившиеся настроения с помощью уже успевшего стать страшным для всех слова «ваххабизм», при этом будто намеренно обходя вполне и юридически, и этически приемлемые термины «экстремизм» и «терроризм». Ярлык «ваххабита»  намертво приклеили к экстремистам, поэтому тот, кто является последователем ваххабизма как отдельного мусульманского течения из религиозных соображений, не совершив ничего противозаконного, автоматически подпадает под определение «экстремист».

Недопустимость подобной интерпретации ваххабизма абсолютно во всех случаях отмечает и профессор Максуд Садиков − в 2010 г. ректор Северо-Кавказского центра исламского образования и науки. В интервью, которое он дал журналисту издания «Коммерсантъ. Власть» Ольге Алленовой, ученый подчеркивает, что «в России далеко не все люди, называющие себя ваххабитами, ими являются. Те, кто совершает преступления и взрывает людей, – это не ваххабиты. И это не мусульмане. Это преступники»²¹.

Интересна в этом интервью и позиция журналиста, который искренне пытается понять, кто же все-таки «экстремисты», а кто «ваххабисты». Вот как выглядит диалог журналистки и ученого по этому поводу:

«Ольга Алленова: Но ведь в Саудовской Аравии не убивают иноверцев? Я пытаюсь понять, почему там ваххабиты не совершают противоправных действий.

Максуд Садиков: Там недопустимо такое отношение к иноверцам, потому что иноверцы перестанут туда ездить, с этим государством перестанут общаться, это разрушит экономику и само государство. По исламу, если в государстве есть иноверцы, государство обязано их опекать и дать им полную свободу вероисповедания. Но вы правы: то, что мы здесь называем ваххабизмом, это не есть чистый ваххабизм. Тут много вещей, выходящих за рамки учения аль-Ваххаба. Дагестанский экстремизм – это особый предмет изучения. Нельзя все кидать на учение аль-Ваххаба. И мы тоже не правы, когда всех экстремистов причисляем к ваххабитам»²².

Важное примечание героя интервью и хорошая осведомленность журналиста помогают вывести беседу на качественно новый уровень: как оказалось, не все то экстремизм, что ваххабизм, и наоборот. Ясность, которую пытаются внести в интервью и Алленова, и Садиков, еще раз обнажает проблему российской прессы: ваххабизм журналистами чаще всего трактуется без учета разницы между существом этого течения ислама и практикой его использования в современных условиях российского Северного Кавказа. Ваххабизм – это не идеология тех, кто взрывает, убивает и подрывает конституционный строй при помощи террора, а течение в исламе, имеющее право на существование. Эти моменты нужно учитывать, работая с такой сложной проблематикой, чтобы не причесывать всех под одну −  «экстремистскую» − гребенку.

Известный ученый-философ, профессор Дагестанского государственного университета, Мухтар Яхьяев (2011: 97) в своей монографии «Религиозно-политический экстремизм: сущность, причины, формы проявления, пути преодоления» пишет, что для выявления сущности этого явления следует начать с категории «радикализм». Так, он считает, что экстремизм является одной из специфических форм радикализма. Жизнь подтверждает целесообразность такого подхода. Именно радикализм, радикальные действия против конституционных основ российского государства, радикальные методы свержения власти и установления в республике Дагестан шариатского государства стали главным инструментом необъявленной войны, которую ведут сегодня экстремисты.

Несмотря на то что ни в отечественной, ни в зарубежной политической и научной литературе нет однозначного убедительного подхода к определению понятия «экстремизм», можно привести ряд формулировок, данных в различных энциклопедических словарях, подтверждающих логику нашего рассмотрения этого термина.

В Большой советской энциклопедии экстремизм толкуется как «приверженность крайним взглядам, идеям и мерам, направленным на достижение своих целей радикально ориентированными социальными институтами, малыми группами и индивидами»²³.

В кратком политологическом словаре приведено следующее определение: «Экстремизм – приверженность в политике и идеях к крайним взглядам и действиям»²⁴.

Термин «экстремизм» в Советском энциклопедическом словаре определяется как «приверженность к крайним взглядам, мерам (преимущественно в политике)»²⁵.

В Кратком политическом словаре дано следующее толкование экстремизма: «Экстремизм – это приверженность к крайним взглядам и мерам, в политическом смысле означает стремление решать проблемы, достигать поставленных целей с применением самых радикальных методов, включая все виды насилия и террора»²⁶.

Наконец, в современном толковом словаре С.И. Ожегова и Н.Ю. Шведовой экстремизм определяется как «приверженность к крайним взглядам и мерам (обычно в политике)»²⁷.

Однако, несмотря на обилие трактовок понятия «экстремизм», практика показывает, что СМИ используют любые термины и обозначения зачастую вне зависимости от их первоначального смысла. Например, в статье главного редактора республиканского общественно-политического еженедельника «Настоящее время», обозревателя «Независимой газеты», Милрада Фатуллаева, опубликованной под заголовком ««Лесные братья» не спешат выходить из леса» для обозначения боевиков, сидящих в лесном подполье, используются следующие лексемы:

• «Глава республики обратился к экстремистам с предложением начать диалог»;
• «“Лесные” обвиняют официальное духовенство в преследовании инакомыслия в исламе, используя административный ресурс власти и правоохранительные органы»;
• «ДУМД и патронируемые им суфийские шейхи, прежде всего шейх Саид Ацаев (Саид Апанди Чиркейский), воспринимаются салафитами (ваххабитами) в качестве своих идеологических противников»;
• «К «диалогу» приглашаются представители “религиозной оппозиции”, которые на деле ничего не решают, не пользуются авторитетом среди радикалов, не могут повлиять на экстремистов»;
• «К тому же нет признаков того, что команда президента, имеющая свои, подчас разнонаправленные, интересы в религиозно-политической сфере, готова к обсуждению с фундаменталистами причин этого самого экстремизма»²⁸.

Вся палитра потенциальных «синонимов» экстремизма и экстремистов в этой статье представлена отчетливо. В итоге сложно ответить на вопрос: так кто же они – те, кто отсиживается в лесном подполье и терроризирует республику? Как назвать их действия: экстремизмом, радикализмом, ваххабизмом, фундаментализмом?

Учитывая крайне сложную общественно-политическую обстановку в республике и то место, которое занимают в ней массмедиа, поиск ответов на эти вопросы оказывается чрезвычайно актуальным и в то же время очень сложным.

В статье «Исламский лабиринт Дагестана» генеральный директор Центра этноконфессиональных проблем СМИ при Союзе журналистов России Сулиета Кусова делает попытку сопоставления радикализма с понятием «исламский фундаментализм», при этом оговаривая, что синонимами их назвать нельзя. «Исламский фундаментализм, как и любой другой религиозный, ратует за религиозное воспитание, соблюдение религиозных традиций в быту. Радикализм ставит своей целью распространение силой, в том числе и на другие страны, исламской модели государства, исламских правил поведения в обществе и семье. Именно насильственным путем. Разведение этих двух понятий требует разности стратегий их блокирования»²⁹. Причем, по мнению журналиста, никто не выработает стратегии блокирования проявлений радикализма и исламского фундаментализма, кроме самих дагестанцев.

О чем же говорят результаты нашего анализа того ряда понятий, которые применяют сегодня российские журналисты при отображении событий, подобных происходящим в Дагестане?

Прежде всего, это подводит нас к выводу о сложности, многоаспектности таких ситуаций действительности. Суть их всегда обусловлена сложностью социально-экономических и социально-политических отношений в регионе, вызывающей активную идеологическую деятельность крайне радикально настроенных группировок, часто выступающих под прикрытием канонов ислама. Целью ее является насильственное свержение существующего конституционного строя и организация вооруженной борьбы за утверждение шариатского государства (в нашем случае − на территории Республики Дагестан). Эта деятельность и определяется обычно как религиозно-политический экстремизм. Можно сказать, что понятие «религиозно-политический экстремизм» есть обобщенное обозначение всех проявлений враждебной существующему конституционному строю деятельности, осуществляемой отдельными, радикально настроенными религиозными группами населения для достижения своих программных целей − как религиозных, так и политических.

Такой подход к понятию «религиозно-политический экстремизм» позволяет увидеть, что в действительности есть объективное основание для возникновения замеченной нами тенденции к синонимизации понятий. Слова «исламизм» – «ваххабизм» – «радикализм», отражая отдельные стороны, отдельные проявления сложившейся в республике Дагестан ситуации, в определенном контексте начинают выступать и как обозначение религиозно-политического экстремизма – его частный случай.

Однако следует подчеркнуть: уточнение «в определенном контексте» играет здесь архиважную роль. Особенно осторожно следует выбирать слова, когда дело касается ваххабизма: это все-таки официальная религия дружественного для нашей страны государства.

Условия, в которых оказался Северо-Кавказский регион, возлагают сегодня на журналистов серьезный груз ответственности за то, что и как они пишут о проблематике религиозно-политического экстремизма. Распространяется эта ответственность и на то, как формируется в текстах словесный ряд. К сожалению, СМИ уже успели «приучить» читателя, что ваххабизм, исламизм, радикализм и экстремизм – это практически одно и то же. Между тем такие, на первый взгляд, «несущественные» огрехи способны  усиливать напряженность в социуме, особенно среди тех, кто плохо понимает, что именно происходит, например в Дагестане, и основывает свое представление о событиях только на том, что пишут, говорят и показывают массмедиа. В эфире телеканала ваххабит может быть с легкостью назван экстремистом или наоборот; понятие «радикализм» может быть приравнено к понятию «исламизм». И это, пожалуй, уже не просто тенденция, а сложившийся порядок вещей. Противостоять ему не так-то просто, но  необходимо.

 

Примечания

1. Работа выполнена при финансовой поддержке госзадания № 2014/33 Министерства образования и науки Российской Федерации в сфере научной деятельности.
2. Российский энциклопедический словарь / под ред. А.М. Прохорова. Кн. 2. М.: Большая российская энциклопедия, 2001. С. 1832.
3. Атаев Т. Что стоит за «исламизмом»?// Ислам Нюьс.ру. 2012. Окт., 17. Режим доступа: www.islamnews.ru/news-136737.html
4. Там же.
5. Там же.
6. Там же.
7. Российский энциклопедический словарь / под ред. А.М. Прохорова. Кн. 1. М.: Большая российская энциклопедия, 2001. С. 1582.
8. Мирский Г.И. Радикальный исламизм: идейно-политическая мотивация и влияние на мировое мусульманское сообщество // Официальный сайт Московского бюро по правам человека. Режим доступа: http://pravorf.org/index.php/news/1772-o-doklade-g-mirskogo-radikalnyj-islamizm-idejno-politicheskaya-motivatsiya-i-vliyanie-na-mirovoe-musulmanskoe-soobshchestvo
9. Российский энциклопедический словарь  / под ред. А.М. Прохорова. Кн. 1. С. 233.
10. Акпадшахов А. Ваххабиты – джихад против России. Режим доступа: http://www.pravoslavie.ru/analit/global/vah.html
11. Бовал В. Ваххабизм – традиция лжи и насилия. Режим доступа: http://topwar.ru/23673-vahhabizm-tradiciya-lzhi-i-nasiliya.html
12. Рейдель М. Миф, или «Ваххабизм – это религия» // Кругозор: интернет-журнал. Режим доступа: http://www.krugozormagazine.com/show/terror.1021.html.
13. Кельбиев А. Ваххабизм как синоним экстремизма?// Настоящее время. 2010. № 37. Сент., 24.  С. 4.
14. Там же.
15. Там же.
16. Недумов О. Имамы разоблачают ваххабитов// Независимая газета. 2008. № 30. Авг., 13. С. 9.
17. Сегодня // НТВ. Выпуск от 02.06.2013.
18. Апаев Р. Политтехнология «ваххабизма»// Черновик. 2011. № 22. Июнь, 4. С. 12.
19. Там же.
20. Там же.
21. Алленова О. М. Садиков: «Кто взрывает людей – это не ваххабиты» // Коммерсантъ.  Власть. 2010. Режим доступа: http://www.ansar.ru/person/2010/04/12/2946
22. Там же.
23. Большая советская энциклопедия. 3-е изд. М.: Сов. энциклопедия, 1978. Т. 30. С. 19.
24. Политология: Краткий энциклопедический словарь-справочник. М.: Полис, 2011. С. 189.
25. Советский энциклопедический словарь. М.: Сов. энциклопедия, 1981. С. 1552.
26. Краткий политический словарь. М.: Из-во политической литературы, 1989. С. 275.
27. Ожегов С.И., Шведова Н.Ю. Толковый словарь русского языка. М.: Оникс, 2012. С. 942.
28. Фатуллаев М. «Лесные братья» не спешат выходить из леса // Независимая газета. 2010. № 43. Ноябрь, 9. С. 7. 
29. Кусова С. Исламский лабиринт Дагестана // Черновик. 2010. № 29. Авг., 13. С. 4.

 

Библиография

Игнатенко А.П. Ислам и политика. М.: Институт религии и политики, 2004.
Пронский Л.М., Шаряпов Р.А. Понятие и определение экстремизма с государственно-политической точки зрения // Актуальные проблемы противодействия национальному и политическому экстремизму: Мат-лы Всерос. науч.-практ. конф. Том I. / под ред. А.-Н.З. Дибирова, М.Я. Яхьяева, А.М. Муртазалиева, К.М. Ханбабаева. Махачкала, 2008.
Религиозно-политический экстремизм: сущность, причины, формы проявления, пути преодоления. Научная монография / под общей ред. проф. М.Я. Яхьяева. М.: Парнас, 2011.