Социальные медиа и политика: к вопросу о переосмыслении природы политического участия молодежи

 

Ссылка для цитирования: Гуреева А.Н., Дунас Д.В., Муронец О.В. Социальные медиа и политика: к вопросу о переосмыслении природы политического участия молодежи // Медиаскоп. 2020. Вып. 3. Режим доступа: http://www.mediascope.ru/2638
DOI: 10.30547/mediascope.3.2020.1

 

@ Гуреева Анна Николаевна
доцент кафедры теории и экономики СМИ факультета журналистики МГУ имени М. В. Ломоносова (г. Москва, Россия), gureevaan@gmail.com

@ Дунас Денис Владимирович
ведущий научный сотрудник кафедры теории и экономики СМИ факультета журналистики МГУ имени М. В. Ломоносова (г. Москва, Россия), denisdunas@gmail.com

@ Муронец Ольга Владимировна
старший преподаватель кафедры рекламы и связей с общественностью СМИ СМИ факультета журналистики МГУ имени М. В. Ломоносова (г. Москва, Россия), muronets@yandex.ru

 

Аннотация

Современную аудиторию медиа, особенно молодежную, часто ассоциируют с аполитичными взглядами, а их активность в социальных медиа по социокультурной проблематике не воспринимается как политическая активность. Однако сегодня и формы политического участия, и его содержание существенно трансформировались. В статье исследуется проблема социокультурной детерминированности современной политической активности на примере представителей российской молодежи, ее направленность на социальные изменения в повседневной жизни.

Ключевые слова: медиаактивизм, медиатизация, политика, молодежь, социальные медиа

 

 

Исследование выполнено при финансовой поддержке РФФИ и ЭИСИ в рамках научного проекта № 20-011-31376

 

Введение

Академический интерес к взаимодействию политической сферы и молодежи в эпоху широкого распространения цифровых медиакоммуникационных технологий понятен. Политическая коммуникация в цифровых медиа может иметь как потенциально деструктивный эффект на молодежь в вопросе реализации нормативных общественно-политических процессов (протестная активность, идеологический экстремизм, политическая радикализация, девиантное поведение и т.д.), так и не интересовать молодежь в принципе. И  то, и другое взывает обоснованные опасения, поскольку молодежь – это важная часть электоральной системы и кадрового резерва политических институтов общества.  Интерес молодежи к политике оценивается и интерпретируется по-разному.

 По данным «Левада-центра», более 80% молодых граждан РФ не интересуются политикой¹. При этом социологические исследования подтверждают, что запрос на участие молодежи в деятельности общественной и политической жизни страны остается актуальным и особенно устойчиво проявляется в последние годы². Современная молодежь – не только в России – все больше отличается ориентированностью на социальные изменения, что проявляется в ее повседневных практиках, в том числе таких, как медиапотребление и медиаактивность.

Действительно, традиционные способы вовлечения молодежи в политическую жизнь, (голосование навыборах или членство в политической партии) утрачивают свою актуальность, так как не предоставляют возможности для реальной вовлеченности молодежи в политику. Однако сниженные показатели участия молодежи в электоральном процессе (Вартанова, 2018; Захаркин, 2012; Putnam, 2000; Franklin, Lyons & Marsh 2004) скорее свидетельствует не о потере политического интереса, как отмечается многими исследователями, сколько о том, что природа политического и гражданского участия молодых людей изменилась  (Harris, Wyn, & Younes 2010: 10).

Политическое участие молодежи сегодня описывается как «действие, которое происходит индивидуально или коллективно и ориентировано на формирование общества, в котором молодежь хочет жить» (Vromen, 2003: 82–83). Фактически, речь идет о социокультурной детерминированности политики, понимании ее очень прагматично, в том числе, как совокупности действий и решений, способных изменить окружающий повседневный мир в лучшую сторону, фактически улучшить качество жизни в соответствии с актуальными запросами и мировоззренческими представлениями молодых людей и того сообщества, которое они представляют.

Очевидно, что социальные медиа – это идеальная среда, в которой молодежь может реализовать социально ориентированные действия. Многие исследователи подтверждают не только аполитичность молодежи в контексте традиционной политической теории, но и неспособность политической журналистики предложить молодежной аудитории востребованную ими информацию. Это объясняет тот факт, что журналистика не так интересна молодым людям, как социальные медиа. Именно последние позволяют аудитории в полной мере участвовать в процессе развития личности гражданина (Blumler, 2011: 35), а социально детерминированные и политически ориентированные действия связывать с процессами самоакутализации и социализации как ключевыми мотивами современного медиапотребления (Dunas & Vartanov, 2020).

Актуальные подходы к качеству информации предполагают не столько высокое качество журналистского текста, сколько актуальность и адекватность «смыслов». Молодые люди становятся нетерпимыми к информации, которая не представляет разнообразия точек зрения и мнений (Вартанова, 2017; Кульчицкая и др., 2019; Drok & Hermans, 2016; Laufer, 2011; Lee, 2015). Их интересует та информация, которая может быть направлена на развитие личности, или, например, способствовать решению социальных проблем (Drok, 2017; Gyldensted, 2015; Haagerup, 2014; Nichols et al., 2006). Согласно другим исследованиям, молодежь в большей степени вовлечена не в «большую политику», а в повседневную жизнь и сообщество, которое она представляет. Такая идентификация не связана напрямую с нацией или государством, но имеет более личностную направленность, а от этого не менее цельную структуру (Drok et. al., 2017; Drok & Hermans, 2016; Blumler, 2011).

 

Медиа и политика в контексте теоретических подходов эмпирико-функционализма

 Ключевой и классический постулат для современных политических медиаисследований был сформулирован еще на заре теоретического осмысления значения слова в системе общественных и государственных коммуникаций. Этот постулат исходит из представлений о зависимости социальной коммуникации от формы государственного устройства, что предопределило понимание нормативных моделей деятельности СМИ, их детерминированность политическим устройством, а позднее даже сформировало типологию национальных медиасистем (Вартанова, 2018; Hallin & Mancini, 2004). Возможно, именно по этой причине теоретизация в рамках эмпирико-функционализма выстраивается вокруг стремления следовать определенному идеалу, где политика и медиа взаимодействуют друг с другом в целях общественного блага, а не в интересах находящихся у власти в данный момент исторического времени фигур и связанных с ними лиц, что составляет предмет научного интереса политэкономии медиа.

Изучение особенностей взаимодействия политики и медиа сформировало направление исследований, получившее название «медиатизация политики» (Mazzoleni, Schultz, 1999; Быков, 2011; Воинова, 2006; Груша, Скрипкина, 2010; Лабуш, Пую, 2019; Новгородова, 2018; Реснянская, (ред.), 2007; Черных, 2007). Эта концепция описывает процесс тесного взаимодействия политического и медийного полей, перенос политической жизни в медийную плоскость.  Обретение символической власти в медиапространстве рассматривается наравне с обладанием реальной властью в политической системе.

Ю. Хабермас (2011) предложил понятие публичной сферы как предпосылки гражданского общества. Это совокупность автономных образований общественности, противостоящих жесткой централизованной власти, расширяющееся в условиях экономического роста пространство между частной сферой и государством. Публичная сфера выступает ареной для дискуссий и формирует общественное мнение. Общественность в понимании философа представляла собой мыслящую часть общества. Хабермас увидел признаки зарождения публичной сферы в европейских кофейнях XVIII века, а ее индикатором – обсуждение информации, полученной из газет.

Исследователь Д. МакКуэйл (2014) обратил внимание на принципиально важную роль СМИ для обеспечения демократии. По мнению исследователей, СМИ являются общественной службой, которая в своей деятельности должна соблюдать принципы, соответствующие демократическим ценностям: свободу, разнообразие, качество информации, солидарность, социальный и культурный порядок. Демократическая роль журналистики должна заключаться не только в том, чтобы предоставлять информацию и выполнять функцию «сторожевого пса», но и в том, чтобы затрагивать чувства, вдохновлять и предлагать пищу для каждодневных демократических размышлений аудитории. Журналист может выполнять функции общественного контроля и критиковать все ветви власти, только если он свободен от давления со стороны властей. Идея свободы журналистики сводится к следующим принципам: действовать в рамках закона, не подвергаться цензуре, служить обществу (аудитории).

Важным понятием в политической медиатеории выступает «плюрализм», когда «все дееспособные и законные группы населения могут заявить о себе на любом этапе процесса принятия решений» (Miliband, 1973).  Концепция плюрализма предполагает, что власть в западных обществах рассредоточена между различными конкурирующими группами интересов, ни одна из которых не может доминировать в обществе. Конкуренция между группами интересов на более или менее равных условиях гарантирует рассредоточенность власти. Государство выступает в качестве судьи при столкновениях между конкурирующими социальными группами, такими как профсоюзы, бизнес, политические партии, общественные организации и различные группы давления. Законодательство и правительство способствуют обеспечению беспристрастности государства. СМИ в таких условиях являются «частью машины, с помощью которой... конкурирующие стороны стремятся оказать давление, что приводит к смещению равновесия сил влияния» (Westergaard, in Curran, Gurevitch & Woollacott  (eds.), 1977:  98).

Плюрализм и разнообразие мнений в обществе находит свое отражение в широком спектре медиапродукции. Подразумевается, что СМИ независимы от интересов конкурирующих социальных групп. Плюрализм рассматривает СМИ как отражение разнообразия их аудитории. Зрители, читатели и слушатели рассматриваются не как пассивная аудитория, подверженная манипуляциям, а как полноправные участники процесса, которые могут оказывать влияние на демократические процессы в обществе посредством СМИ. Они способны формировать запросы и определять контент-стратегию СМИ, делая выбор между тем, что они смотрят, читают и слушают. Этот выбор осуществляется через «свободный рынок». Он позволяет аудитории гарантированно быть услышанными.

Таким образом, каждый имеет право голоса, и у каждого есть выбор, и это положение лежит в основе социальной и политической роли СМИ. Акцент на политический выбор, свободный рынок и свободные СМИ, представляющие разнообразие мнений, делает плюрализм центральным понятием в либеральной демократической теории. В то время как функционализм рассматривает СМИ как площадку для представления многообразных конкурирующих интересов в обществе, где каждый имеет возможность принять участие в обсуждении и получить информацию, плюрализм подчеркивает роль медиа в поддержании консенсуса.

«Консенсус» выступает центральным термином для описания общих и разделяемых большинством людей общечеловеческих ценностей. Конкуренция и политические разногласия в либеральных демократиях допускаются в рамках согласованных правил. По словам представителя чикагской школы Л. Вирта, «консенсус – это не столько соглашение по всем вопросам (и даже не по самым существенным вопросам) среди всех членов общества, сколько установленная привычка коммуникации, обсуждения, дискуссии и переговоров, поиск компромисса и терпимость к иным точкам зрения» (цит. по: Manning, 2001: 28).

Функциональная традиция анализа массовой коммуникации предлагает универсальный методологический язык обсуждения системы отношений «СМИ – общество». Она описывает основные виды деятельности СМИ в контексте основных общественных процессов – политических, социальных, экономических. Однако такой подход, где доминировало внимание к институтам и структурам и исключался интерес к практикам человеческого существования, был подвержен критике.

Э. Гидденс предложил подход, который базируется на представлении о динамическом взаимодействии между микро- (повседневная политика в жизни индивида) и макро- (структурно-системные социальные изменения) уровнями политики, что было описано в его теории структурации: «Структура существует только внутри и через деятельность человеческих агентов» (Giddens, 1989: 256). Теория структурации формулирует диалектический подход к структурам власти. Представляя отдельных индивидов и структуры в перекрестных или взаимозависимых отношениях, взаимодействующих в сетевом порядке, данный подход моделирует систему политического действия на макроуровне структуры – «большая политика», и на микроуровне – взаимодействия индивидуумов.

В течение долгого времени эта концепция исключала роль СМИ как доминантного посредника, поскольку не предполагала какого-либо посредничества между человеческими агентами и макроструктурой в принципе, а фокусировалась на понятии «жизненной политики» как пересечении макро- и микроуровней политики. Однако сегодня в эпоху сетевых коммуникаций, которые обеспечиваются платформами социальных медиа, теоретические постулаты Э. Гидденса приобретают еще большую актуальность, поскольку социальные медиа активно используются для участия в политической жизни в повседневной жизни (Vromen, Xenos & Loader 2015). Росту «жизненной политики» способствовало распространение социальных медиа, которые создают культуру «сетевого индивидуализма» (Rainie & Wellman, 2012). Социальные медиа и сетевые коммуникационные технологии играют все более важную роль в процессах политической социализации и самоактуализации молодых людей (Vromen, Xenos & Loader 2015; Loader, Vromen & Xenos, 2014; Dunas & Vartanov, 2020). Политическая идентичность и взгляды молодых людей все чаще формируются в социальных сетях.

Исследования показывают, что пользователи социальных медиа, особенно молодые люди, предпочитают решать конкретные проблемы (Manning 2013), совершать поступки (Soler-i-Martí 2015) и готовы самостоятельно улучшать социальный мир при бездействии политиков (Harris and Roose 2014). Аудитория медиа все больше дистанцируется от формальных политических институтов, которые они рассматривают как оторванные от их жизненных реалий (Taft 2006) и предпочитают медиатизированные формы политического участия. Следует отметить, что социальные медиа обладают качественными характеристиками социального пространства, что позволяет им участвовать в общественно-политических процессах по основаниям, моделям и сценариям, идентичным социальной реальности. Социальные медиа изменили представление о посреднической природе медиа. Теперь они не столько опосредуют, сколько актуализируют социальную реальность. Другой вопрос: следует ли ее продолжать считать социальной, или речь идет о медийной реальности?

В этом новом контексте взаимодействия молодежи и политики актуализируется теоретический вопрос о мотивах, которые детерминируют поведение молодежи. Определение мотивов в контексте нового понимания природы политической вовлеченности тесно связано с социальной природой политики и, соответственно, с такими социальными детерминантами личности, как формирование идентичности и самореализация (Beck, 2001), что подтверждается и исследованиями актуальных мотивов медиапотребления молодежи в России (Dunas & Vartanov, 2020). Э. Гидденс называет подобные действия как проявление «жизненной политики» и определяет ее как «политику самоактуализации в рефлексии, упорядоченной в среде» (Giddens, 1991). Чтобы еще больше зафиксировать этот качественный сдвиг в взаимодействии со СМИ исследователи предпочитают говорить о культуре соучастия / конвергентной культуре (Jenkins, 2006; Дженкинс, 2019) или «цифровой медиакультуре» (Dunas & Vartanov, 2020), где на передний план выходят новые формы и мотивы производства и распространения культуры и знаний молодежью.

 

Молодежь, социальные медиа и политическое участие: исследовательский дискурс

Исследовательский дискурс о влиянии социальных медиа на молодежь и их политическую вовлеченность разнообразен. С одной стороны, все еще влиятельны представления о «подрывном» характере новых технологий (Christensen, 2009; Вартанова, 2017; Гавра, 2020). Исследователи предупреждают о пагубном влиянии цифровых медиа на молодежь, последняя характеризуется как «технологические наркоманы», утратившие способность взаимодействовать лицом к лицу (Kahne, Middaugh, & Evans, 2009; Твенге, 2019). Опасения в общественном дискурсе вызывает риск быть подверженным сексуальной эксплуатации в онлайн-коммуникации и другим формам насилия, как физического, так и морального – абьюзу, буллингу, троллингу и т.д. (Jenkins, Ito, & Boyd, 2016). Другие исследования связывают использование смартфонов с депрессией и самоубийством (Твенге, 2019). Этот дискурс завершается настоятельной рекомендацией родителям и учителям ограничить доступ молодежи к технологиям (Jenkins et al., 2016; Твенге, 2019).

Несостоятельность этого дискурса обуславливается тем, что в нем представления о пагубном воздействии цифровых медиа связываются с зависимостью от них или от специфического характера их использования. Ограничение доступа может ограничить негативные последствия, но оно также ограничит и позитивные эффекты цифровых медиа.

Так, одним из наиболее частых мотивов использования цифровых медиа молодыми людьми является реализация гражданских прав и свобод через потребление онлайн-новостей, вступление в онлайн-политические группы и обсуждение политических вопросов в социальных медиа (Cammaerts, Bruter, Banaji, Harrison, & Anstead, 2014; Theocharis & van Deth, 2018). Кроме того, осуществлявшиеся ранее только в пространстве социальной физической реальности действия реализуются в режиме онлайн со значительно меньшими затратами, что приводит к интенсификации активности участников.

Исследования по использованию молодежью цифровых медиа в основном сосредоточены на изучении социальных сетей, новостных ресурсов, электронной почты, онлайн-игр, чатов, блогов, музыки и мобильных приложений как наиболее популярных и востребованных у молодежи медиа.

Термины «вовлеченность» (engagement) и «участие» (participation) как ключевые термины политической активности молодежи относятся не только к медиадискурсу, но также широко определены в политической науке и описывают такие виды деятельности, как контакт с должностными лицами, обсуждение политики, волонтерство, участие в уличных маршах, бойкот продуктов и услуг по политическим мотивам и голосование. Связано ли использование молодежью цифровых медиа с сокращением участия молодежи в политической и гражданской жизни – ключевой вопрос, вызывающий споры и озабоченность исследователей уже в течение многих лет. Отчуждение молодежи от политической арены проявилось в катастрофически низких уровнях явки избирателей (Social Science Computer Review 38(2)), членства в партиях и резком снижении других форм участия, связанных с институционализированной политикой (Grasso, 2016; Martin, 2012; Sloam, 2016; Wattenberg, 2008).

Но если молодежь отталкивает электоральная и партийная политика, то это совершенно не означает, что она потеряла желание участвовать в общественной жизни вообще. Цифровые медиа только стимулируют участие в социальном развитии тех групп молодежи, для которых доступ к формальным политическим институтам (например, политическим партиям) и институционализированным методам участия (например, голосованию) по каким-либо причинам был закрыт или затруднен (Jenkins et al., 2016). Изучено, что цифровые медиа открывают новые и альтернативные способы участия молодежи в гражданской и политической жизни, наиболее привлекательные для них (Lee, Shah, & McLeod, 2013; Theocharis, 2011a, b). Уже ранние исследования, сравнивающие молодых и пожилых людей, доказали, что влияние цифровых медиа на гражданское участие различается в зависимости от возрастной группы (Shah, Kwak, & Holbert, 2001; Shah, McLeod & Yoon, 2001). С тех пор цифровые медиа чрезвычайно эволюционировали, развились сайты социальных сетей и платформ, способствующих политическому участию онлайн, изменилась и природа гражданского и политического участия (Kahne, Lee, & Feezell, 2013).

С точки зрения политической социализации молодые люди находятся на критическом жизненном этапе, когда их политические идентичности и ориентации все еще находятся в стадии формирования. Таким образом, учитывая центральное место цифровых медиа в их повседневной жизни, мы можем ожидать, что эти инструменты могут оказать на них глубокое влияние (Jenkins et al., 2016; Kahne et al., 2013; Kruikemeier & Shehata, 2016; Quintelier & Vissers, 2008; Твенге, 2019). Возрастает исследовательский интерес к тому, как этими инструментами сформировать гражданские привычки молодых людей таким образом, чтобы они были полезны (или вредны) для гражданского и политического участия. Таким образом, тщательный анализ того, как цифровые медиа влияют на гражданскую и политическую активность молодежи, может «предвосхитить» влияние технологии на другие возрастные группы в будущем (Jenkins et al., 2016, p. 46).

Ученые приводят противоречивые данные о положительном или отрицательном влиянии цифровых медиа на участие молодежи в гражданской и политической жизни. Исследователи (Jenkins, Ito, Boyd, 2016) выделяют сетевой молодежный активизм как часть движения мечтателей – тви (стр. 158-161). Термин «тви» (от англ. – twee) происходит не от самостоятельного слова, а звука, который произносят маленькие дети, пытаясь сказать sweet(англ. – сладкий, милый). Другие известные случаи цифрового активизма связаны с действительно негативными последствиями для социального и психологического благополучия молодежи (Джексон, 2020; Polianskaya, 2018; Твенге, 2019). Выявлено использование цифровых медиа в студенческих протестах (Theocharis, 2012, Raynauld, Lalancette, & Tourigny-Koneb, 2016), было также выявлено негативное влияние учетной записи на Facebook на гражданскую и политическую активность (Theocharis & Lowe, 2016). В качестве объяснений этим выводам было дано то, что Facebook «отвлекает внимание пользователей от политики» (Theocharis & Lowe, 2016: 148). Напротив, в других работах (Xenos, Vromen & Loader, 2014) исследуется частота использования социальных платформ в трех странах (США, Великобритания и Австралия), обосновываются положительные эффекты для гражданской и политической жизни.

Одной из наиболее часто выдвигаемых гипотез в изучении влияния медиа на политику является следующая: цифровые медиа позволяют гражданам взаимодействовать с различными людьми, уделять время навигации по огромному числу информационных ресурсов и знакомиться с проблемами очень разнообразного характера, в том числе узнавать о них непосредственно от людей своего цифрового сообщества, что в конечном итоге оказывает на них влияние и приводит к гражданским или политическим действиям.

Социальные взаимодействия с различными людьми и представление о различных ценностях могут иметь мобилизующий эффект, описанный еще до широкого распространения социальных медиа, и который указывал на вовлечение индивидов в политику в небольших масштабах (см. van Deth, 1998). Ко всему прочему цифровые медиа могут играть роль онлайн-пространств, в которых граждане могут получить навыки, необходимые для участия в гражданской жизни (Kahne & Bowyer, 2018). Исследователи видят ценность социальных медиа в создании сетей и взаимодействий. Цифровая среда может помочь гражданам развить определенные навыки и психологические предрасположенности, способствующие участию в более ресурсоемкой деятельности офлайн (Kim, Russo, & Amna, 2016; Vissers & Stolle, 2014; Kahne, Middaugh, & Evans, 2009). Исследователи пришли к любопытному заключению при изучении онлайн-игр: некоторые виды онлайн-игр аккумулировали опыт, который приводил к увеличению активности в гражданской сфере.

Существует и еще одна особенность использования цифровых медиа в политической активности, выявленная в академической литературе. В офлайн-среде люди склонны развивать гражданские навыки главным образом в рабочем порядке, а не в досуговом контексте (Quintelier, 2008; van Der Meer & van Ingen, 2009). Аналогичным образом, можно предположить, что в онлайн-сфере социальная, развлекательная и досуговая деятельность, осуществляемая с помощью цифровых медиа, не обязательно мобилизует индивидов на гражданские или политические действия. Взаимодействие должно быть связано именно с политикой. Вопрос о том, приводит ли неполитическое использование цифровых медиа к политической офлайн-активности, имеет решающее значение, поскольку теоретизация эффектов социальных медиа все-таки связывает деятельность, которая, на первый взгляд, имеет мало общего с политикой и больше относится к стилю жизни (например, использование социальных медиа теми, кто интересуется модой, едой, музыкой, играми) с политическими эффектами (Bennett, 2012; Kahne & Bowyer, 2018).

Существует много споров о способности цифровых медиапрактик оказать влияние на социальные практики и вообще на них влиять. Например, петиция, подписанная в Интернете, не обязательно должна быть физически подписана на бумаге, распространена политическим активистом и доведена до сведения ответственных за исполнение структур власти. Достаточно ли в таком случае ее присутствие на веб-сайте петиций? Такая петиция, конечно, требует минимальных усилий со стороны пользователей, но имеет ли она демократическую полезность для тех наблюдателей и участников политического процесса, которые придают большую ценность деятельности, осуществляемой физически, в реальном социальном мире – нерешенный вопрос (Gladwell, 2010).

 «Диванный активизм» или слактивизм (от англ. slacktivism, иногда slactivism или slackervism – сложное слово, состоящее из слов slacker, «бездельник», и activism, «активизм») характеризует «самоуспокоительные» действия в поддержку того или иного вопроса или решения какой-либо социальной проблемы, имеющие, однако, мало практического эффекта или не имеющего его совсем. Слактвизим подразумевает, что онлайновая политическая деятельность с низкими затратами не приводит к более интенсивным формам политической деятельности офлайн; кроме того, эти онлайновые действия уменьшают вероятность участия индивидов в офлайн-активностях, создавая иллюзию того, что они приложили достаточно усилий. Эти утверждения были популярны в недавних медиаисследованих (Chan, Chen, & Lee, 2016; Kahne & Bowyer, 2018; Kim et al., 2016).

Им противостоят ученые, которые выдвинули гипотезу, согласно которой цифровые медиа будут служить «воротами», через которые онлайн-активность перерастет в офлайн-участие (Гавра, 2020; Лабуш, Пую, 2019; Kim et al., 2016; Vissers & Stolle, 2014). Этот теоретический постулат основан на идее о том, что деятельность онлайн будет способствовать наращиванию потенциала для участия в политике путем 1) создания социальных сетей и лидеров мнений, 2) увеличения объемов политического знания и эффектов воздействия политической информации (Boulianne, 2015).

Менее оптимистичная позиция перекликается с ранним скепсисом в отношении влияния Интернета на поле политики, и рассматривает онлайн-активность молодежи как побочный эффект от реальной политической деятельности офлайн (Kim et al., 2016). Это предположение обосновывается тем, что политическая вовлеченность и участие в цифровой медиасреде характерно для уже политически вовлеченных людей, которые будут использовать цифровые медиа для поиска информации и новых возможностей участия, а не тех, которые ранее не были вовлечены, таким образом воспроизводя известное в политологии неравенство участия.

 

Заключение

 Сегодня возможно говорить о трансформации природы политического участия и политической вовлеченности молодежи. В связи с широким распространением социальных медиа политические действия во многом сместились из пространства физической социальной реальности в пространство медиатизированной социальной реальности (Гуреева, Вартанова, 2018). Изменились как формы политического участия, так и его целеполагания. Наиболее актуальной формой политического участия выступает медиаактивизм, а основной целью – борьба за социальную справедливость. И форма, и интенция меняют политическую повестку, делая ее более социально и культурно ориентированной. Для молодежи строго говоря нет дела до «большой политики» или политических решений, которые скажутся в долгосрочной перспективе, но есть дело до несправедливости в повседневной жизни, с которой они ежедневно сталкиваются, а также есть непреодолимое желание изменить мир к лучшему. Именно поэтому в политическую повестку молодежной аудитории попадают темы, которые традиционно не относились к вопросам институциональной политики, а, скорее, к вопросам прав и свобод человека (Твенге, 2019).

При этом, надо сказать, что теоретические исследования политики и медиа всегда акцентировали внимание на роли медиа в установлении демократии и реализации базовых медийных принципов общественно-политической жизни – плюрализма мнений и консенсуса сторон. Природа социальных медиа, обеспечивающая инфраструктуру социальных сетей по типу социальных взаимодействий в человеческих сообществах, позволяет реализовывать эти принципы в полной мере (Джексон, 2020). Именно поэтому многие действия в социальных медиа имеют социальную детерминированность, связанную с такими базовыми процессами развития личности в социуме, как социализация и самореализация (Dunas & Vartanov, 2020). Медиаактивность по политическим вопросам не остается исключением и также приобретает социокультурные характеристики (Гуреева, 2020). Именно это обстоятельство характеризуют главную особенность современного политического участия и политической вовлеченности молодежи – их медийную составляющую и социокультурную детерминированность.

Из более частных, но не менее отличительных черт современной политической медиаактивности молодежи возможно считать досуговый контекст деятельности: активность реализуется в свободное время и связана как с поиском удовлетворения от потребления определенного типа контента и от самого процесса медиапотребления и медиактивности, так и с культурой потребления в целом (Dietlind, Hooghe, & Micheletti, 2005). Так, политическая вовлеченность и политическое участие становятся атрибутами «стиля жизни» современного молодого человека, интегрированного в «общество потребления» (Бодрийяр, 2019). И от этого формы их реализации не становятся «мягче».  Напротив, когда дело касается личности человека напрямую – его прав и свобод, а не неких отвлеченных и абстрактных политических идеалов, установление социальной справедливости все больше напоминает форму «борьбы» гражданина и потребителя.  

 

 

---

Примечания

1. Мухаметшина Е. Более 80% российской молодежи равнодушный к политике. Ведомости. 30 апреля 2020 г. https://www.vedomosti.ru/society/articles/2020/04/29/829352-molodezhi-ravnodushni
2. Молодежный активизм = общественная польза? ВЦИОМ, 2019. Источник: https://wciom.ru/analytical-reviews/analiticheskii-obzor/molodyozhnyj-aktivizm-obshhestvennaya-polza

 

Литература

 Быков И. А. Миф цифровой демократии // Политическая наука. 2011. № 2. С. 252-257.

Вартанова Е.Л. К вопросу об актуализации теории журналистики и теории СМИ. Вопросы теории и практики журналистики. 2017. Т. 6. № 1. С. 5-13.

Вартанова Е.Л. Медиа в контексте общественных трансформаций: к постановке проблемы. МедиаАльманах. 2018. № 1 (84). С. 8-12.

Воинова Е. А. Медиатизированная политическая коммуникация: способ медийного искажения политики или способ организации дискурса? // Вестник Московского университета. Серия 10: Журналистика. — 2006. — № 6.

Гавра Д.П. Медиатизация локальных инцидентов как новый механизм политической мобилизации в сетевом обществе: к программе исследования // Медиа в современном мире. 59-е Петербургские чтения: сб. матер. Междунар. научн. форума (9–12 ноября 2020 г.) / отв. ред. В. В. Васильева. В 2-х т. Т. 2. СПбГУ. 2020. С. 39-41.

Груша А. В., Скрипкина Н. Н. Трансформация политической коммуникации: медиаобраз Сильвио Берлускони // Вестник Московского университета. Серия 10: Журналистика. — 2010. — № 2. — С. 9–22. 

Гуреева А. Н. Медиаактивность российской молодежи как драйвер медиатизации политики // Век информации. — 2020. — Т. 8, № 2. — С. 31–36.

Гуреева А. Н., Вартанова М. В. Глубокая медиатизация как основа социального мира // Стратегические коммуникации в бизнесе и политике : матер. междунар. науч. конф. (22–23 ноября 2018 г.). № 4. СПб.: СПБГУ, 2018. С. 113–117.

Джексон М. Человеческие сети. Как социальное положение влияет на наши возможности, взгляды и поведение. М.: АСТ, 2020.

Дженкинс Г. Конвергентная культура. Столкновение старых и новых медиа. М.: Рипол-Классик, 2019.

Захаркин P.A. Влияние СМК на потенциал общественной активности приморской молодежи (на фоне увеличения протестной активности в России после парламентских выборов 2011 г.) / P.A. Захаркин// Теория и практика общественного развития. 2012. № 6.

Кульчицкая Д.Ю., Вартанов С.А., Дунас Д.В., Салихова Е.А. и др. Медиапотребление молодежи: специфика методологии исследования // Медиаскоп. 2019. Вып. 1. Режим доступа: http://www.mediascope.ru/2529
DOI: 10.30547/mediascope.1.2019.9

Лабуш Н. С., Пую А. С. Медиатизация экстремальных форм политического процесса: война, революция, экстремизм. — Издательство Санкт-Петербургского университета Российская Федерация, 2019. 

МакКуэйл Д. Журналистика и общество. [Учебник для журналистов] / Пер. с англ. – М.: МедиаМир; Факультет журналистики МГУ имени М.В. Ломоносова, 2014.

Новгородова А. И. Война в Персидском заливе 1990–1991 гг. в материалах Нью-Йорк Таймс // МедиаАльманах. — 2018. — № 3. — С. 88–98

Сивякова Е. В. Публичная политика и СМИ. Участие СМИ в формировании публичной политики: проблемы и опыт // Деп. в ИНИОН РАН №60778. М.: ИНИОН РАН, 2009.

СМИ и политика: учеб. пособие / ред.: Л. Л. Реснянская .М. : Аспект Пресс, 2007.

Твенге Д.М. Поколение I. Почему поколение Интернета растет менее бунтарским, более терпимым, менее счастливым - и совершенно неподготовленным к жизни. М.: Рипол-Классик, 2019.

Хабермас Ю. Публичное пространство и политическая публичность. Биографические корни двух мыслительных мотивов // Между натурализмом и религией. Философские статьи / пер. с нем. М.Б. Скуратова. М.: Весь мир, 2011. С. 15–26.

Черных А. Мир современных медиа. М.: Издательский дом «Территория будущего», 2007. (Серия «Университетская библиотека Александра Погорельского»).

 

Beck, U. (2001). “Freedom’s Children.” In Individualisation, edited by Ulrich Beck and Elizabeth Beck-Gernsheim, 156–171. London: Unwin Hyman.

Bennett, L. W. (2012). The personalization of politics: Political identity, social media, and changing patterns of participation. The ANNALS of the American Academy of Political and Social Science, 644, 20–39.

Blumler, J. G. (2011). The two-legged crisis of journalism. In: Franklin, B. (ed.) The Future of Journalism. Oxon: Routledge.

Boulianne, S. (2015). Social media use and participation: A meta-analysis of current research. Information, Communication & Society, 18, 524–538. doi:10.1080/1369118X.2015.1008542

Cammaerts, B., Bruter, M., Banaji, S., Harrison, S., & Anstead, N. (2014). The myth of youth apathy young Europeans’ critical attitudes toward democratic life. American Behavioral Scientist, 58, 645–664. doi:10. 1177/0002764213515992

Chan, M., Chen, H. T., & Lee, F. L. F. (2016). Examining the roles of mobile and social media in political participation: A cross-national analysis of three Asian societies using a communication mediation approach. New Media & Society, 1–19. Online first. doi:10.1177/1461444816653190Christensen, 2009

Dietlind, S., Hooghe, M. and Micheletti, M. (2005). “Politics in the Supermarket: Political Consumerism as a Form of Political Participation.” International Political Science Review 26 (3): 245–269. doi:10.1177/0192512105053784.

Drok, N. & Hermans, L. (2016). Is there a future for Slow Journalism? The perspective of younger users. Journalism Practice 10(4): 539–554.

Drok, N., Hermans, L. & Kats, K. (2017). Decoding youth DNA: The relationship between social engagement and news interest, news media use and news preference of Dutch millenials. Journalism: 1–19.

Dunas D., Vartanov S. Emerging digital media culture in Russia: modeling the media consumption of generation Z // Journal of Multicultural Discourses. — 2020. — Vol. 15, no. 2. — P. 186–203.

Franklin, Mark N., Patrick Lyons, and Michael Marsh. 2004. “Generational Basis of Turnout Decline in Established Democracies.” Acta Politica 39 (2): 115–151. doi:10.1057/palgrave.ap.5500060.

Giddens, A. (1984). The Constitution of Society: Outline of the Theory of Structuration. Berkeley: University of California Press.

Giddens, A. (1989). “A Reply to My Critics.” In Social Theory in Modern Societies: Anthony Giddens and His Critics, edited by David Held and John B. Thompson, 249–301. Cambridge: Cambridge University Press.

Giddens, A. (1991). Modernity and Self-identity: Self and Society in the Late Modern Age. Cambridge: Polity.

Gladwell, M. (2010). Why the revolution will not be tweeted. The New Yorker. Retrieved from https://www. newyorker.com/magazine/2010/10/04/small-change-malcolm-gladwell

Grasso, M. T. (2016). Generations, political participation and social change in Western Europe. New York, NY: Routledge.

Gyldensted, C. (2015). From Mirrors to Movers. Five Elements of Positive Psychology in Constructive Journalism. Charleston, SC: G Group Publishing.

Haagerup, U. (2014) Constructive Journalism; Why Negativity Destroys the Media and Democracy – And How to Improve Journalism of Tomorrow. Rapperswil: InnoVatio Publishing.

Hallin, D. & Mancini, P. (2004) Comparing Media Systems. Three Models of Media and Politics. Cambridge: Cambridge University Press.

Harris, A., and Roose, D. (2014). “DIY Citizenship Amongst Young Muslims: Experiences of the “Ordinary’.” Journal of Youth Studies 17 (6): 794–813. doi:10.1080/13676261.2013.844782.

Jenkins, H. (2006). Fans, Bloggers, and Gamers: Exploring Participatory Culture. New York: New York University Press.

Jenkins, H., Ito, M., & boyd, D. (2016). Participatory culture in a networked era. Malden, MA: Polity Press.

Kahne, J., & Bowyer, B. (2018). The political significance of social media activity and social networks. Political Communication, 35, 1–24. doi:10.1080/10584609.2018.1426662

Kahne, J., Lee, N. J., & Feezell, J. T. (2013). The civic and political significance of online participatory cultures among youth transitioning to adulthood. Journal of Information Technology & Politics, 10, 1–20. doi:10. 1080/19331681.2012.701109

Kahne, J., Middaugh, E., & Evans, C. (2009). The civic potential of video games. Cambridge: MIT.

Kim, Y., Russo, S., & Amna, E. (2016). The longitudinal relation between online and offline political participation among youth at two different developmental stages. New Media & Society, 1–19. Online first. doi: 10.1177/1461444815624181Kruikemeier, S., & Shehata, A. (2016). News media use and political engagement among adolescents: An analysis of virtuous circles using panel data. Political Communication, 34, 221–242. Lasswell, 1948

Lee, C. S., & Ma, L. (2012). News sharing in social media: The effect of gratifications and prior experience. Computers in Human Behavior, 28(2), 331–339. doi:10.1016/j.chb.2011.10.002

Lee, N. J., Shah, D. V., & McLeod, J. M. (2013). Processes of political socialization: A communication mediation approach to youth civic engagement. Communication Research, 40, 669–697.Loader, Brian D., Ariadne Vromen, and Michael A. Xenos, eds. 2014. The Networked Young Citizen: Lowery, S. A., & DeFleur, M. L. (1995). Milestones in mass communication research (3rd ed.). White Plains, NY: Longman Publishers USA.

Manning, Nathan. 2013. “‘I Mainly look at Things on an Issue by Issue Basis’: Reflexivity and Phronêsis in Young People’s Political Engagements.” Journal of Youth Studies 16 (1): 17–33. doi:10.1080/13676261.2012.693586.

Martin, A. J. (2012). Young people and politics: Political engagement in the Anglo-American democracies. New York, NY: Routledge.

Mazzoleni G. & Schulz W. (1999) "Mediatization" of Politics: A Challenge for Democracy?, Political Communication, 16:3, 247-261, DOI: 10.1080/105846099198613

Nichols S. L., Friedland, L. A, Rojas H. et al. (2006). Examining the effects of public journalism on civil society from 1994 to 2002: Organizational factors, project features, story frames, and citizen engagement. Journalism & Mass Communication Quarterly 83(1): 77–100.

Papacharissi, Z. (2009). Uses and gratifications. In D. W. Stacks & M.B. Salwen (Eds.), An integrated approach to communication theory and research (2nd ed., pp. 137-152). New York, NY: Routledge.

Polianskaya, A. (2018). Millennials shun face-to-face conversations in favour of social media and online messaging. The Independent. Retrieved from http://www.independent.co.uk/news/health/millennialssocial-media-cancer-research-uk-study-a8182211.htmlPutnam, Robert. 2000. Bowling Alone: The Collapse and Revival of American Community. New York: Simon and Schuster.

Quintelier, E., & Vissers, S. (2008). The effect of internet use on political participation: An analysis of survey results for 16-year-olds in Belgium. Social Science Computer Review, 26, 411–427. doi:10.1177/ 0894439307312631Quintelier, E. (2008). Who is politically active: The athlete, the Scout member or the environmental activist? Young people, voluntary engagement and political participation. Acta Sociologica, 51, 355–370. doi:10. 1177/0001699308097378.

Rainie, L. and Wellman, B. (2012). Networked: The New Social Operating System. Cambridge, MA: MIT Press.

Raynauld, V., Lalancette, M., & Touring-Koneb, S. (2016). Social media and the 2012 Student strike. French Politics, 14(1), 1–29.

Shah, D., Kwak, N., & Holbert, R. L. (2001). “Connecting” and “disconnecting” with civic life: Patterns of Internet use and the production of social capital. Political Communication, 18, 141–162. doi:10.1080/ 105846001750322952.

Shah, D., McLeod, J. M., & Yoon, S. H. (2001). Communication, context, and community: An exploration of print, broadcast, and Internet influences. Communication Research, 28, 464–506. doi:10.1177/ 009365001028004005.

Sloam, J. (2016). Diversity and voice: The political participation of young people in the European Union. British Journal of Politics & International Relations, 18, 521–537. doi:10.1177/1369148116647176.

Social Media, Political Participation and Civic Engagement. New York: Routledge.

Soler-i-Martí, Roger. 2015. “Youth Political Involvement Update: Measuring the Role of Causeoriented Political Interest in Young People’s Activism.” Journal of Youth Studies 18 (3): 396–416. doi:10.1080/13676261.2014.963538.

Taft, Jessica K. 2006. “‘I’m Not a Politics Person’: Teenage Girls, Oppositional Consciousness, and the Meaning of Politics.” Politics & Gender 2 (3): 329–352. doi:10.1017/S1743923X06060119.

Theocharis, Y. (2011a). The influence of postmaterialist orientations on young British people’s offline and online political participation. Representation, 47, 435–455. doi:10.1080/00344893.2011.611160.

Theocharis, Y. (2011b). Young people, political participation and online postmaterialism in Greece. New Media & Society, 13, 203–223. doi:10.1177/1461444810370733.

Theocharis, Y. (2012). Cuts, tweets, solidarity and mobilisation: How the internet shaped the student occupations. Parliamentary Affairs, 65, 162–194. doi:10.1093/pa/gsr049.

Theocharis, Y., & Lowe, W. (2016). Does Facebook increase political participation? Evidence from a field experiment. Information Communication & Society, 19, 1465–1486. doi:10.1080/1369118X.2015.1119871.

Theocharis, Y., & van Deth, J.W. (2018). Political participation in a changing world: Conceptual and empirical challenges in the study of citizen engagement. New York, NY: Routledge.

van Der Meer, T. W. G., & van Ingen, E. J. (2009). Schools of democracy? Disentangling the relationship between civic participation and political action in 17 European countries. European Journal of Political Research, 48, 281–308. doi:10.1111/j.1475-6765.2008.00836.x

van Deth, J. W. (1998). Private groups and public life: Social participation and political involvement in representative democracies. London, England: Routledge.

Vissers, S., & Stolle, D. (2014). Spill-over effects between Facebook and on/offline political participation? Evidence from a two-wave panel study. Journal of Information Technology & Politics, 11, 259–275. doi:10. 1080/19331681.2014.888383.

Vromen, A. (2003). “‘People Try to Put Us Down?…?’: Participatory Citizenship of “Generation X’.” Australian Journal of Political Science 38 (1): 79–99. doi:10.1080/1036114032000056260.

Vromen, A., Xenos, M. and Loader, B. (2015). “Young People, Social media and Connective Action: From Organisational Maintenance to Everyday Political Talk.” Journal of Youth Studies 18 (1): 80–100. doi:10.1080/13676261.2014.933198.

Wattenberg, M. (2008). Is voting for young people? With a postscript on citizen engagement. Princeton, NJ: Pearson EducationXenos, M., Vromen, A., & Loader, B. D. (2014). The great equalizer? Patterns of social media use and youth political engagement in three advanced democracies. Information, Communication & Society, 17, 151–167. doi:10.1080/1369118X.2013.871318

Westergaard J. Power, class and the media / Curran J., Gurevitch M. & Woollacott J. (eds.) Mass Communications and Society. – London: Edward Arnold, 1977.