Languages

You are here

К вопросу о деструктивности фатического речевого поведения

Научные исследования: 

 

Ссылка для цитирования: Прокофьева Н.А. К вопросу о деструктивности фатического речевого поведения // Медиаскоп. 2019. Вып. 4. Режим доступа: http://www.mediascope.ru/2591
DOI: 10.30547/mediascope.4.2019.6

 

© Прокофьева Наталья Анатольевна
кандидат филологических наук, доцент кафедры медиалингвистики Высшей школы журналистики и массовых коммуникаций Санкт-Петербургского государственного университета (г. Санкт-Петербург, Россия), n.prokofieva@spbu.ru

 

Аннотация

В статье рассматриваются механизмы речевого поведения в социальных сетях. Актуальность статьи объясняется растущим цинизмом речевого поведения в сети Интернет и разрушительным воздействием такого речевого поведения на культуру подрастающего поколения и общества в целом. Интернет-общение рассматривается с позиций анализа деструктивности фатического речевого поведения, используемого как праздноречевая коммуникация с установкой на эпатаж. Анализируется специфика речевого поведения в чатах, обозначаются основные речевые жанры.

Ключевые слова: фатическое речевое поведение, эпатаж, речевой цинизм, соцсети, медиалингвистика.

 

Введение

Речевая практика социума изменяется в соответствии с изменениями запросов современного общества. В настоящее время в условиях информационного общества проявляется тенденция к предпочтению вступления в контакт-общение – в противовес информационному взаимодействию – сообщению. Это влечет за собой изменение баланса видов речевого взаимодействия, в частности соотношения фатического и информативного общения в межличностной и массовой коммуникации. Если вплоть до конца ХХ столетия ученые свидетельствовали о невозможности существования фатики в массмедиа, сейчас как неоспоримый факт признается функционирование фатики в СМИ. Следует, однако, признать, что фатическая речь, проникая в массмедиа, принципиально меняется, что связано с иными, чем в разговорно-бытовом дискурсе, целеустановками (интенциональностью) массмедиа. Фатическая речь приобретает в массмедиа своеобразные формы, что выражается в особых жанровых формах и тональности медиатекста. Появление новых каналов общения, в частности социальных сетей, влечет новые формы проявления фатики, что требует осмысления и изучения.

 

Теоретические обоснования

Фатическая речь противопоставлена речи информативной (Malinowski, 1923; Burke, 1950; Якобсон, 1975; Винокур, 1993; Boxer, 2002). Если в основе второй лежит стремление передать сообщение, то первая существует как поддержка речевого взаимодействия с целью провести время не в молчании. Б. Малиновский, первый обратившийся к проблемам фатической коммуникации, формирует подход к этому явлению с позиций социологии, выделяя фатическую коммуникацию как часть социального поведения человека в обществе. Р.О. Якобсон, как продолжатель традиций Пражского лингвистического кружка, подходит к фатике с позиций функционализма: ученый выделяет фатическую функцию языка, которая, выстраиваясь в иерархии с другими функциями языка, получает воплощение в коммуникативном акте на этапе установления контакта между собеседниками и выражается в речевых и неречевых действиях, служащих вступлению в общение ради самого общения. Т.Г. Винокур предлагает более широкий подход к фатике, противопоставляя два глобальных коммуникативных намерения вступления в общение: информативное и фатическое, сводя любое речевое взаимодействие к одному из полюсов общения.

Для В.В. Дементьева (1999) фатика в языке представлена как жанровая форма, он определяет узкий круг фатических жанров, существующих в разговорном дискурсе, в которых воплощается фатическая речь.

Л.Н. Мурзин (1998), продолжая исследование фатической речи в русле противопоставленности фатики и информатики, дает представление о фатическом поле языка: человек говорящий представлен в любом высказывании своеобразной аурой. Общее представление о говорящем, его языковой компетенции, отношении к себе, собеседнику, предмету речи – в представлении слушающего остается отзвук сказанного.

Для определения фатической речи в свое время появлялись разные термины – такие, как «праздноречевая коммуникация» (Арутюнова 1992), «банальное речевое общение» (Клюев 2002) и т.д. Но на современном этапе можно говорить об узости такого восприятия фатики, она шире такого представления. Под фатической речью следует понимать неотъемлемую часть любого речевого взаимодействия, направленную на установление, поддержание, проверку, укрепление контакта, а также размыкание контакта, возможно, с установкой на его продолжение.

Роль фатического речевого поведения в бытовом дискурсе становится менее значимой: это связано с сокращением количества непосредственного межличностного взаимодействия, которое всегда являлось основой речевой коммуникации. В связи с этим восполнение недостатка фатического общения в жизни отдельного человека берут на себя массмедиа и социальные сети. Этим объясняется жестко ограниченная тематическая специализация современных СМИ, ориентированных на узкую целевую аудиторию, сокращение дистанции «адресат – адресант», активное внедрение в язык массмедиа элементов разговорной речи, стремление медиаперсон создать «свой» круг общения (ср. странички политиков в социальных сетях) и проч. Массмедиа имитируют субъект-субъектное общение, замещая недостаток фатической речи в жизни общества.

Существование такой ситуации обеспечивается изменившейся системой каналов передачи информации: все большую роль во взаимодействии между людьми играет Интернет, в частности социальные сети, позиционирующие себя как ресурс, который позволяет найти давно утраченные связи, поддерживать общение с друзьями, находить новых друзей и т.д.

Многие исследователи отмечают повышенную интерактивность общения в Сети: этот канал коммуникации позволяет наиболее оперативно сообщать о новостях, любой пользователь может оставить комментарий к заинтересовавшему его сообщению, Интернет обеспечивает возможность развернуть дистанцированный диалог, причем реакция собеседников (как и при межличностном общении) может занимать считанные секунды.

Фатическая речь при этом, как и в любом другом массмедиа, может выступать в двух ипостасях: как вспомогательная составляющая текстопорождения и как основа речевого взаимодействия (Корнилова, 2013). В первом случае фатическая речь становится своеобразным проводником информации от автора к реципиенту: при доминирующей интенции информирования она используется как средство разрежения информационного потока, включения интерактивных моментов восприятия текста, налаживания и поддержки контакта с читателем. Во втором случае массмедиа выполняют другую функцию – развлечения, тогда речевой контакт становится самоцелью, на первый план выходит игровой аспект коммуникации, ведущей оказывается целеустановка на комфортное времяпрепровождение в условиях ни к чему не обязывающего речевого взаимодействия.

В любом случае интерес к фатической коммуникации в массмедиа связан с распространением такого явления, как инфотейнмент, представление о котором в западных странах сформировалось уже давно, а в исследованиях российских ученых появилось сравнительно недавно, с изменением политики в области речевой практики общества. Установка «информировать, развлекая» является определяющей в сфере современных массмедиа, и в этом отношении тоже приходится говорить об объединении (глобализации) информационного пространства всего мира.

Основным маркером присутствия фатической интенции в массовой коммуникации являются установка речевого поведения на эпатажность или интимизацию. Под эпатажностью (Дускаева, Корнилова, 2013) мы будем понимать апелляцию к чувству стыда, страха, удивления, потрясения, что возможно при нарушении представления об общественных ценностях, соответствии речевого поведения коммуникативной ситуации, контекстных связях того или иного слова и проч. В речи эпатажность получает выражение в намеренном нарушении ожиданий адресата, связанных с представлением о коммуникативных, этических и эстетических нормах. В основе эпатажа лежит игра, речетворчество, которое может оказаться как созидающим (включение читателя в процесс со-творчества), так и деструктивным (разрушение представлений о том, что хорошо, правильно и том, что плохо, неправильно).

Интимизация (Бельчиков, 1974), напротив, апелляция к чувству солидаризации, сотрудничества, сопереживания, сочувствия и проч. Интимизация построена на полном соответствии ожиданиям читателя и нацелена на то, чтобы добиться единения с ним благодаря демонстрации приверженности одинаковым ценностям, единства оценки. Это установка на поиск общих интересов, мыслей, чаяний. Включение читателя в процесс сотворчества построен принципиально иначе, чем в эпатаже: это предугадывание реакции, слов, контекста, подтверждение представлений о правильном, хорошем и неправильном, плохом.

Как следует из всего вышесказанного, фатика может быть конструктивным приемом общения, обеспечивающим комфортное восприятие информации, преподносящим читателю материал в удобной для него форме. Оборотной стороной фатической коммуникации может быть деструктивное функционирование фатики. Это происходит в тех случаях, когда фатическое общение существует ради себя самого. Казалось бы, в таком ключе строится безобидная болтовня, построенная на основе интимизации; но при обращении к эпатажности (когда эпатаж является самоцелью) происходит разрушение ценностей и, как следствие, искажение восприятия реального мира. Это наиболее опасно для формирующегося сознания личности ребенка. Далеко не всегда даже взрослый человек может идентифицировать иронический подтекст сообщения: это связано с коммуникативной компетенцией, чувством языка, достаточной осведомленностью о предмете сообщения. Тем более сложно ребенку и подростку. Существует точка зрения, согласно которой человек вплоть до двенадцати лет в принципе не способен воспринимать иронию, именно поэтому эпатажное фатическое речевое поведение на общедоступных сетевых ресурсах может быть опасно для языковой личности в период формирования, еще не умеющей расставлять приоритеты и отличать хорошее от плохого. И, как следствие, для всего общества в целом, поскольку новое поколение с искаженным представлением о ценностных ориентирах, воспринимающее реальную действительность как игру, не сможет адекватно воспринимать окружающий мир и действовать в соответствии с интересами народа, государства, мира.

В этом отношении очень важным фактором становится доступность информации через интернет-ресурсы. Неконтролируемый доступ к самым разным источникам информации, предоставляемая любому желающему возможность оставить комментарий, отсутствие ограничений в доступе к ресурсам – вот преимущества и недостатки сети Интернет.

 

Материал исследования

Одной из разновидностей интернет-общения являются социальные сети – платформы для организации общественных отношений в Интернете. Среди ведущих социальных сетей можно назвать Twitter, «ВКонтакте», Facebook и проч. Именно здесь реализуется весь потенциал фатического общения, исчезающего из повседневной жизни (Makice, 2009). Если посмотреть характеристики сетей, становится ясно, что главной установкой в них как раз и является поддержка коммуникации, общения – фатическая коммуникация: «Человече − это развлекательная социальная сеть. Тут каждый может завести бесплатный блог, высказаться на волнующие темы, найти единомышленников, читать интересное и играть в красочные онлайн-игры. Человече − это анонимный сайт, на котором с помощью «конструктора персонажа» можно создать альтер-эго, не привязанное к реальной личности, и вести анонимный блог. Заходи, у нас интересно!» (http://www.cheloveche.ru/); «ВКонтакте – универсальное средство для общения и поиска друзей и одноклассников. В чем поможет ВКонтакте? Найти людей, с которыми Вы когда-либо учились, работали или отдыхали. Узнать больше о людях, которые Вас окружают, и найти новых друзей. Всегда оставаться в контакте с теми, кто Вам дорог» (http://vk.com/); «Facebook помогает вам всегда оставаться на связи и общаться со своими знакомыми» (https://www.facebook.com/); «Добро пожаловать в Твиттер! Будьте на связи с друзьями и другими замечательными людьми. Получайте последние новости о том, что вас интересует. И следите за событиями в реальном времени, с разных сторон» (https://www.facebook.com/). Предметом беспокойства ученых становится даже замещение обычной формы общения виртуальной (Cummings, Butler, Kraut, 2002).

Интернет-общение в социальных сетях относится к разновидности общения, в котором фатическая речь является текстообразующим компонентом. Здесь фатическая коммуникация – воплощение праздноречевой коммуникации. Это ничего не значащий обмен репликами. Типичный принцип создания интернет-сообщества − поиск группы по интересам. Соответственно, и доминирующими жанрами общения являются поздравления с каким-либо праздником, благодарность, истории из жизни, дружеские поддевки, анекдоты, комментарий и т.п. Зачастую поводом к обсуждению являются афоризмы, распространенные в Интернете демотиваторы, советы, рецепты и проч.

Исходной точкой интернет-общения, как правило, является игровое восприятие действительности: пользователи стараются перещеголять друг друга в остроумии, что является причиной существования в сети Интернет языкового хулиганства – искажения формы слов с целью создания комического эффекта. Проблематичным является лишь то, что в общение вступают собеседники с разным уровнем коммуникативной компетенции, поэтому зачастую то, что для одного является очевидной языковой игрой, для другого становится языковым фактом.

В результате мы уже сталкиваемся с обеднением понимания языка у выпускников языковых отделений ведущих вузов. В частности, современное поколение воспринимает как языковой факт слово печенька для обозначения производного от вещественного существительного печенье со значением единичного предмета. Нормативным образованием считается слово печеньице, в разговорном дискурсе допустимо печеньина (‑ин‑ со значением единичного предмета, принадлежащего к массе вещества или совокупности однородных предметов). Суффикс -к‑ такое значение придает только непроизводным существительным, тогда как слово печенье – отглагольное существительное (от печь). Невозможное слово-дериват появилось не так давно в интернет-среде, но уже настолько вошло в сознание молодежи, что молодым людям 18−25 лет уже даже в голову не приходит, что это ненормативное образование, появившееся как шутка и содержащее иронические коннотации, очевидные старшим носителям языка. Такие особенности речепорождения и речевосприятия обедняют чувство языка у подрастающего поколения, а, как мы помним, язык и есть культура, то есть такие явления ведут к деградации культуры общества.

 

Анализ примеров

Если обращаться к реальным примерам фатического общения в социальных сетях, можно отметить безусловное доминирование креолизованных текстов. Как правило, это тексты, включающие изображение и небольшой комментарий к нему, иногда комикс из нескольких (буквально трех-четырех картинок). В рамках данной статьи рационально обратиться к примерам из одного источника, в котором наиболее ярко продемонстрирована деструктивность фатического речевого поведения, аналогичные примеры, иногда с меньшей регулярностью, востребованы на других ресурсах. Методом случайной выборки был определен паблик (https://vk.com/chan4) одной из самых популярных социальных сетей. Эта группа позиционирует себя как СМИ, однако на деле превращается в пустой треп, болтовню подписчиков. Целевая аудитория этого чата – подростки (281887 подписчиков), об этом свидетельствуют, в частности, активно обсуждаемые темы полового созревания, взаимоотношений с родителями, школьного обучения и проч. Общая тональность общения весьма цинична. Школьники стараются показать свою мнимую независимость от взрослых всеми понятными им способами: обсуждение «взрослых» тем, поведение вопреки наказам родителей и учителей, своеобразный, засоренный бранными словами язык.

Вот, например, типичный пост, публикуемый администратором сообщества и служащий исходным поводом для дискуссий (см. рис. 1).

 


Рисунок 1. Пост

 

Сразу бросается в глаза несоответствие реплики, приписываемой персонажу, ситуации и настроению фотографии. В этом противопоставлении визуального и вербального ряда заключен основной комический эффект. Своеобразным показателем успешности поста (реплики участника виртуальной беседы) становятся так называемые лайки (оценка успешности реплики) и репосты (повторная публикация мема на личной страничке участника чата).

Обратим внимание на использование в посте обсценизма. Это своеобразный знак речевой свободы. Обсценная лексика – табу в речевой практике общества, именно поэтому она используется в тексте, так как цель его размещения – эпатаж, в данном случае нарушаются этические нормы употребления языковых единиц в публичном общении, это своеобразный вызов обществу взрослых. Более того, это также установление контакта, сигнал: если ты не готов к такому разговору, ты не войдешь в «свой» круг общения, создаваемый данным ресурсом.

Более того, бессмысленность представленного общения позволяет заключить, что фатика здесь функционирует именно в мурзинском представлении – как аура общения, стремление говорящих писать в паблике сводится к свойственному исключительно подросткам стремлению засвидетельствовать свое присутствие (ср. надписи на памятниках истории «я здесь был»). При этом главным становится зафиксировать свое – чаще всего грубое, оскорбительное − слово, свое отношение, в той речевой форме инвективы, которая представлена на странице паблика. Пишущим по большому счету все равно, какую реакцию они получат, главное – обозначить себя, со своим настроением, отношением к реальности, своим языковым кодом.

Немаловажной составляющей таких чатов становятся комментарии других пользователей к посту (см. рис. 2). В этих ответных репликах еще больше проявляется незаинтересованность участников общения в рефлексии насчет их сообщения. Создается впечатление, что каждый говорит о своем и никто друг друга не слышит.

 

 

Рисунок 2. Комментарии

 

Несложно заметить, что эти реплики очень мало коррелируют с содержанием поста. Такое впечатление, что это скорее ответ на собственные мысли, чем рефлексия по поводу опубликованного изображения.

Первая реплика – апелляция к фоновым знаниям участников сообщества: как и в любом узком кругу, внутри интернет-сообществ появляются «свои» темы, непонятные посторонним. При знакомстве с анализируемым сообществом были выявлены такие фоновые темы, как версус, sesu, гомункул, петух и проч. Для фатического общения очень характерно формирование круга тем, известного узкому кругу общающихся, что становится опознавательным знаком для «своего» в общении. В данном случае это обращение к фоновым знаниям (типичному предмету шуток) совершенно не имеет отношения к предложенному посту, можно сказать, что реплика скорее является ответом на собственные мысли. Следующий комментарий представляет собой математический знак +, который в интернет-общении выражает согласие с предыдущим оратором.

Третий комментарий содержит мысль говорящего, никак не связанную с постом, комментарием к которому является, и выражает желание пишущего, чтобы ему написали в личную переписку. Обратим внимание на жаргонизм лсик, что означает «личный кабинет», «приватная переписка».

Следующий комментарий как раз представляет собой попытку иначе прокомментировать представленное изображение: автор дает характеристику персонажам фотографии, выражает отрицательную оценку также с помощью распространенного в Интернете приема коверканья орфографического облика слова. Это отголоски «йезыка падонкафф», который был популярен в начале двухтысячных годов и использовался как раз для создания комментариев на подобных веб-форумах. Если анализировать само слово «шкуро-фошизд», можно выделить следующие способы выражения резко отрицательной оценки: первая часть слова соотносится с просторечным образованием шкурник (тот, кто заботится о личной выгоде в ущерб другим1), то есть отрицательная коннотация выражена как в лексическом, так и в стилистическом значении слова; вторая часть слова – искаженное фашист (приверженец фашизма) − слово-ярлык, называющее человека, попирающего общественные ценности, к этому добавляется искажение орфографического и орфоэпического облика слова, что, по мысли автора, должно выразить крайнюю степень презрения.

Таким же комментарием-соревнованием в остроумном комментировании фотографии является и следующая реплика. Обратим внимание на оценку персонажа: дед долб…б? Перед нами очень распространенное в интернет-среде слово, образованное от просторечного долбать и обсценизма. В этом комментарии цинизм направлен на другого персонажа фотографии. Таким образом, возникает своеобразное соревнование: кто циничнее прокомментирует изображение. Следующая реплика не относится к изображению, а является выражением сожаления в связи с проигрышем Юрия Хованского Дмитрию Ларину, это исполнители рэпа (кстати, музыкальное направление, которое интересно пользователям ресурса, также о многом говорит: о культуре, уровне развития аудитории и т.д.). Можно отметить искажение орфографической правильности написания фамилии проигравшего, резко отрицательную оценку события с помощью обсценизма, а также вполне литературного междометия, выражающего крайнюю степень разочарования. И следующая реплика – реакция на предыдущее замечание: набор слов, которые имитируют ритмическую организацию выступления рэперов. Отметим, что используются бранные слова, демонстрируется орфографическая безграмотность пишущего, набор слов не подлежит логическому осмыслению.

Анализ этих реплик приводит к выводу, что фатика в условиях социальных сетей еще меняется: уже нельзя говорить о направленном использовании тональности интимизации или эпатажа, которые востребованы в массмедиа и направлены на решение социальных проблем, освещением которых занимается журналист. Здесь представлена совершенно другая ипостась фатики: праздноречевая коммуникация как она есть, целью общения является не поддержка речевого взаимодействия для приятного препровождения времени, а желание просто заявить о себе. Тактика речевого взаимодействия может быть обозначена как заигрывание: автор поста претендует на восприятие комического эффекта своей реплики, аудитория реагирует также с претензией на юмористический ответ. Никто друг друга не слушает, стремясь выразить собственное душевное состояние, не более того.

Разнообразие постов, в принципе, неисчерпаемо, но зачастую одни и те же картинки публикуются разными пользователями с измененными комментариями (см. рис. 3), таким образом, завязывается своеобразная игра: кто остроумнее (циничнее) прокомментирует изображение (ср.: Попова, Колесова, 2015).

Например:

 

И другой комментарий к той же картинке:

 

Рисунок 3. Комментирование одного изображения

 

Эти примеры также подтверждают наблюдение, что участники сообщества избирают тактику заигрывания: каждый стремится в той мере, насколько ему позволяет его интеллектуальное развитие, как можно остроумнее прокомментировать одну и ту же картинку, обозначить свое видение комического.

Подводя итог этой части нашего исследования, отметим, что стремление показать свою независимость в этом сообществе ограничивается нарушением запрета на табуированную лексику, а также обращением к запретным темам. Можно говорить о бесстыдстве тематики и ее языкового воплощения. Авторы комментариев будто стремятся перещеголять друг друга в том, чтобы нарушить этические и эстетические требования к речевой коммуникации. Подростковое языковое сознание не стремится осознать причины запрета, оно лишь стремится его нарушить. Принцип действия одинаков: если нельзя, но очень хочется, то именно это и нужно сделать.

Перед нами примеры деструктивного фатического поведения. Когда эпатаж существует исключительно ради эпатажа, без цели формирования представления о плохом и хорошем, когда любой материал подвергается циничному обыгрыванию, стираются грани между добром и злом, и это отношение к любой проблеме как к игре переносится из виртуального пространства в реальную действительность, что может провоцировать асоциальное поведение, поскольку в самом сообществе девиантные формы поведения подаются сквозь призму игры, у подростка не формируется серьезного отношения к общественным проблемам.

Такими же циничными представляются комиксы (см. рис. 4).

 

Рисунок 4. Комиксы

 

В данном примере представлена отсылка к общим фоновым знаниям аудитории – популярной интеллектуальной игре «Своя игра» (за счет визуального ряда: ведущий, участник, оформление вопроса). Издевка заключается в том, что пост создан по образу демотиваторов – пародий на мотивационные плакаты. Осмеянию подвергается интеллект как основа игры, а неразрешимыми вопросами становятся очевидные глупости. Сравним речевой материал второй и четвертой картинки в ряду: в первом случае выбрана торжественная, приподнятая тональность, соответствующая пафосу игры; во втором персонаж говорит языком интернет-сообществ, не лучшей их части. В данном случае очевидно желание опустить другого до своего уровня.

В результате всего вышесказанного можно говорить о доминирующей целеустановке подобных пабликов. Это эпатаж (см. рис. 5).

 

Рисунок 5. Эпатирующая целеустановка

 

Перед читателем бранное слово, на которое в соответствии с общественной моралью наложено табу в публичном речевом общении; набранное заглавными буквами, оно вполне отражает настроение, уровень образования и воспитания аудитории. Само по себе это словоупотребление бесцельно, бессмысленно, но вызывает смех и восторг у пользователей (этот пост получил 544 лайков – одобрений, и 16 пользователей захотели разместить его на своих личных страницах). Неразвитое подростковое сознание реагирует на все запретное, и целью становится просто действовать вопреки, назло взрослым, так ребенок в период подросткового кризиса непроизвольно становится троллем. В результате такого речевого взаимодействия сознание перестает реагировать на понятия «плохое» и «хорошее», в общей бессмыслице представленного речевого потока можно сформулировать любую мысль, самого античеловеческого характера.

Не менее значимой целеустановкой является неконтролируемое и необъяснимое оскорбление (см. рис. 6).

Рисунок 6. Оскорбление

 

Пользователи оскорбляют друг друга, родителей, людей известных и достойных уважения. Причем эти оскорбления варьируются от совершено примитивных (первый и третий комментарии на представленном рисунке) до довольно изощренных (второй комментарий).

Рассмотрим, какие средства создания оскорбления используют пользователи анализируемого интернет-сообщества. В первом случае можно наблюдать позиционирование говорящего на более высокой ступени по отношению к предполагаемому собеседнику: об этом свидетельствует местоимение их, которое указывает на отграничение автором себя от целевой аудитории, а также пренебрежительное образование школоло. В этом случае можно наблюдать языковую игру, основанную на сращении нескольких компонентов: школота – пренебрежительная номинация школьников в интернет-жаргоне, включающая такую семантику, как воинствующее невежество, невоспитанные подростки, глупость; лолlooser on line, самое оскорбительное из возможных названий для пользователя Сети; а также ставшее некоторое время назад популярным тро-ло-ло, песня в исполнении Э. Хиля, вызвавшая отклик во всем мире, это междометие стало означать бессмысленную радость (смех без причины…). Таким образом, автор реплики высказывает осуждение по отношению к «школоте», но при этом сам пользуется теми же речевыми средствами, что и сама «школота» (школоло).

Что касается третьего комментария, здесь очень простой способ оскорбления: использование матерной лексики (с орфографическими ошибками) для грубого выражения отрицательного отношения к собеседнику. Причем мы можем говорить о ненаправленности этого оскорбления, будто говорящий просто выплескивает на окружающих заряд отрицательных эмоций, используя обсценизм не потому, что осознанно этого хочет, а потому, что может это сделать публично. В результате уничтожается и без того отсутствующее чувство языка у подростков-пользователей паблика, для них обсценная лексика становится чем-то само собой разумеющимся, в их сознании она лишена той яркой отрицательной стилистической окраски, которая на самом деле ей присуща.

Второй из представленных комментариев содержит имплицитное оскорбление матери собеседника. Мало того, что это намек на половую сферу, завуалированное обсценное выражение, так еще и при видимом отсутствии оскорбительной номинации «корова», она еще больше выставляется на первый план, благодаря тому, что визуальный ряд представлен портретом индуса, которому и приписываются слова о священных животных.

Наконец, третьей главенствующей целеустановкой является осмеяние, высмеивание. Мы уже упоминали о тактике опускания другого до своего уровня, одним из методов этого речевого поведения становится приписывание великим известным людям высказываний, соответствующих интеллектуальному уровню участников чата.

Речевое поведение в таких случаях тождественно тому, что уже было представлено в примере с комиксом: взрослому, выдающемуся в какой-то области человеку приписываются слова, характерные для речевого взаимодействия пользователей представленного паблика. Стремление опошлить любые ценности является доминирующим мотивом любого речевого взаимодействия в рамках этого интернет-сообщества.

Высмеиванию подвергаются высшие ценности общества – такие, как семья, любовь религия и проч. Также публичному осмеянию подвергаются темы (смерть, болезнь), которые в обществе деликатно обходят стороной, поскольку это может задеть чувства близких и родных больных или ушедших людей (см. рис. 7).

 

Рисунок 7. Высмеивание табуированных тем

 

Перед нами реакция на объявленную во всем мире акцию «Час земли». Предметом шутки становится отключение от аппарата жизнеобеспечения. Тот же повод используется и в следующем посте (см. рис. 8).

 

Рисунок 8. Высмеивание табуированных тем

 

Только здесь все еще усугубляется циничным совмещением шутки о «Часе земли» с недавним крушением самолета в аэропорту Ростова-на-Дону. Такое речевое поведение нельзя охарактеризовать иначе, как троллинг (Donath 2010; Акулич 2013: 51). Это поведение, вопреки представлениям общества о морали (Shin 2008), − намеренное снижение оценки предмета речи (Коняева 2015: 140), создание провокационных сообщений для формирования конфликта (Внебрачных 2012: 49). Обычно говорят о том, что тролль включается в сообщество, чтобы навредить участникам, но особенностью анализируемого сообщества становится то, что каждый пользователь ведет себя в соответствии с установками манипулятивного поведения. И такое деструктивное поведение в пространстве Сети вполне может проецироваться и на поведения вне Сети. Это формирование поведенческих установок подростков, которые начинают воспринимать пошлость и цинизм речевого поведения, вызванные низовым юмором, обсуждением табуированных тем как норму (см. рис. 9).

Рисунок 9. Высмеивание табуированных тем

 

Обратим внимание на реплику, предваряющую информацию: Дай Бог здоровья погибшим − и никакие скобочки, выражающие сожаление, не могут отменить циничности пожелания. Сообщение получило 579 одобрений и было прокомментировано 118 (!) раз. Граница между добром и злом действительно стирается, и положительный или отрицательный смысл сообщение приобретает только за счет «лайков» (одобрений).

Вообще тема смерти становится едва ли не самой популярной в представленном паблике и, несмотря на общественное замалчивание ее, трактуется неизменно в ироническом ключе (см. рис. 10).

 

Рисунок 10. Высмеивание табуированных тем

 

Как видим, речевые механизмы сообщений повторяются из раза в раз: в конфликт вступают изображение и сопровождающий его вербальный ряд. 8 Марта – праздник весны, возрождения природы, женской красоты, а изображение представляет ритуальные венки. Цинизм, насмешка над святыми сакраментальными вещами, конечно же, недопустима. Отметим популярность таких сообщений: меньше 500 одобрений (доходит до 1500) такие (см. рис. 11) посты не получают.

Сравним:

 

Рисунок 11. Высмеивание ценностей

 

Пожелание здоровья, когда человек чихнул, является одной из исконных традиций речевого поведения в русском ментальном пространстве. Здесь изображение доводит до абсурда традицию, извращая ее. Активное обращение к теме смерти очень популярно в подростковой среде, во многом это связано с переходным возрастом, а также и с поп-культурой, распространенной сегодня (одежда и аксессуары с символикой смерти, направление субкультуры – готы и т.д.). Этим объясняется интерес к теме смерти и высмеивание смерти и всего, что с ней связано, в нарушение русской культуры (ср. культ смерти в культуре Мексики).

 

Рисунок 12. Высмеивание табуированных тем

Популярным постом является принт-скрин, демонстрирующий результаты поискового запроса в системах поиска информации Google или Yandex. Такие публикации считаются особенно многомудрыми (см. рис. 12). Осмеянию в приведенном примере также подвергается непубличная тема смерти. Абсурдность запросов подчеркивает, с точки зрения пользователей, комичность темы и всего, что с ней связано.

 

Рисунок 13. Высмеивание табуированных тем

 

Зачастую посты оформлены как призыв: лайк здесь используется как глагол в повелительном наклонении *лайкни, а вторая часть вербального ряда сообщает об условии, при котором нужно совершить это действие (см. рис. 13). Таким образом формируются поведенческие мотивы аудитории, причем возникает стойкое убеждение, что, если ты не сделаешь того, что требует автор поста, ты будешь изгоем в сообществе, а этого больше всего боится человек, тем более подросток.

Характерен для паблика и низовой юмор (см. рис. 14), активно эксплуатируемый в подростковой среде и переносимый в виртуальное пространство.

 

Рисунок 14. Низовой юмор

 

Осмеянию подвергаются высшие ценности общества: разум, религия, любовь, дружба, семья.

Мозг, как вершина эволюции, обозначен обсценизмом с резко отрицательной оценочной коннотацией. Автор формирует «свой» круг, в котором пользоваться разумом – дурной тон. Совершенно за гранью приличия оказываются посты, связанные с религией и национальным единством.

Фрагмент иконы сопровождается комментарием, который представляет собой бессмысленную брань (см. рис. 15). Бранное слово перестает быть чем-то из ряда вон выходящим, становится нормой жизни, и это, безусловно, печально, поскольку ведет к деградации личности, а вслед за нею и общества.

 

Рисунок 15. Брань как целеустановка

 

Крайняя степень выражения деструктивности фатики, представленной эпатирующими общество сообщениями, − это разжигание национальной розни. И здесь уже, безусловно, стоит вопрос о национальной безопасности общества. В потоке обмена бессмысленными сообщениями и вопросы национальной безопасности становятся в один ряд, мозг не успевает критически отнестись к предлагаемой информации.

Проникновение подобных сообщений в публичный, открытый для доступа любому пользователю веб-ресурс, является источником социальной опасности, поскольку может провоцировать не только агрессивное речевое поведение, но и формировать поведенческие мотивы, которые будут реализованы вне пределов виртуального пространства.

 

Выводы

Подводя итог рассуждению, отметим следующее: в представленном паблике реализуются типичные для фатического речевого поведения механизмы: ссылки на общие знания, языковая игра, создание «своего» круга общения, узкий тематический круг, использование речевых средств, характерных для конкретной аудитории.

Основной тактикой речевого поведения становится заигрывание, причем в своей деструктивной форме: бесцельные оскорбления, переходящие на личности, игровая интерпретация самых страшных социальных явлений – таких, как фашизм, обращение к непубличным и табуированным темам, низовой юмор, попирание общественных ценностей.

Особенностью паблика является языковая распущенность: сниженная, грубая и бранная, обсценная лексика, взаимные оскорбления, подколы, отсутсвие моральных, этических и эстетических барьеров.

Жанровое разнообразие исчерпывается демотиваторами (мемами) и комментариями. Гипержанром является чат.

 



Примечания

  1. Малый академический словарь. Режим доступа: http://clova.ru/d11

 

Библиография

Акулич М.М. Интернет-троллинг: понятие, содержание и формы // Вестн. Тюменск. ун-та. 2012. № 8. C. 47−54.

Арутюнова Н.Д. Диалогическая модальность и явление цитации // Человеческий фактор в языке. Коммуникация, модальность, дейксис. М.: Наука, 1992. С. 52−79.

Бельчиков Ю.А. Интимизация изложения // Русская речь. 1974. № 6. С. 38−42.

Винокур Т.Г. Говорящий и слушающий: Варианты речевого поведения. М.: Наука, 1993.

Внебрачных Р.А. Троллинг как форма социальной агрессии в виртуальных сообществах // Вестн. Удмуртск. ун-та. Сер.: Философия. Социология. Психология. Педагогика. 2012. Вып. 1. С. 48−51.

Дементьев В.В. Фатические речевые жанры // Вопросы языкознания. 1999. № 1. С. 37−55.

Дускаева Л.Р., Корнилова Н.А. Речевой эпатаж как форма контактоустановления в современной медийной речи // Мир лингвистики и коммуникации. 2013. № 1 (30). Режим доступа: http://www.tverlingua.ru/

Клюев Е.В. Речевая коммуникация. М.: Рипол Классик, 2002.

Коняева Ю.М. Троллинг как коммуникативный феномен (из наблюдений над культурно-просветительскими медиатекстами) // Научные ведомости. Сер.: Гуманитарные науки. 2015. № 18 (215). С. 140−144.

Корнилова Н.А. Фатическая речь в массмедиа: композиционно-стилистические формы: дис. … канд. филол. наук. СПб, 2013.

Мурзин Л.Н. Полевая структура языка: фатическое поле (текст лекции) // Фатическое поле языка (памяти профессора Л.Н. Мурзина): межвуз. сб. науч. тр. Пермь: Изд-во Пермск. ун-та, 1998. С. 9−14.

Попова Т.И., Колесова Д.В. Визуализация информации как тенденция развития современного текста // Медиалингвистика. 2015. № 4 (10). С. 83−94.

Якобсон Р.О. Лингвистика и поэтика // Структурализм: «за» и «против». М.: Прогресс, 1975. С. 193–230.

 

Boxer D. (2002) Applying Sociolinguistics: Domains and Face-to-Face Interaction. Amsterdam: John Benjamins. DOI: 10.1075/impact.15

Burke K. (1950) A Rhetoric of Motives. Berkeley: University of California Press.

Cummings J.N., Butler B., Kraut R. (2002) How the Virtual Inspires the Real. Communications of the ACM 45 (7): 103−108. DOI: 10.1145/514236.514242

Donath J. S. (2010) Identity and Deception in the Virtual Community. London: Routledge

Makice K. (2009) Phatics and the Design of Community. In: Proceedings of the 27th international conference extended abstracts on Human factors in computing systems, pp. 3133−3136. (conference paper).

Malinowski B. (1923) The Problem of Meaning in Primitive Languages. In: Ogden C.K., Richards I.A. (eds.) The Meaning of Meaning. London: K. Paul, Trend, Trubner, pp. 296–336.

Shin J. (2008) Morality and Internet Behavior: A Study of the Internet Troll and Its Relation with Morality on the Internet. In: McFerrin K. et al. (eds.) Proceedings of Society for Information Technology & Teacher Education; International Conference. London, pp. 2834−2840.