Languages

You are here

Октябрьская революция 1917 года в отражении современной ей прессы (к 100-летию Октябрьской революции 1917 г.)

Научные исследования: 
Авторы материалов: 

 

Ссылка для цитирования: Ахмадулин Е.В. Октябрьская революция 1917 года в отражении современной ей прессы (к 100-летию Октябрьской революции 1917 г.) // Медиаскоп. 2018. Вып. 1. Режим доступа: http://www.mediascope.ru/2421
DOI: 10.30547/mediascope.1.2018.10

 

© Ахмадулин Евгений Валерьевич
доктор филологических наук, профессор кафедры теории журналистики Южного федерального университета (г. Ростов-на-Дону, Россия), ahmadulin@mail.ru

 

Аннотация

Актуальность статьи обусловлена огромным количеством разноречивых источников, книг, статей, научных и псевдонаучных трактатов, суждений и точек зрения на движущие силы и итоги Октябрьской революции 1917 г. Одним из источников и мощных механизмов влияния была периодическая печать того времени. В статье показаны этапы формирования, перестройки и политической дифференциации системы российской прессы после Февральской революции 1917 г., правовые условия ее функционирования, а также противостояние основной массы либерально-демократической прессы популистской пропаганде большевиков, направленной на свержение Временного правительства и установление диктатуры пролетариата.

Ключевые слова: революция, война, Временное правительство, Совет рабочих и солдатских депутатов, система журналистики, либерально-демократическая пресса, большевистская пропаганда.

 

История Октябрьской революции 1917 г. (для одних она «Великая», для других – «переворот») за сто лет своего существования собрала огромную библиотеку разнообразных источников, книг, статей, научных и псевдонаучных трактатов, суждений и точек зрения (см. напр., Большакова, 2009; Булдаков, 2017; Волкогонов, 1999; Кара-Мурза, 2017; Миронов, 2013; Рабинович, 1989; Розенберг, 2014; Фогт, 1990; Шепелева, 2013). Тем не менее эта история, обрастая мифами и стереотипами, остается загадочной, противоречивой, а значит − актуальной для дальнейших исследований.

В расшатывании российской государственной системы активное участие принимали все политические партии, кроме правых, и прежде всего мощный пропагандистский аппарат либералов. Прогрессистское «Утро России» писало: «Именно во имя победы мы должны сказать громко: "С этим отмирающим режимом мы идем к смерти и гибели"»1. Лидер конституционных демократов П.Н. Милюков тогда же заявил в Думе, что более бездарного или преступного правительства он не знает, а о царе высказался еще резче: «Старый деспот, доведший Россию до полной разрухи, должен добровольно отказаться от престола или будет низложен». В ответ ему видный деятель черносотенного движения, адвокат и публицист П.Ф. Булацель заявил о самоубийственной политике либералов: «Вы с думской кафедры призываете безнаказанно к революции, но вы не предвидите, что ужасы французской революции побледнеют перед ужасами той революции, которую вы хотите создать в России. Вы готовите могилу не только "старому режиму", но бессознательно вы готовите могилу себе и миллионам ни в чем не повинных граждан. Вы создадите такие погромы, такие варфоломеевские ночи, от которых содрогнутся даже "одержимые революционной манией" демагоги бунта, социал-демократии и трудовиков!» (Кожинов, 1998: 27).

Однако либералы не вняли пророчествам правых, и царь был низложен. В республиканской России образовалось двоевластие: с одной стороны, либеральное Временное правительство, с другой − Совет рабочих и солдатских депутатов, ведущую роль в котором играли эсеры и меньшевики. Обе противостоящие друг другу ветви власти не обладали легитимностью, т.к. выборов не проводилось, и не имели опыта государственного управления. Такое противостояние в условиях затянувшейся окопной войны и промышленного кризиса было особенно опасно. Временное правительство вынуждено было создавать коалиции, в результате которых к власти пришли умеренные социалисты во главе с А.Ф. Керенским.

Российская система журналистики не только отражала, но и ощущала на себе все перипетии переходного периода. В первые дни после отречения Николая II из-за забастовок типографских рабочих газеты (кроме «Известий Совета рабочих депутатов», «Русского инвалида» и «Русского слова») не выходили вплоть до 5 марта. Сотрудники крупнейших буржуазных изданий, объединившись в Комитет журналистов, наладили экстренные выпуски «Известий революционной недели» в Петрограде и «Известий московской печати». Затем начались гонения и аресты редакторов монархических газет. По решению Совета депутатов были запрещены черносотенные «Русское знамя», «Земщина», «Голос Руси», «Колокол», а заодно − «Новое время» и «Маленькая газета», которые вскоре были восстановлены в правах Временным правительством.

На базе «Правительственного вестника» был создан «Вестник Временного правительства». Система буржуазной печати в основном оставалась прежней. Наиболее ярко выделялось «Русское слово», тираж которого достиг 1,5 млн экз. Ряды периодических изданий пополнились за счет изданий социалистических партий, вышедших из подполья − эсеров, социал-демократов (меньшевиков и большевиков) и анархистов. Всего же в течение 1917 г. в стране насчитывалось более 4800 газет и журналов.

Вся эта многочисленная пресса столиц и российских провинций горячо обсуждала проблемы войны и мира, дальнейшей судьбы революции, демократических перемен в организации управления, наделения крестьян землей, установления восьмичасового рабочего дня и другие. 27 апреля были утверждены новые правила о печати. Временное правительство на базе царского управления по делам печати создало Совет российской печати при министре-председателе. Для регистрации изданий была учреждена Книжная палата, а для составления обзоров печати − особое бюро.

В этот период был создан ряд журналистских организаций, был проведен Всероссийский съезд редакторов ежедневных газет. Во второй половине 1917 г. в Петрограде была создана школа журнализма, где с лекциями выступали В. М. Дорошевич, А. И. Куприн, А.А. Блок и др.

Все буржуазные газеты поддерживали Временное правительство и занимали ведущие позиции в пропаганде его деятельности. Численно они значительно превосходили издания социалистов. Например, в Петрограде в марте 1917 г. выходило более 50 газет, из которых 35 являлись буржуазными и 11 − эсеро-меньшевистскими. У большевиков в Петрограде была одна газета − «Правда» (восстановленная 5 марта 1917 г.) с тиражом 60–100 тыс. экз., в Москве выходил «Социал-демократ». Позднее появились большевистские газеты в других городах (Ахмадулин, 2008: 367).

С приездом Ленина в Россию отношение большевиков определялось лозунгами: «Долой Временное правительство!», «Никакой поддержки министрам-капиталистам!», «Вся власть Советам!». Эти лозунги Ленин затем развил в своих знаменитых «Апрельских тезисах». Антивоенная, пораженческая пропаганда большевиков в «Правде» и «Социал-демократе» действовала разлагающе на солдатские и рабочие массы.

«Громче всех кричащие большевики кажутся главными, − писал обозреватель «Русского слова». − Еще вчера левой рабочей печати в России не существовало. Напряженные годы борьбы за свой на­род выносила исключительно на себе либеральная, демократическая печать. И вот ныне с первых же своих шагов левая печать учит доверчивых рабочих, крестьян и солдатскую массу черной неблагодарности, обзывая все либерально-демократические га­зеты «буржуазными» и даже «погромными»2. Лозунги большевиков приобретали все большее признание в массах и становились руководством к их действиям. Им противостояла колоссальная мощь огромного числа печатных органов от «Вестника Временного правительства» до изданий меньшевиков и плехановцев. Кадетская «Речь» отмечала: «Характер и смысл большевистской пропаганды все определенней выясняется. Даже и социал-демократическая печать все суровее начинает относиться к этой проповеди анархии и гражданской войны»3.

Как только ни изображали большевиков и их вождя В.И. Ленина, какими только эпитетами ни награждали − фанатики, утописты, бандиты и т. д. Бредом назвал Г.В. Плеханов «Апрельские тезисы» В.И. Ленина. «Клеветничество и демагогия − обычное оружие "Правды". Иначе она писать не может», − писал центральный орган меньшевиков «Рабочая газета». «Ленин, − утверждала она, − становится опасным анархистом»4. Советы «не выдерживают ни малейшей критики, как настоящие учреждения». Сатирические журналы оставили свои издевательские публикации над царем и его семьей, министрами, Г. Распутиным и всю свою критическую изобретательность опроки­нули на «Правду» и большевиков. В.И. Ленина называли немецким шпионом.

 В фельетоне «Нового сатирикона», опубликованном в июне 1917 г., Аверченко, обращаясь к Временному правительству и Исполнитель­ному Комитету Совета рабочих и солдатских депутатов, писал о большевиках: «Стыдитесь! Вам народ вручил власть − но во что вы ее превра­тили! Всякий хам, всякий мерзавец топчет ногами русское достоинство и русскую честь − что вы делаете для того, чтобы прекратить это?! Вы боитесь, как черт ладана, насилия над врагами порядка, над чертовой анархией, так знайте, что эта анархия не боится наси­лия над вами, и она сама пожрет вас»5.

О «Правде» писали, что она финансируется на германские деньги, хотя на ее страницах постоянно печатались отчеты о собранных среди рабочих и солдат пожертвованиях. Как было подсчитано по таким опубликованным и сохранившимся в архивах отчетам, лишь за март − июнь 1917 г. на «Правду» поступило 445750 рублей в то время, как на центральный орган эсеров «Дело народа» − 191500, а на меньшевистскую «Рабочую газету» − 48500.

После демонстрации рабочих, солдат и матросов, организованной большевиками в начале июля 1917 г. в Петрограде, где прозвучали требования прекращения войны, отстранения буржуазного правительства и передачи власти Советам, Временное правительство перешло к открытому подавлению сопротивления его политике. 7 июля в «Вестнике Временного правительства» было опубликовано постановление, в котором указывалось, что за призывы к неисполнению распоряжений властей виновные будут наказываться заключением в крепости на срок до трех лет или заключением в тюрьму. Виновные же за призывы к неподчинению военной власти, обращенные к офицерам, солдатам и другим воинским лицам, должны наказываться «как за государственную измену», то есть приговариваться к расстрелу.

В печати против большевиков развернулась еще более энергичная кампания. В.И. Ленину пришлось уйти в подполье, ряд большевиков были арестованы и заключены в Петропавловскую крепость. «Рабочая газета» меньшевиков выступающих против войны большевиков окрестила преступной бандой, «которая прикрывается «Правдой» и «Солдатской правдой», которые тоже изо дня в день натравливают солдат против Временного правительства, против социалистических партий, против всех верных органов демократии». И призывала: «Этому должен быть положен конец»6.

Чаще всего большевиков критиковали за недостойные методы ведения пропаганды, именно поэтому разгром редакции «Правды» в июле 1917 г. не квалифицируется большинством газет как нарушение закона о печати. Большевистскую печать обвинили в подстрекательстве и поэтому не поддержали в той ситуации. Например, в заметке «Заговор большевиков» в газете «Русские ведомости» говорилось: «Петроградская печать, без различия своей партийной принадлежности, в ряде статей дает негодующую отповедь по поводу событий, готовившихся 10 июня. Зарвавшимися безответственными людьми готовилась не простая политическая авантюра, а настоящее «восстание», существовал политический «заговор»7.

 Но рабочие и солдаты читали газеты большевиков. Как доносили по начальству: «... Последнее время полк читает исключительно газету «Правду», читать другие газеты не желает». И из другого полка: «Солдаты требуют, чтобы офицеры читали им только газеты «Окопная правда», «Солдатская правда» и другие того же направления, все прочие газеты солдаты называют буржуазными и требуют не читать».

 Поэтому среди других последовали самые крутые меры и в области печати. Рано утром 5 июля отряд офицеров, юнкеров и казаков разгромил редакцию и контору «Правды». На следующий день подобная участь по­стигла большевистскую типографию «Труд» и редакцию «Солдатской правды». Затем − с 13 по 16 июля − были закрыты большевистские газеты «Голос правды», «Утро правды» (Кронштадт), «Волна» (Гелисингфорс), «Кийр» (Ревель), «Прикубанская правда» (Екатеринодар) и несколько позже − «Борьба» (Царицын) и «Воронежский рабочий». По приказу А.Ф. Керен­ского были запрещены «Окопная правда» и «Цння» (Рига). Редакции запрещенных газет подвергались разгрому, а их сотрудники − аресту. Командующим фронтов и армий А.Ф. Керенский направил телеграфное распоряжение не допускать распространения среди солдат большевистских газет, а при обнаружении их немедленно конфисковывать и сжигать, «виновных» строжайше наказывать. Почта не принимала такие газеты. Комиссары Временного правительства требовали распоряжений о запрещении местных большевистских изданий в тылу и на фронте. Владельцы типографий отказывали большевикам в печатании их изданий. Усилила свою бдительность и цензура.

Мирное и демократическое развитие страны прекратилось. Иным стало и положение печати.

С 14 июля в стране была официально введена предварительная военная цензура. Виновный за непредставление в военную цензуру подготовленных к печати материалов, касающихся военных вопросов, привлекался к ответственности: заключению в тюрьме до 1 года и 4-х месяцев или штрафу до 10000 рублей. В августе Временным правительством были рассмотрены законы против «резкостей» печати по отношению к военным союзникам и военной цензуре. 22 августа «Вестник Временного правительства» сообщал, что «во изменение и дополнение утвержденного 20 июля 1914 г. (т.е. еще до Февральской революции) положения о военной цензуре» 26 июля были подписаны новые правила − «О специальной военной цензуре». Ответствен­ность за нарушение этих правил, по сравнению с прежней, становилась более суровой. Если тогда за выступления с призывами к прекращению войны могло последовать тюремное заключение от двух до восьми месяцев и за непредставление цензуре в указанные сроки установленного числа экземпляров издания следовал штраф от 50 до 500 рублей, то теперь за выпуск в свет издания без предъявления его в военную цензуру или предъявленного, но еще не рассмотренного, «буде оно не подлежит за напечатание более тяж­кому наказанию, подвергается заключению в тюрьму на время от восьми месяцев до одного года и четырех месяцев, или аресту (издания) на время от трех недель до трех месяцев, или денежному взысканию от трехсот рублей до десяти тысяч рублей».

На следующий же день после опубликования этих новых правил рас­поряжением А.Ф. Керенского был запрещен центральный орган большевиков «Пролетарий», выходивший вместо запрещенной «Правды», газет «Живое слово» и «Русь», в которых также было усмотрено «контрреволюционное содержание». 24 августа матрицы в типографии «Пролетария» были разбиты, а отпечатанные номера его конфискованы. По приказу А.Ф. Керенского в конце августа был запрещен и рад других газет.

Действия и приказы А.Ф. Керенского дополнялись приказами воинских командиров и местных комиссаров Временного правительства. В сентябре командующий войсками Петроградского военного округа в связи с выступ­лениями газет «Новая жизнь» и «Рабочий путь» против союзников в своем послании на имя министра внутренних дел просил предупредить редакторов или подчинить эти газеты предварительной цензуре. Его отношение было направлено министром внутренних дел министру юстиции с рекомендацией срочно начать преследование этих газет.

Верные же правительству издания из всех сил призывали: «Время «образования комиссий» прошло! Когда веревка накинута на шею – поздно рассуждать о материале, из которого веревка сделана! Действуйте! Действуйте!» Правительство же действовало и без понуканий, но, как после признавался Н.П. Милюков, «коренные проблемы революции остались нерешенными, хотя и были поставлены теперь во весь рост. Фатально корабль несло течением к крутому обрыву». В обстановке тревоги, вызванной попыткой генерала Л.Г. Корнилова и А.Ф. Керенского окончательно подавить зреющую новую революцию и установить военную диктатуру, стали оживлять свою деятельность Советы и профессиональные организации. Большевики тогда приняли решение о подготовке вооруженного восстания и снова выдвинули снятый было лозунг «Вся власть Советам!» Так как не только о самом решении большевиков, но и о сроках, определенных для восстания, стало известно, это вызвало многие категорические протесты, а со стороны правительства − ответные меры, в центре которых оказалась прежде всего не поддерживавшая его печать. В течение 3−4 месяцев (после июльских демонстраций и расстрела их Временным правительством) по самым скромным подсчетам было закрыто 14 и приостановлено 5 газет, опечатано и разгромлено несколько типографий. «Правду» закрывали 5 раз. Газеты запрещались и местными органами власти.

В статье «Нельзя молчать!», напечатанной в газете «Новая жизнь» 18 октября − накануне восстания, М. Горький писал, что, если оно действительно произойдет, «на улицу выползет неорганизованная толпа, плохо по­нимающая, чего она хочет, и, прикрываясь ею, авантюристы, воры, профессиональные убийцы начнут творить историю русской революции»8. Другие писали о решении большевиков как о готовящемся заговоре. А.Ф. Керенский же предпринимал свои меры: накануне предстоящего восстания он направил верный Временному правительству отряд юнкеров и офицеров для разгрома редакции ЦО большевиков, выходившего тогда под названием «Рабочий путь». Но большевики ее отстояли, и газета вышла с призывами к взятию власти.

Меньшевики-оборонцы в воззвании, опубликованном в «Единстве», объявили, что призывы к восстанию исходят от «царских слуг и шпионов Вильгельма»9, а меньшевистская фракция Петросовета назвала восстание «преступной авантюрой». Меньшевики-интернационалисты считали в «Искре», что если рабочие и возьмут власть, то не смогут ее удержать. Лидер меньшевиков Л. Мартов 26 октября заявил в «Рабочей газете»: «…Несомненно среди членов ЦИК [Центральный исполнительный комитет. – Е.А.] нет ни одного, который бы отрицал право пролетариата на восстание. Но в настоящий момент условия этому не благоприятствуют. И хотя меньшевики-интернационалисты не противятся переходу власти в руки демократии, они высказываются решительно против методов, которыми большевики стремятся к власти»10. 28 октября Центральный комитет меньшевиков принял резолюцию, в которой говорилось: «Впредь до полной ликвидации большевистской авантюры всякое соглашение с партией большевиков относительно совместной с ними организации власти совершенно недопустимо». Большевикам предлагалось немедленно отказаться от власти и передать ее Комитету спасения революции, «который должен оставаться на страже вплоть до созыва Учредительного собрания».

Власть Временного правительства пала. Это признали впоследствии и враги большевиков. Лидер кадетов П.Н. Милюков писал, уже находясь за границей: «Партии, говорившие от имени народа, потерпели поражение в октябре 1917 г., тогда как сам народ пошел за Лениным». И лидер меньшевиков Л. Мартов писал: «Надо признать, что мы солидной силы собой не представляем... Массы не склонны нас поддерживать и предпочитают от оборонцев переходить прямо к антиподу − к большевикам». А когда Октябрьская революция уже совершилась, он делал вывод, что уже со второй половины 1917 г. «начался процесс катастрофического ухода масс к Ленину. Один за другим Советы стали переходить к большевикам, без всяких перевыборов... полки, дивизии и корпуса стали, помимо комитетов, посылать в Питер делегации все более многочисленные и шумные, с требованиями немедленного мира; чем далее, тем все чаще, рядом стояло требование передачи власти Советам... Все петербургские и ближние войска активно поддерживали большевиков. За Керенского никого не осталось»11.

Эсеры назвали октябрьский переворот «преступлением перед родиной и революцией». Этот переворот имел для эсеров драматические последствия. Изменилось положение партии: из правящей она вновь стала оппозиционной. Партия окончательно раскололась. Левые эсеры поддержали большевиков и вскоре создали свою Партию левых социалистов-революционеров (интернационалистов). Необходимость борьбы с большевиками примирила на время правых эсеров и центр, которые пытались свергнуть большевиков и вооруженным путем, и мирным путем − изоляцией большевиков от масс с помощью отзыва своих депутатов из тех Советов, власть в которых захватили большевики.

Октябрьский переворот опрокинул все надежды и союза капиталистов взять власть в свои руки. Возникший в февральские дни орган политического отдела Всероссийского союза торговли и промышленности − еженедельный журнал «Народоправство» устами Н.А. Бердяева выразил отношение капитала к октябрьским событиям: «То, что у нас называется «революцией», есть сплошная дезорганизация и разложение, смерть государства, нации, культуры...»12.

В февральские дни 1917 г. «Русские ведомости» открыто поддерживали Временное правительство, а в октябрьские − также открыто и яростно выступали против диктатуры пролетариата. «Первая» революция у нас сменилась «второй» с провозглашением диктатуры пролетариата, сделавшую нашу жизнь предметом ужаса для всех, в ком сохранилась капля государственного смысла», − писала газета. Ленинское правление она называла «эпопеей, сотканной во внешней политике из лжи, а во внутренней − из истинного безумства»13. В этом же номере на первой полосе крупным кеглем набран призыв: «Голосуйте за список № 1 партии к.-д.!» Редакция вместе со своими читателями еще надеялась, что Учредительное собрание может предотвратить надвигающуюся катастрофу», несомую большевиками. Газета призывала: «В какой бы ненормальной обстановке ни происходили выборы, как бы дерзко и нагло ни обращались с волей народа новейшие самодержцы, все-таки в Учредительном Собрании будут услышаны голоса тех, кто действительно любит Россию и полон желания ее спасти. Чем больше будет этих лучших сынов Родины, тем больше возможности, что нынешняя катастрофа будет прекращена».

Но эти надежды редакции рухнули вместе с разгоном Учредительного собрания и убийством его членов − лидеров Партии народной свободы М.Ф. Кокошкина и А.И. Шингарева. Их товарищ по партии А.А. Кизеветтер написал одну из последних своих статей в «Русских ведомостях» − «Москва: Дни позора». В ней, в частности говорилось: «Все ожило сразу − весь старый режим деспотизма: жестокость и предательство, бесстыдство и лицемерие. О горе, горе! Родина унижена, опозорена, разбита, разорена, опустошена... народ омрачен невежеством и бредом бессовестных демагогов. Его ждет тяжелая расплата годами низменного рабства и невиданной нищеты за эти дни предательства родины и анархической разнузданности. Лучшие люди, мозг и совесть страны, обречены на смерть, на изгнание, на пытки бессильного бездействия... и нигде не видно просвета, и неоткуда ждать спасения. О горе, горе!»14. В марте 1918 г. «Русские ведомости» были закрыты.

После Октябрьской революции 1917 г. и закрытия всех так называемых буржуазных газет и журналов, на освободившемся информационном пространстве бывшей Российской империи искусственно строился совершенно новый тип системы журналистики для «диктатуры пролетариата». Это о ней писал Амфитеатров: «…Цензуры бесчисленно много… Это одна из главных причин, почему я совершенно расстался с публицистикой. Я дал себе честное слово, что ни одной моей строчки не появится в стране, уничтожившей у себя свободу печати». И уже позже, в эмиграции отмечал, что воспитывать в людях «газетную ложь им (большевикам) и легко, и безопасно. Ведь при отсутствии свободной печати их ложь никогда не встретит авторитетного протеста, способного опереть свои опровержения на фактические улики…»15.

В заключение необходимо отметить, что газетно-журнальная пропаганда либерально-демократических партий, включая меньшевиков и умеренных эсеров, велась в политико-правовом поле и была рассчитана на так называемую буржуазно-интеллигентную публику, которая в основном была довольна итогами февральской революции, тогда как большевики в условиях непрекращающихся народных волнений сделали ставку на обуздание этих волнений с помощью популистских обещаний, щедро раздаваемых через газеты, листовки и призывы агитаторов.

 



Примечания

  1. Утро России. М., 1916. Дек., 14.
  2. Русское слово. М., 1917. Апр., 14.
  3. Речь. П., 1917. Апр., 21.
  4. Рабочая газета. П., 1917. Апр., 28.
  5. Новый сатирикон. П., 1917. Июнь.
  6. Рабочая газета. П., 1917. Июнь, 3.
  7. Русские ведомости. М., 1917. Июнь, 15.
  8. Горький А. Нельзя молчать // Новая жизнь. П., 1917. Окт., 18.
  9. Единство. П., 1917. Окт., 22.
  10. Рабочая газета. П., 1917. Окт., 26.
  11. Письма и документы (1917–1922). Режим доступа: http://fanread.ru/book/2895147/?page=60
  12. Народоправство. М., 1917. № 15.
  13. Русские ведомости. М., 1917. Ноябрь, 21.
  14. Там же. 1918. Янв., 10.
  15. Публицистические статьи Амфитеатрова после возвращения из эмиграции и в период после прихода к власти большевиков. Режим доступа: https://vuzlit.ru/451726/publitsisticheskie_stati_amfiteatrova_vozvrascheniya_emigratsii_period_prihoda_vlasti_bolshevikov

  

Библиография

Ахмадулин Е.В. История российской журналистики начала ХХ века: учеб. пособие. Ростов н/Д: Изд-во ЮФУ, 2008.

Большакова О.В. Русская революция глазами трех поколений американских историков // 1917 год. Россия революционная / под. ред. В.М. Шевырина. 2-е изд. М.: ИНИОН РАН, 2009. С. 6–32.

Булдаков В.П., Леонтьева Т.Г. 1917 год. Элиты и толпы: культурные ландшафты русской революции. М.: Изд-во «ИстЛит», 2017.

Волкогонов Д.А. Ленин, Книга I. «Вожди». М.: АСТ; Новости, 1999.

Кара-Мурза С.Г. 1917. Две революции − два проекта. М.: Алгоритм, 2017.

Кожинов В.В. «Черносотенцы» и революция: загадочные страницы истории. М.: [б. и.], 1998.

Миронов Б.Н. Страсти по революции: Нравы в российской историографии в век информации. М.: Весь мир, 2013.

Рабинович А. Большевики приходят к власти: Революция 1917 года в Петрограде / пер. с англ./ общ. ред. и послесл. Г.З. Иоффе. М.: Прогресс, 1989.

Розенберг У.Г. Интерпретируя Русскую революцию // Критический словарь Русской революции. 1914–1921 гг. / сост. Э. Актон, У. Г. Розенберг, В. Ю. Черняев. СПб: Нестор-История, 2014. С. 35–51.

Фогт Г. Новые аспекты немарксистской литературы об Октябрьской революции // История СССР в современной западной немарксистской историографии: Критический анализ / под. ред. А.Н. Сахарова. М.: Наука, 1990. С. 24–46.

Шепелева В.Б. Революциология. Проблема предпосылок революционного процесса 1917 года в России (по материалам отечественной и зарубежной историографии). Омск: Изд-во Омск. гос. ун-та, 2013.