Languages

You are here

Внешнеполитическая коммуникация и медиагеография: взаимосвязь и взаимозависимость

Научные исследования: 

Ссылка для цитирования: Янгляева М.М., Якова Т.С., Захарова М.В. Внешнеполитическая коммуникация и медиагеография: взаимосвязь и взаимозависимость // Медиаскоп. 2016. Вып. 4. Режим доступа: http://www.mediascope.ru/2232

 

© Янгляева Марина Михайловна
кандидат филологических наук, доцент кафедры зарубежной журналистики и литературы факультета журналистики МГУ имени М.В. Ломоносова (г. Москва, Россия), marinapavlikova@mail.ru

© Якова Тамара Сергеевна
кандидат филологических наук, доцент кафедры зарубежной журналистики и литературы факультета журналистики МГУ имени М.В. Ломоносова (г. Москва, Россия), t-yakova@mail.ru

© Захарова Милана Владимировна
кандидат филологических наук, старший преподаватель кафедры зарубежной журналистики и литературы факультета журналистики МГУ имени М.В. Ломоносова (г. Москва, Россия), milana.z@mail.ru

 

Материал подготовлен на основе выступления «Расширение медиаграниц в XXI веке: влияние дигитализации на медиасреду» на Международных научных чтениях в Москве «СМИ и массовые коммуникации 2016», прошедших 17-18 ноября 2016 г. на факультете журналистики МГУ имени М.В. Ломоносова.

 

 Аннотация

В данной статье авторы предлагают исследовать систему внешнеполитической коммуникации, опираясь на подходы медиагеографии, и включить в понятийный аппарат современных медиаисследований новые определения, связанные с категориями географии коммуникаций.

Ключевые слова: медиагеография, внешнеполитическая коммуникация, медиатизированное пространство, медиатизированный регион.

 

Динамика развития национальных медиасистем на современном этапе привлекает пристальное внимание исследователей во всем мире. Метаморфозы, которые происходят сегодня и в международных отношениях, и в общественных устоях и традициях разных стран, и в отношениях между людьми, прямым и косвенным образом оказывают влияние на информационно-коммуникационные модели, призванные обеспечивать тот или иной вид деятельности национального государства (внешнюю и внутреннюю политику, развитие экономики и социальной сферы и др.). Для медиаисследователей сегодня особенно важным становится выявление, анализ и верификация новых трендов и тенденций, в результате действия которых происходит формирование нового информационного пространства на микро- и макроуровнях, с учетом географического положения и истории государств, а также их национальных СМИ.

Внешнеполитическая коммуникация или комплекс (система) мер, направленных на информационное и пропагандистское обеспечение внешней политики национального государства, может выступить интересным материалом для подобного анализа. С опорой на подходы, предлагаемые медиагеографией, настоящая работа открывает исследование, посвященное изучению особенностей внешнеполитической коммуникации в национальных государствах в лингвистическом и прагматическом аспекте.

Медиагеография, или, иначе, география коммуникаций, рассматривается как отдельное направление в гуманитарных исследованиях. Предметов исследования медиагеографии, в силу междисциплинарности, может быть несколько. Назовем некоторые из них. В качестве предмета могут быть рассмотрены следующие аспекты: 1) взаимосвязи медиа и пространств (spaces) в различных их формах и на различных уровнях (личность, сообщество, национальное государство); 2) модели поведения медиа в конструировании пространства и обеспечении внешнеполитической деятельности; 3) роль, место и значение медиа в социально-пространственных отношениях; 4) медиасистемы и особенности их формирования в географическом, историческом и культурном пространстве; 5) альтернативные географические нарративы и семиотические механизмы их создания; 6) дискурсивные процессы формирования «пространственных неясностей» (интерлингвистические и интралингвистические интерпретации смыслов); 7) конструирование и декодирование медиатекстов с пространственно-смысловыми искажениями и др. В данном докладе авторы предприняли попытку проанализировать лишь небольшой сегмент предмета медиагеографии, связанный с внешнеполитической коммуникацией и конструированием медиатизированных пространств, точнее, медиатизированных регионов, каким сегодня, например, является Европа (Europe as a mediated region) (см.: Salovaara-Moring, 2006).

Связь между географией и коммуникацией заключается в том, что все формы коммуникации закладываются и осуществляются в пространстве. Пространства же, в свою очередь, складываются (конструируются) при помощи репрезентации, осуществляемой средствами коммуникации. Теории формирования пространства (theories of spatial production) в определенной степени следует понимать как теории коммуникации и медиатизации (theories of communication and mediation). Карты и архитектурные чертежи, а также преобразованная человеком среда (или, здесь, искусственная среда – built environment) являются примерами того, как осуществлялось посредничество (mediation) между опытом формирования пространства, видениями того, как это должно быть, и материальными предпосылками. Такую комбинацию редко можно увидеть в исследованиях медиа и коммуникаций. ИКТ, цифровые сети стирают не только границы географических регионов, включая города и домовладения, но границы государств, типологические границы регионов (локальный - глобальный, частный – публичный и т.д.), а также направления, по которым формируется регион – в материальном, символическом и воображаемом пространстве. Соответственно, современные исследования средств массовой информации и коммуникации должны не только «справляться» с новыми «пространственными неясностями», т.к. медиагеография - это дисциплина, объект исследования которой - информационные, культурные, политические и технологические процессы, формирующие «пространственные неясности» как сущностные признаки глобализации. Медиагеография базируется на междисциплинарном подходе к исследованию современного медиамира. Впервые об этом задумались еще в 1960-1970 гг. германские географы (см., напр., Haegestrand, 1965; Relph, 1976). В настоящее время междисциплинарный подход широко практикуется во Франции. Активное изучение различных аспектов медиагеографии началось в этой стране в начале 2000-х гг. Исследовательские группы объединяют географов, социологов, этнографов, политологов, филологов, коммуникативистов, медиаисследователей. Так, под руководством социолога Даны Димансю из научно-исследовательского института «Фонд наук о человеке», Париж (Fondation Maison des Sciences de l'Homme) осуществляется проект e-Diasporas Atlas (http://www.e-diasporas.fr/), в рамках которого изучается феномен «цифровых диаспор», возникший в результате мировой миграции и бурного развития Интернета и новых технологий. В исследовании принимают участие 80 ученых со всего мира. Интересны работы французско-итальянской исследовательской группы Corpus G-om-dia (https://geomedia.hypotheses.org/), в которую входят с французской стороны представители Национального центра научных исследований (Centre national de la recherche scientifique, CNRS), университетов Парижа, Гренобля, Лилля, а Италию представляют ученые университетов Милана, Падуи, Болоньи. Важным направлением их деятельности является изучение вопроса, отражают ли современные новостные потоки (например, новостные ленты RSS) реальную геополитическую ситуацию в мире/регионе.

Именно географы впервые предприняли попытку объединить политические, экономические, культурные и технологические категории пространства, существующие ранее в своих границах. Именно географы концептуализировали термин «медиапространство» (mediaspace), а также все иные языковые конструкции, связанные с этим понятием, - информационное поле (information field), информационный поток (information flow), медиаландшафт (media landscape) и даже публичную сферу (public sphere) (см.: Wamsley, 1980; Burges, Gold (eds), 1985; Paasi, 1989, 1992; Relph, 2000). И именно географы предложили включить в понятийный аппарат гуманитарной науки определение образно-географической системы, образного пространства, ментально-географического пространства, метапространства. В российской научной школе в рамках гуманитарной географии успешно развивается междисциплинарное направление имажинальной географии, которая изучает особенности и закономерности формирования географических образов, их структуры, специфику моделирования, способы и типы репрезентации и интерпретации (подр. об этом см.: Замятин, 2010).

Пространство и время – вот основные категории в исследовании коммуникаций и определении границ и параметров (интенсивность, масштаб, направленность) информационных потоков. Медиамиры и медиапространства изучаются, как мы указывали выше, на разных уровнях, начиная с микроуровня личности или группы, небольшого сообщества в рамках территориальной единицы: коммуны, общины, муниципалитета, заканчивая макроуровнем государства, континента, всего мира. Для иллюстрации того, как интенсивность, масштаб и направленность информационных потоков создает конкретный медиамир и медиаобраз (государства, региона, мира), приведем следующий пример из истории Швеции XX в. На одном радиошоу Соединенные Штаты Америки были определены как «ближайший сосед после Норвегии», то есть для шведов Америка казалась географически ближе, чем их реальные соседи по региону (см.: Lagerkvist, 2006). Этот пример из недавнего прошлого демонстрирует силу направленных в нужное русло информационных потоков, которые в результате привели к созданию медиатизированной Америки, эффекту ее присутствия в различных частях мира.

Мир, создаваемый средствами массовой информации и коммуникации, только частично может совпадать с реальным. Знания человека сегодня в большей степени базируются на медиапродуктах, нежели на собственном опыте. Обычный человек является потребителем информации «секонд-хэнд», которая уже прошла первичную обработку (прошла «через» глаза, уши и руки журналиста, редактора, писателя, режиссера и пр.). Его реальные знания, допустим, региона, зависят от его физического присутствия в этом регионе. Если же его физически там нет, то его представления об этом будут опосредованы медиапродуктами. Его мир на самом деле будет медиамиром. Чаще всего мы имеем дело с гибридными и/или виртуальными мирами. Об этом свидетельствует целый ряд опубликованных научных работ (напр., Crang M., Crang P., May J. (eds.), 1999; Ginsburg, Abu-Lughod, Larkin (eds.), 2002; Couldry, a McCarthy (eds.), 2004, Анненкова, 2011). Сегодня мы также имеем дело с так называемым посттуристическим опытом: нам не надо путешествовать, чтобы посетить Америку, поскольку представления об Америке уже заложены в наших в маршрутах повседневной жизни, которые соединяют нас, где бы мы ни были, с Америкой в качестве реального и воображаемого пространства (Lagerkvist, 2006: 274).

Медиагеография позволяет анализировать различный опыт в различных сферах жизни современного человека, который не так давно перестал мыслить категориями только лишь физического пространства. Медиагеография систематизирует и формулирует знания о всемирных процессах и взаимодействиях. И в нашем случае, связанном с изучением особенностей внешнеполитической коммуникации, необходимо понять, в какой степени медиатизация пространства (mediated and mediatized spaces) и человеческое мышление опосредованными медиа образами влияет на развитие внешнеполитической коммуникации на современном этапе с учетом внешних и внутренних интересов национальных государств (региональных и надрегиональных объединений). Допустим, если для Швеции ближайшим соседом до сих пор остаются США, то возникает вопрос: какое место в сознании ее граждан и элит занимают её реальные географические соседи - Финляндия, Дания, Россия? Нужно ли политикам и дипломатам учитывать американский магнетизм, формирующийся в сознании шведов со времен Второй мировой войны до сегодняшнего дня, при выстраивании внешнекоммуникационных проектов?

Медиагеография, которая, как пишет в своей статье Тристан Тильман (2010: 3) «Окрестные медиа и медиатизированные окрестности: введение в медиагеографию», «больше, чем еще одна дисциплина» (Locative Media and Mediated localities: an Introduction to Media Geography), на наш взгляд, помогает более широко взглянуть на такое явление современной системы международных отношений, как регионализм (термин предложен к осмыслению американскими политологами еще в 1960-1970-е гг. ХХ в.), без которого невозможно описать систему современной внешней политики. До недавнего времени участие в геополитике политическими элитами и медиа США и стран ЕС было выстроено на понимании общности так называемых европейских ценностей, особой гуманитарной роли, роли прав человека. И подобного рода смысловое поле, конечно же, имело свою географию распространения и свои сложности распространения, потому что, скажем, лавры новых региональных игроков, новых лидеров – Индии, Китая, Бразилии, цель которых отнюдь не разделить ценностные подходы европейцев, - не дают реализоваться попыткам панамериканской идеи.

Внешнеполитическая коммуникация, под которой авторы, прежде всего, понимают явление, относящееся к множеству связей системы международных отношений, - явление многогранное: «коммуникация в системе, системы (с элементами и средой) с системой» (Кондратов, 2011), и география коммуникаций имеет определенного рода взаимосвязи и взаимозависимости, особенно в том, что касается реализации политических глобальных/региональных/местных проектов. Возьмем, например, амбициозный проект Польши по собиранию «новой Европы» с Польшей во главе – Троеморье1. После декларации Инициативы Троеморья о сотрудничестве в сфере энергетики, транспорта, телекоммуникаций стран ЦЮВЕ в Дубровнике и провозглашения цели о достижении «Европы свободных стран, а не периферий», встает вопрос о том, каким образом Польша начнет проявлять свою внешнеполитическую активность в важном для нее регионе трех морей - Адриатического, Балтийского, Черного? Как будет создавать необходимое для реализации заявленной идеи информационное пространство для того, чтобы противостоять оси Париж-Берлин-Брюссель и выстраивать свои линии сотрудничества Варшава-Будапешт, Варшава-Бухарест, Варшава-Загреб? Началась ли уже медиатизация «трех морей»? И насколько создание этого воображаемого информационного пространства реально сможет повлиять на вышеуказанное сотрудничество?

Исходя из трансформации системы международных отношений, из тезиса о наступлении конца европоцентристского мира и смещения геополитической оси глобального развития из района Северной Атлантики в Азиатско-Тихоокеанский регион (АТР), отметим, что медиатизация регионов - вопрос как никогда актуальный. По каким осям формируются сегодня воображаемые миры (речь здесь идет, прежде всего, об осуществлении внешнеполитических проектов, например, проекта евразийства) и могут ли эти миры перерасти в реальные (напомним, что Европу активно начали конструировать как раз в медиапространстве, см. напр., Salovaara-Moring, 2009) - вопросы о формировании «своих» территорий в глобальном информационном поле в современных медиаисследованиях, на наш взгляд, не проработаны. Сегодня уже недостаточно опираться на известную биполярную конструкцию «мы-они», «свои-чужие», «друзья-враги» для осуществления внешней политики, для определения доминант национальной и региональной безопасности, что, в свою очередь, связано с выживанием нации или государства, группы государств2. Уровень вероятности попадания в число «врагов» или «друзей» - географических, социальных и др. - задают (формируют) медиа- и коммуникационные системы, причем на меняющейся, динамической основе. А динамика, как мы уже писали в одной из своих работ (см.: Николайчук, Якова, Янгляева, 2016), становится важнее статики, и поэтому рассматривать развитие медиасистем и конструирование медиатизированных пространств можно, только опираясь на познание и формализацию трендов, которые, в свою очередь, не являются основной характеристикой «медиасистемы-мейнстрима», но «медиасистемы-тренда». Это возможно сделать, применяя подходы медиагеографии.



Примечания

  1. Петровская О.В. Троеморье: станет ли явью мечта Пилсудского? // Российский вектор. 2016. С. 70-73.
  2. В условиях выживания бинарная логика заменяется тем, что математики называют «нечетким множеством»: враг - это не абсолютный враг, а то, что может считаться врагом с вероятностью более 0,5. Соответственно, и друг – это враг с вероятностью менее 0,5. И наоборот.

 

Библиография

     Анненкова И.В. Медиадискурс XXI века. Лингвофилософский аспект языка СМИ. Изд-во Моск. ун-та, 2011.
     Замятин Д.Н. Гуманитарная география: пространство, воображение и взаимодействие современных гуманитарных наук // Социологическое обозрение. 2010. Т. 9. № 3. С. 26-50. Режим доступа: http://cyberleninka.ru/article/n/gumanitarnaya-geografiya-prostranstvo-voobrazhenie-i-vzaimodeystvie-sovremennyh-gumanitarnyh-nauk (дата обращения: 30.11.2016).
     Кондратов А.И. Процесс, поведение, коммуникация и внешнеполитическая деятельность государства: соотношение понятий // Вестн. Волгоградск. гос. ун-та. Сер. 4, История. 2011. № 2(20). С. 144-150.
     Николайчук И.А., Якова Т.С., Янгляева М.М. Медиа как система-тренд: новые подходы в медиалогии // Медиаальманах. 2016. № 1. С. 12-24. 

     Burges J. and Gold J.R. (eds.) (1985) Geography, the Media and Popular Culture. London: Groom Helm.
     Couldry N., McCarthy A. (eds.) (2004) MediaSpace: Place, Scale and Culture in a Media Age. London; New York: Routledge.
     Crang M., Crang P., May J. (eds.) (1999) Virtual Geographies: Bodies, Space and Relations. London; New York: Routledge.
     Ginsburg, F.D., Abu-Lughod L. and Larkin B. (eds.) (2002) Media Worlds: Anthropology on New Terrain. Berkeley, CA: University of California Press.
     Haegestrand T. (1965) Aspect of spatial structure of social communication and the diffusion of information. Regional Science Association: papers, XVI. Cracow Congress.
     Lagerkvist A. (2006) Terra (In)cognita: Mediated America as third place experience. In: Falkheimer J., Jansson A. (eds.). Geographies of Communication: The spatial turn in media studies. G-teborg: Nordicom, pp. 261-278.
     Paasi A. (1989) The media as creator of local and regional culture. In: Jean-Paul de G., Nilsson E. (eds.) The Long-term Future of Regional Policy - A Nordic View. Borg-: NordREFO, pp.151-165.
     Paasi A. (1992) The construction of socio-spatial consciousness. Nordisk Samballsgeografisk Tidskrift 15: 79-100.
     Relph E. (2000) Classics in human geography revisited. Author's Response: Place and Placelessness in a New Context. Progress in Human Geography 24(4): 617-619.
     Relph E. (1976) Place and Placelessness. London: Pion.
      Salovaara-Moring I. (2006) "Fortress Europe": ideological metaphors of media geographies. In: Falkheimer J., Jansson A. (eds.). Geographies of Communication: The spatial turn in media studies. G-teborg: Nordicom. pp. 105-121.
     Salovaara-Moring I. (ed.) (2009) Manufacturing Europe: Spaces of Democracy, Diversity and Communication. G-teborg: Nordicom.
     Thielmann T. (2010). Locative Media and Mediated Localities: An Introduction to Media Geography. Aether: The Journal of Media Geography Spring: 1-17. Режим доступа: http://mgm.arizona.edu/sites/default/files/articles-pdf/introduction%20(3).pdf
     Wamsley D.J. (1980) Spatial bias in Australian news reporting. Australian Geographer 14: 342-349.