Русский
English
Русский EnglishInfluence of New Technologies on Literary Hypertext: a case study of the novels Ноuse of Leaves by Mark Z. Danielewski and Tree of Codes by Jonathan Safran Foer
Бирюкова Татьяна Алексеевна
аспирантка кафедры зарубежной журналистики и литературы факультета журналистики МГУ имени М.В. Ломоносова, dominicata@mail.ru
Tatiana A. Biriukova
PhD student at the Chair of Foreign Journalism and Literature, Faculty of Journalism, Lomonosov Moscow State University, dominicata@mail.ru
Аннотация
В статье анализируются произведения Марка З. Данилевски Ноuse of Leaves (2000) и Tree of Codes (2010) Джонатана С. Фоера в контексте эволюции гипертекста как художественной формы. Выявляются общие черты между данными книгами и более ранними художественными гипертекстами (в частности, книгами М. Павича и электронными романами 1990-х гг.), также отмечается влияние новых технологий на данную художественную форму, выразившееся, прежде всего, в двух противоположных тенденциях – имитации эффектов электронного текста, с одной стороны, и подчеркивании материальности книги и невозможности заменить ее компьютером, с другой.
Ключевые слова: Марк З. Данилевски, Джонатан С. Фоер, Ноuse of Leaves, Tree of Codes, М. Павич, художественный гипертекст, электронная литература.
Abstract
The article examines the novels House of Leaves (2000) by Mark Z. Danielewski and Tree of Codes (2010) by Jonathan Safran Foer in the context of the evolution of hypertext as a literary form. Common traits between the above-mentioned books and earlier literary hypertexts (in particular, the works of Milorad Pavić and electronic hypertext novels of the 1990s) are singled out. Besides, the author analyzes the influence of new technologies on literary hypertext, which takes the form of two opposite tendencies: on the one hand, an imitation of the effects of electronic text and, on the other, an emphasis on the materiality of a book and the impossibility of replacing it with a computer.
Key words: Mark Z. Danielewski, Jonathan Safran Foer,Ноuse of Leaves, Tree of Codes, Milorad Pavić, hypertext as a literary form, electronic literature.
«Литература должна приспосабливаться к новой электронной эре»1, – подчеркивал Милорад Павич, предлагая читателям роман-словарь, роман-кроссворд, роман-пособие по гаданию на картах таро или роман − астрологический справочник. Именно по отношению к его «Хазарскому словарю» («Хазарски речник»)2, который западные рецензенты окрестили «первой книгой XXI века»3, впервые был употреблен изначально сугубо компьютерный термин – гипертекст4.
Говоря о М. Павиче как о первооткрывателе гипертекста в литературе, стоит отметить, что многие черты, приписанные этой новой художественной форме, встречаются и в книгах других писателей, в частности, Хулио Кортасара5, Итало Кальвино6 и т.д., написанных значительно раньше «Хазарского словаря», а иногда – даже раньше появления самого термина «гипертекст». Впрочем, именно в «Хазарском словаре» эти черты проявляются наиболее полно, что позволило Ясмине Михайлович предположить, что за монитором компьютера читать эту книгу было бы гораздо удобнее7.
Форма художественного гипертекста, действительно, как нельзя лучше подошла для новой компьютерной эпохи, отвечая всем особенностям «электронного» чтения. Вслед за «Хазарским словарем» появилась целая череда электронных художественных гипертекстов. Это и первый роман для чтения за компьютером, Afternoon, a Story («Полдень»)8 Майкла Джойса,9 и последовавшие за ним Patchwork Girl («Лоскутная девочка») Шелли Джексон10, Uncle Buddy’s Phantom Funhouse («Призрачная комната смеха дядюшки Бадди») Джона Макдейда11, Its name was Penelope («Ее звали Пенелопа») Джуди Маллоу12 и т.д.
В результате сложилось мнение, что к художественным гипертекстам относятся только электронные романы, созданные для чтения за компьютером и использующие его специфические возможности. «Для этой литературы не может быть печатного эквивалента»13, – подчеркивал Майкл Джойс, усиливая впечатление, что художественный гипертекст в книжном, а не электронном варианте если и появлялся ранее в том же «Хазарском словаре», то лишь потому, что в 1984 г. не было возможности создавать романы для компьютера. «Мы находимся в конце печатной эпохи; время книг закончилось. Книга – невразумительное удовольствие, вроде оперы или сигар»14, − поясняет М. Джойс. Конец печатной эпохи в том же 1991 г. провозглашает и другой сторонник электронной литературы − Джей Болтер15. Роберт Кувер публикует статью с характерным названием The End of Books («Конец книги»), где он подчеркивает, что «настоящая свобода от тирании строки стала возможна только теперь, с появлением гипертекста, написанного и читаемого за компьютером…»16.
Впрочем, в 2000 гг. заявления о «смерти» книги, а вместе с ней и традиционной «книжной» литературы, которую должна заменить литература электронная, практически полностью сошли на нет. Более того, Майкл Джойс, некогда называвший книгу «невразумительным удовольствием», сам выпускает несколько романов не на привычном для него CD-диске, а в виде традиционной книги: Disappearance («Исчезновение»); Going the Distance («Держаться до конца»); Twentieth Century Man («Человек двадцатого века»)17.
Тем не менее интерес к гипертексту в литературе не исчез. В его развитии можно наблюдать новую тенденцию: если ранее, в 1990 гг., писатели, используя данную художественную форму, стремились перенести текст из книги на монитор компьютера, то теперь, используя ее же, они стремятся перенести на бумагу своеобразные черты электронных текстов.
В данной статье будет рассмотрено дальнейшее развитие художественного гипертекста именно как книжной, а не электронной формы. В связи с этим мы проанализируем романы-гипертексты двух американских авторов: House of Leaves («Дом Листьев») Марка З. Данилевски18 и Tree of Codes («Древо Кодов») Джонатана С. Фоера19. Их форма вполне традиционна: они были изданы в виде бумажной книги.
Так как художественный гипертекст и электронная литература − явления относительно новые, их исследованию на сегодняшний день посвящено не так много монографий. Среди самых значимых из них стоит отметить работы «пионеров» электронной литературы Hypertext: The Convergence of Contemporary Critical Theory and Technology («Гипертекст: конвергенция современной теории критики и технологий») Джорджа П. Лэндоу20 и Writing Space («Пространство для письма») Джея Д. Болтера21. Оба автора под понятием «гипертекст» подразумевали исключительно электронную литературу, и главной отличительной ее чертой называли гиперссылки. И Дж. П. Лэндоу и Дж. Д. Болтер подчеркивали, что именно гиперссылки позволили коренным образом изменить принцип чтения художественного произведения, предоставив читателю возможность выбирать, каким именно путем двигаться по тексту.
Принципиально новым этапом исследований, посвященных гипертексту и электронной литературе, можно назвать работы Н.К. Хэйлес. При сравнении ее монографий, среди которых особо стоит выделить Writing Machines («Пишущие машины»)22 и Electronic Literature: new horizons for the literary («Электронная литература: новые горизонты в литературоведении»)23, с исследованиями Дж. Д. Болтера и Дж. П. Лэндоу становится очевидным, насколько электронная литература и художественный гипертекст эволюционировали всего за 15 с небольшим лет. Если в начале 1990 гг. Afternoon, a Story Майкла Джойса считался образцом электронной литературы, то в 2008 г. Н.К. Хэйлес называет этот роман слишком «печатным» (printcentric)24, так как в нем нет главных особенностей современной электронной литературы – звуковых файлов, графики, обширной цветовой палитры, внешних ссылок и т.д. Н.К. Хэйлес также обращает внимание на современную книжную литературу и доказывает, что последняя, хотя и не предназначена для чтения за компьютером, все же испытывает сильное влияние новых технологий и является по своей сути электронной. Именно как электронный текст Н.К. Хэйлес рассматривает, в частности, и книгу М.З. Данилевски House of Leaves. Исследовательница отмечает, что использование компьютерных текстовых редакторов, программ для обработки изображений и т.д. существенно повлияли на эту книгу, приблизив ее по своим качествам к электронному тексту.
Новизна данной статьи заключается в анализе произведений М.З. Данилевски и Дж.С. Фоера в контексте эволюции художественного гипертекста. Если Н.К. Хэйлес, а также другие исследователи, среди которых можно выделить М. Хэнсена25 и Дж. Прессман26, рассматривают House of Leaves только с точки зрения современных технологий, мы попробуем сравнить вышеназванные книги как и с электронными романами, так и с печатными гипертекстами. Это позволит прояснить, какие именно черты в House of Leaves и Tree of Codes действительно относятся исключительно к влиянию новых технологий, а какие можно увидеть, допустим, еще в «Хазарском словаре» М. Павича, написанном до наступления эпохи Интернета.
Рабочей гипотезой исследования послужит утверждение, что гипертексты М.З. Данилевски и Дж. С. Фоера продолжают традицию экспериментальной литературы XX в. и, прежде всего, романов М. Павича. Новые же технологии позволили писателям развить в своих произведениях многие черты, которые только намечались в художественных гипертекстах до цифровой эпохи и ярко проявились в литературе электронной.
Но для начала остановимся на том, что же собой представляет художественный гипертекст. Одно из первых определений этого понятия дал Джордж П. Лэндоу: «Это текст, состоящий из словесных блоков (или образов), которые соединены электронными ссылками и создают многочисленные маршруты, сети или тропы в открытом, принципиально незавершенном тексте…»27. Данное определение кажется нам неполным, потому что оно подразумевает, что гипертекстами могут являться только электронные романы. Возможность существования гипертекста в книге оно не учитывает. В данной статье мы будем пользоваться формулировкой гипертекста, данной Н.Э. Микеладзе: «Гипертекст – это текст со многими связями, “входами” и “выходами”. Это текст текучий, многоуровневый, подвижный. Он основан на принципе гиперссылок, связывающих составляющие его фрагменты… И подобно архитектурной постройке, подобный текст основывается и воспринимается уже согласно логике не времени, а пространства»28. К основным чертам художественного гипертекста Н.Э. Микеладзе относит: фрагментарность, пространственную форму повествования, отсутствие фиксированных завязки, кульминации и развязки, смысловую, композиционную и структурную незакрепленность частей, отсутствие причинно-следственных связей, возможность многочисленных интерпретаций и интерактивность29.
Все эти черты характерны для книги Марка З. Данилевски House of Leaves, сюжет которой строится на том, что ничем не примечательный сотрудник тату-салона Джонни Труант находит рукописи своего недавно умершего соседа – старика Зампано. Он обнаруживает, что это серьезное научное исследование, посвященное знаменитому фильму The Navidson Record («Архив Нэвидсона»), «серьезное», если не учитывать, что такой фильм существовал только в воображении Зампано. В итоге перед читателем оказывается 700-страничная книга, которая состоит из нескольких текстов разного типа.
Стоит отметить, что читать House of Leaves не так просто. 700 бумажных страниц затруднительно брать с собой в транспорт. Содержание также не располагает к современному стилю чтения «между делом». Наукообразный стиль, соответствующий пародии на монографию, создается с помощью большого количества ссылок на различные издания, цитатами и множеством ответвлений от сюжетной линии. И все это посвящено фильму, который читатель даже не может посмотреть.
Тем не менее роман Данилевски становится бестселлером30. Вероятно, причину этого стоит искать не только в содержании, но и в форме книги, которая, по мнению писателя, наиболее соответствует современной эпохе: «сталкиваясь с журналами, газетами, радио, телевидением и, конечно, Интернетом, люди…привыкли к одновременной обработке огромных пластов информации»31.
Многие черты книги М. Данилевски перекликаются с романами М. Павича, а некоторые приемы игры с читателем будто бы напрямую взяты из книг сербского писателя. «На этом месте лежит читатель, который никогда не откроет эту книгу. Здесь он спит вечным сном»32, – читаем в самом начале «Хазарского словаря»; «Это не для тебя»33, – встречаем в том же месте в House of Leaves.
Как Милорад Павич озадачивает читателя мужской и женской версией «Хазарского словаря», разница между которыми заключена в одном абзаце, так же и Марк Данилевски предлагает читателю подобную игру. На титульной странице книги написано: House of Leaves by Zampano with introduction and notes by Johny Truant. 2nd Edition. Pantheon Books. New York. Так читатель узнает, что вместо книги Данилевски ему предлагают книгу некоего неизвестного Зампано, да еще и с комментариями какого-то Джонни Труанта. И более того – это уже второе издание. Если любопытный читатель решит поискать, когда и где вышло первое, то обнаружит, что его не было. По мере чтения книги первое издание все же «всплывет». Джонни Труант, зайдя однажды вечером в бар и познакомившись с местными музыкантами, узнает, что они читали House of Leaves. Получается, что первое издание – часть сюжета книги, и только второе, которое держит в руках читатель, единственное существующее реально (если не считать отрывков из House of Leaves, которые сам автор выложил в Интернете задолго до публикации книги).
М. Данилевски, как и М. Павич, акцентирует внимание на фигуре активного читателя-соавтора, который принимает участие в создании книги. Не случайно одним из главных героев House of Leaves он делает читателя – Джонни Труанта. Труант демонстрирует своим примером, как надо читать эту книгу (что напоминает предварительные инструкции к чтению Павича).
Особые пояснения понадобятся читателю и при знакомстве с книгой Джонатана Сафрана Фоера Tree of Codes. Как в основе House of Leaves лежит документальный фильм, так и книга Джонатана Сафрана Фоера основана на другом произведении. Но, в отличие от вымышленного фильма, это реально существующая книга польского автора Бруно Шульца – «Коричные лавки» (Sklepy cynamonowe)34 , в англоязычной версии The Street of Crocodiles.
Взяв книгу Шульца, Фоер вырезает в ней слова, оставляя лишь те, которые ему нужны. Так, из целого абзаца он может оставить только несколько слов. В результате перед читателем оказывается книга, состоящая из листов с множеством «окошек», через которые видно, что написано на нескольких следующих страницах. Только благодаря активности читателя из всего этого хаоса может возникнуть рассказ, в котором есть смысл. Какой − опять решает читатель. Кто-то увидит здесь продолжение книги Шульца, кто-то намек на биографию этого писателя, убитого нацистами, кто-то – совсем другую историю.
Tree of Codes Джонатана Сафрана Фоера и House of Leaves Марка Данилевски не просто перенимают черты художественного гипертекста Милорада Павича. Хотя Павич и объяснял особенности своих произведений «электронной эпохой», «Хазарский словарь» все же написан в 1984 г., то есть до ее фактического наступления. Романы М. Данилевски и Дж. С. Фоера созданы значительно позднее, когда компьютер и Интернет уже прочно вошли в жизнь. Влияние новых технологий в них более очевидно. Многие тенденции, которые только намечались у М. Павича, здесь проявляются более ярко, напоминая уже не книжные, а электронные гипертексты Майкла Джойса и других писателей.
Сравнивая книги М. Данилевски и Дж. С. Фоера с гипертекстами М. Павича, необходимо отметить усилившуюся визуализацию.
Она проявляется, прежде всего, в более широком использовании иллюстраций. Так в House of Leaves иллюстрации становятся частью игрового замысла книги. Их задача – подчеркнуть реальность фильма Нэвидсона и текста Зампано. Читателю предлагается модель дома Нэвидсона с именем ее автора, а также датой и местом создания. Мы видим также полотно художника, вдохновленного фильмом (опять же – с именем художника и информацией о том, на каких выставках оно было представлено). Нам дан скриншот одного из эпизодов фильма, отрывок из посвященного ему комикса, а также несколько фотографий самого дома в разных ракурсах. Джонни Труант демонстрирует и фотографии с изображением рукописей Зампано: что-то напечатано, что-то написано от руки, что-то выжжено, перечеркнуто, как и описано в тексте книги. В итоге у читателя создается ощущение абсолютной реальности написанного. О ней свидетельствует так много документов, снабженных еще и ссылками на первоисточники, что невозможно сомневаться. Правда, до тех пор, пока не начнешь искать хотя бы одно из указанных имен в Интернете.
Даже при беглом взгляде на иллюстрации в House of Leaves бросается в глаза, насколько они обдуманны. Автор явно посвятил им немало времени. Этого же он ждет и от читателя, который должен внимательно рассматривать предложенный ему материал и находить в нем что-то, не лежащее на поверхности. Например, на двух коллажах на стр. 582-583 мы видим несколько, казалось бы, ничего не значащих предметов, разбросанных на столе. Но при внимательном рассмотрении фотографий читатель обнаружит, что все они имеют непосредственное отношение к тексту. Например, отрывок из газеты, где изображен Минотавр и лабиринт, не раз упоминавшиеся Зампано. По версии, которую предлагает читателям Зампано, Минотавр − не страшный монстр, а несчастный человек с глубоким умом. Так как Минотавр был рожден с уродливым лицом и тщеславному Миносу не хотелось, чтобы кто-то узнал, что это его собственный сын, им была сочинена история о связи царицы с быком. Посылаемые же в лабиринт афинские юноши и девушки умирали не от рук Минотавра, а от голода и страха. Так и герои The Navidson Record не встречают в лабиринте дома Минотавра, а имеют дело с куда более страшным монстром – собственными страхами. Связь с Хорхе Луисом Борхесом в романе Данилевски не ограничивается темой лабиринта и Минотавра35. О ней напоминает и сама фигура Зампано – слепого старика, который пишет книгу о несуществующем фильме и перемешивает в ней реальные и вымышленные источники.
Активное использование иллюстраций характерно для М. Данилевски, об этом говорят и другие его произведения. В книге The Fifty Year Sword («Меч пятидесяти лет»)36 количество иллюстраций только увеличивается. Причем они в буквальном смысле слова начинают визуализировать текст. Например, когда Сказочник (один из главных героев книги) приносит пяти сиротам загадочный ящик с пятью задвижками, на соседней странице мы видим черный фон с пятью задвижками. Переворачивая страницу, мы читаем, что первый мальчик отодвинул первую задвижку, на соседней странице мы видим тот же рисунок, только теперь одна задвижка поднята. Переворачиваем – второй ребенок отодвигает задвижку, и теперь на иллюстрации вверху остаются две задвижки и т.д. И, наконец, кульминация – все задвижки подняты, сказочник открывает крышку. Мы вынуждены снова перевернуть страницу. Но на следующем развороте текст отсутствует – перед нами две черные страницы. Переворачиваем страницу еще раз и читаем, что дети также возмутились, потому что ящик оказался пустым37.
В Tree of Codes иллюстраций нет – к этому не располагает главный игровой принцип этой книги. Впрочем, литературные критики не раз отмечали ее необычное оформление, которое позволяет говорить о Tree of Codes не просто как о литературном произведении, но как о «произведении искусства» в более широком смысле слова38.
Дж. С. Фоер после выхода книги сказал, что ему было важно создать такую книгу, открыв которую в первый раз, читатель бы удивился и подумал: «Это совсем не то, что я ожидал!»39. И, действительно, роман, состоящий почти из 140 порезанных страниц, создает у читателя именно такой эффект, о чем свидетельствует рекламный ролик, размещенный еще до его выхода на сайте издателя. В центре его внимания – не сама книга, а необычная реакция читателей, которым предложили раскрыть ее и почитать40.
Во-вторых, возрастание визуализации выражается в активном использовании возможностей шрифта и цвета. Текст у М. Данилевски не обязательно представляет собой черные буквы на белом фоне, автор часто использует цвет. Так слово «house» всегда выделено голубым, а все отрывки, посвященные Минотавру – красным и к тому же перечеркнуты, словно автор рукописи хотел их удалить, но не успел этого сделать. В результате одновременно с имитацией электронных ссылок создается также ощущение, будто это не напечатанный на компьютере текст, а рукописный.
В House of Leaves имитируется индивидуальный почерк разных героев. Так, текст Зампано набран Times New Roman, Труанта – Courier, а заметки издателя написаны шрифтом Bookman. М. Данилевски варьирует не только тип шрифта, но иногда и его размер. Например, прямая речь брата Нэвидсона Тома написана более крупным кеглем, чем основной текст.
Подобное оформление помогает читателю быстро ориентироваться в книге и понимать, кому из героев принадлежит определенный отрывок текста. У читателя возникает к тому же ощущение соотнесенности шрифта и его размера с личностью того или иного героя. Так, речь брата Нэвидсона Тома, написанная более крупным шрифтом, отражает состояние героя, оставшегося в одиночестве в жутком лабиринте дома и ожидающего, что за ним вот-вот придет местный «Минотавр».
В-третьих, сама форма текста часто служит средством визуализации его содержания. Вместо традиционного текста, который читается справа налево сверху вниз мы видим в House of Leaves более изощренные конструкции, в которых проявляется душевное состояние многочисленных «авторов» книги. К примеру, в письмах матери Джонни Труанта буквы могут наползать на буквы, строчки на строчки, делая текст порой вовсе нечитаемым, что передает душевное состояние находящейся в психиатрической больнице женщины. При этом и в книге М. Данилевски есть страницы с совершенно противоположным оформлением, где написано всего несколько предложений или слов – то буквам тесно на бумаге, то, наоборот, текст не в состоянии ее заполнить, словно героям нечего сказать.
При помощи игры с формой М. Данилевски не только подчеркивает психологическое состояние героев. В House of Leaves часто форма текста напрямую зависит от его содержания. Так, например, в главе IX, где рассказывается о первой попытке героев исследовать лабиринт, находящийся за внезапно появившейся в доме дверью, сам текст начинает напоминать лабиринт, состоящий их множества отдельных фрагментарных текстов, последовательность чтения которых непонятна. Многие из этих «текстов» выполняют функцию своего рода «тупиков» в лабиринте. Например, читатель может наткнуться на перечисление различных архитектурных памятников или предметов мебели, что не проясняет, а запутывает сюжет, уводя от основной линии. В другой главе, когда Нэвидсон отправляется изучать лабиринт в одиночку и полностью теряет ориентацию, перестает понимать, куда он движется – вперед или назад, вверх или вниз, теряет ориентацию и текст на странице. «Заблудившийся» текст автор воспроизводит следующим образом: предложения написаны то сверху вниз, то поперек, то по вертикали, что заставляет читателя вертеть книгу в руках.
Темп чтения книги также напрямую зависит от темпа происходящих в ней событий. «Научные» рассуждения Зампано написаны длинными предложениями, снабжены множеством ссылок. Как ничего не происходит в этот момент в тексте – так и книга начинает читаться с трудом. Но стоит нам «попасть» в главу, где Нэвидсон мчится на велосипеде по бесконечному лабиринту своего дома – по тексту «мчится» и читатель. На каждой странице написано всего несколько слов, читатель стремительно листает страницу за страницей.
В House of Leaves часто имитируются и различные эффекты кинематографа. Описывая фильм Нэвидсона, автор предлагает читателю буквально просмотреть некоторые его кадры, а не просто читать о них. Так, когда в кадре одна за другой захлопываются двери, читатель вынужден одну за другой переворачивать страницы, захлопывая их, словно двери в кадре41. А в главе, где Нэвидсон оказывается отрезанным от своих друзей, один в черном лабиринте с трехдневным запасом воды (казалось бы, самое интересное место в книге) – рассказ внезапно прерывается. Читатель видит только одну фразу: «на этом фильм заканчивается». Следующая страница – «не оставляя ничего, кроме ничем не примечательного», следующая страница – «белого». Читатель снова переворачивает страницу, но ничего не видит – на ней нет текста. И следующая страница – «экран». Так в самом интересном месте книги перед читателем остается просто белый лист бумаги, как перед зрителем фильма – белый экран42. Имитируется в книге также эффект замедленной съемки. Когда в одного из героев попадает пуля, Зампано делает своего рода раскадровку эпизода – каждая страница становится отдельным кадром, высвечивая, какие именно изменения происходили в каждый отдельный момент. (Пожалуй, еще дальше по этому пути пошел Джонатан Сафран Фоер. В книге Extremely Loud & Incredibly Close («Жутко громко и запредельно близко»)43 он использует прием, который ранее считался возможным только для электронного романа – в свою книгу автор помещает своего рода видеоролик. Когда главный герой, мальчик Оскар, находит в Интернете запись, на которой мужчина бросается с крыши небоскреба во время теракта 11 сентября, он представляет себе противоположную картину: будто бы этот человек (который, возможно, его отец) не падает, а, наоборот, снизу взлетает вверх. Если читатель очень быстро перелистает все 15 иллюстраций, то увидит этот самый ролик. Создается эффект мультипликации, и мужчина на изображении действительно поднимается снизу вверх.)
Читая House of Leaves любопытный читатель − а именно такой и нужен Данилевски, − будет время от времени прерываться и заходить в Интернет, чтобы убедиться в фальшивости одних источников или подлинности других. Причем, заранее даже нельзя сказать, каким тот или иной источник может оказаться. Например, в одной из глав Джонни Труант в баре слышит песню The Five and a Half Minute Hallwaу («Холл длиною в пять с половиной минут»), посвященную дому Нэвидсона. Казалось бы, это уж точно выдумка: раз выдуман сам дом, то, соответственно, и посвященная ему песня. Но поисковик покажет, что она-то как раз настоящая, и ее даже можно послушать. Исполняет ее сестра М. Данилевски, профессиональный музыкант со сценическим псевдонимом Poe. Одновременно с книгой М. Данилевски в 2000 г. вышел и ее новой альбом Haunted («Заколдованный»), в котором не только вышеупомянутая песня, но и несколько других композиций перекликаются с сюжетом книги. Так, в House of Leaves вплетается еще и музыка. (Это не единственный подобный пример. После выхода книги в честь одного из ее героев – Джонни Труанта – была названа британская рок-группа Johnny Truant. А к другой книге М. Данилевски, The Fifty Year Sword, был написан, уже другими музыкантами, своего рода саундтрек.)
Большое количество иллюстраций, необычное оформление, использование цвета, разных шрифтов, имитирование эффектов кинематографа, а также постоянные отсылки к другим медиа – газетам, книгам, Интернету – позволяют говорить о мультимодальности художественного гипертекста. Изначально термин «мультимодальность», подразумевающий вплетение в текст, в первую очередь, визуального материала (а часто также и аудио- и видеофайлов) был применим только к электронной литературе и считался ее отличительной чертой. Так, Н.К. Хэйлес использует его, отмечая, что электронный текст нельзя оценивать, не принимая во внимание визуальное (и/или звуковое) оформление, являющееся такой же полноценной частью произведения, как и сам текст44. Но то же самое можно сказать и о книжных гипертекстах М. Данилевски и Дж. С. Фоера.
В приведенной ниже таблице проводится сравнение House of Leaves М. Данилевски с «Хазарским словарем» М. Павича, первым электронным романом Afternoon, a Story М. Джойса, а также с современными электронными гипертекстами45.
Черты мультимодальности |
М. Павич «Хазарский словарь» |
М. Джойс Afternoon, a Story |
М. Данилевски House of Leaves |
Современные электронные гипертексты |
Иллюстрации |
Черно-белые. Фрагменты рукописей, древних книг, рисунки, портреты т.д. |
─ |
Цветные. Использование иллюстраций разного типа: рисунки, комиксы, коллажи, фотографии и т.д. |
Цветные. Использование иллюстраций разного типа: рисунки, графика, фотографии и т.д. Могут играть существенную роль в произведении |
Нестандартные варианты размещения текста на странице (оформление страницы) |
─ |
─ |
Разнообразные варианты: по диагонали, вертикали, вверх ногами, текст лабиринт, текст, пустые страницы, наслоение слов и фраз друг на друга, текст, набранный в виде круга |
Разнообразные варианты: наслоение слов и фраз друг на друга, «движущиеся» тексты, текст, набранный в виде круга и т.д. |
Цвет |
─ |
─ |
В иллюстрациях, в тексте |
В качестве фона, в иллюстрациях, в самом тексте и т.д. |
Шрифт |
В основном стандартный, но присутствует курсив, полужирный шрифт |
Стандартный |
Варьирование размера, цвета, типа шрифта |
Варьирование размера, цвета, типа шрифта |
Использование текстов разного типа (разных источников) |
Смешение в одном произведении текстов из разных источников, принадлежащих разным авторам: словарных статей, легенд, рассказов, протоколов из заседания суда, писем, древних и современных текстов и т.д. |
─ |
Смешение в одном произведении текстов из разных источников, принадлежащих разным авторам: фильм, научная монография, дневник, письма, комментарии |
Часто − смешение в одном произведении текстов из разных источников, принадлежащих разным авторам |
Ссылки |
Играют важную роль. Только внутренние ссылки в рамках книги |
Играют важную роль при чтении. Только внутренние ссылки в рамках книги |
Играют важную роль. Помимо внутренних ссылок, используются и внешние – на другие книги, журналы, страницы в Интернете |
Играют важную роль. Часто используются не только внутренние, но и внешние ссылки на другие страницы в Интернете |
Звуковой материал |
─ |
─ |
Упоминание музыкальных композиций, которые можно прослушать в Интернете (на обложке книги дан электронный адрес музыкального альбома, посвященного House of Leaves) |
Часто играет важную роль. Музыкальные композиции, начитанный текст, интершум |
Видеоматериал |
─ |
─ |
Использование эффектов кинематографа. Создание за счет различных приемов эффекта «просмотра» кадров из фильма |
Анимационная графика, видеоролики, движущийся текст и т.д. |
Мы видим, что Марк Данилевски действительно использует в своей книге черты, которые характерны в большей мере для электронной литературы, что, несомненно, свидетельствует о влиянии новых технологий на House of Leaves. Впрочем, некоторые перечисленные в таблице черты встречаются уже и в «Хазарском словаре» М. Павича. Более того, если сравнить книгу М. Павича с первым электронным романом Afternoon, a Story, то станет очевидно, что роман М. Джойса более «традиционен»: в нем нет иллюстраций, не используются тексты из разных источников. И хотя цвет в книге М. Павича не используется в оформлении (что в 1984 г. было не так просто, как в 2000 г.), но он присутствует в самом тексте, разделенном на красную, желтую и зеленую книги. Также у сербского писателя мы встречаем курсив, полужирный шрифт, что напоминает игру с текстом в House of Leaves. Следовательно, книга М. Данилевски имеет больше общих черт с романом М. Павича, чем с первым электронным гипертекстом, поэтому приписывать все ее особенности только влиянию новых технологий нельзя. Многие из них появились еще до эпохи Интернета.
Можно сделать вывод, что и М. Данилевски и Дж. С. Фоер усиливают многие тенденции, которые только намечались в печатных гипертекстах М. Павича и развивались в электронных художественных гипертекстах. Таким образом, их книги становятся более приспособленными к «электронной эре».
Более того, сам роман House of Leaves впервые появился в Интернете, и там обрел своих первых читателей. Впрочем, книга была опубликована не в виде электронного гипертекста − автор предпочел разместить House of Leaves в виде PDF-файла. Мартин Брик отмечает, что если бы книга была размещена в виде электронного гипертекста, она стала бы не менее, а, наоборот, более линейной: «HTML-файлы … позволяют читателю мгновенно прыгать с одного места на другое, не оставляя ощущения перемещения сквозь пространство и сквозь большие пласты текста. Кто-то может поспорить, что HTML-файлы более глубоко выразили бы структуру дома Нэвидсона... Но тогда структура книги осталась бы по большей части незамеченной. Как только читатель нажимает на ссылку, он перепрыгивает, не осознавая, что именно осталось позади, и окончательное переживание остается линейным и “стабильным”»46.
С одной стороны, House of Leaves − художественный гипертекст, в котором усиливаются эффекты, присущие изначально электронным художественным гипертекстам. С другой стороны, нельзя не отметить, что художественный гипертекст М. Данилевски неразрывно связан именно с бумажным носителем – обыкновенной книгой. Читать House of Leaves за компьютером вряд ли было бы интересно, потому что многие специфические черты книги оказались бы утеряны. В частности, автору пришлось бы отказаться от одного из своих главных игровых приемов – необычного размещения текста на странице. За монитором компьютера невозможно было бы читать текст, написанный вверх ногами или по диагонали или по кругу или даже в зеркальном отражении (чтобы прочитать ссылку 183 читателю необходимо воспользоваться помощью зеркала – иначе текст невозможно разобрать).
Это замечание справедливо и в отношении гипертекста Джонатана Сафрана Фоера. Писатель также настаивал на том, что создал Tree of Codes, не прибегая к помощи компьютерных текстовых редакторов, а потому и читать ее за монитором компьютера также немыслимо. Чтобы прочитать Tree of Codes, нужно проделать целый ритуал – взять лист белой бумаги, сложить его пополам и подкладывать его под каждую новую страницу, чтобы буквы и слова со следующих страниц не мешали читать. Без этого механического действия, на которое уходит не меньше половины времени, затраченного на чтение, книга превращается в хаос из отдельных, несвязанных слов.
Подчеркнутую материальность и у Дж. С. Фоера и у М. Данилевски можно объяснить желанием сохранить книгу. Создавая тексты, которые невозможно читать за монитором компьютера, писатели настаивают на важности книги как носителя и, возможно, ее незаменимости для литературы. Впрочем, желанием сохранить книгу можно объяснить и противоположную тенденцию этих писателей – стремление к имитации электронного текста. Ведь именно такой текст ближе новому поколению читателей. Желанием привлечь это новое поколение к литературе можно объяснить и то, что черты, изначально присущие гипертексту, встречаются у рассматриваемых нами авторов и в книгах, которые не принадлежат к данной художественной форме.
Итак, в House of Leaves Марка Данилевски и Tree of Codes Джонатана Сафрана Фоера можно найти все отличительные черты гипертекста как литературной формы: фрагментарность вместо целостного повествования, отсутствие фиксированных завязки, кульминации и развязки, отсутствие причинно-следственных связей, возможность многочисленных интерпретаций, различные игровые приемы и нацеленность на активную роль читателя-соавтора в создании и понимании текста. При этом гипертексты М. Данилевски и Дж. С. Фоера, написанные в эпоху, когда компьютер и Интернет стали неотъемлемой частью жизни и писателей и их читателей, испытывают явное влияние новых технологий. Это позволяет сравнивать их не только с гипертекстами М. Павича, но и с электронными романами М. Джойса и других авторов. В произведениях М. Данилевски и Дж. С. Фоера появляются черты, присущие изначально только электронным текстам. К ним можно отнести усиливающуюся визуализацию книг, выражающуюся в активном использовании иллюстраций, в имитации индивидуального почерка героев, а также разнообразное оформление текста, в котором появляются поля, рамки или даже пробелы (что напоминает электронные гипертексты М. Джойса, которые были не ограничены книжным форматом, а потому могли иметь столько «страниц», сколько нужно было автору). Рассматриваемые нами книги испытывают влияние различных медиа, а иногда даже имитируют их специфические эффекты. Так, в книгу М. Данилевски вплетаются музыкальные композиции и различные эффекты кинематографа: замедленная съемка, «субъективная» камера и т.д. Как и в электронном тексте, где читателю дана возможность при помощи ссылок выходить за пределы конкретного текста, так и в House of Leaves читатель постоянно сталкивается с оформленным в виде электронной ссылки словом house, а иногда ему и действительно приходится откладывать в сторону книгу и залезать в Интернет. Также и в Tree of Codes читателю придется помимо книги, которую он держит в руках, обратиться и к другому источнику – книге Бруно Шульца «Коричные лавки».
Впрочем, наряду с тенденцией к имитации электронного текста в данных гипертекстах наблюдается и противоположная тенденция – подчеркнутая материальность книги. Ни House of Leaves, ни Tree of Codes невозможно читать за монитором компьютера или в электронной книге, так как большинство специфических черт этих гипертекстов будут утеряны.
Таким образом, за свою сравнительно короткую историю художественный гипертекст претерпел значительную эволюцию. От желания порвать с существующей литературной традицией и вытекающих отсюда экспериментов с литературной формой (в частности, Хулио Кортасара, Жоржа Перека47 и др.) к гипертекстам Милорада Павича, которые, несмотря на свою вынужденную «книжность», стремились прорваться в «электронную эпоху», далее – к электронным гипертекстам Майкла Джойса и других писателей, провозгласивших «смерть» печатной книги, и снова – возвращение к бумажной книге с ее подчеркнутой материальностью и в то же время с уже привычными «электронными» качествами самого текста.