Languages

You are here

М. Волошин и Первая мировая война

Научные исследования: 
Авторы материалов: 

Maximilian Voloshin and the 1st World War

 

Орлова Екатерина Иосифовна
доктор филологических наук, профессор, зав. кафедрой истории русской литературы и журналистики факультета журналистики МГУ имени М.В. Ломоносова, ekatorlova@yandex.ru

Ekaterina I. Orlova
PhD in philology, professor, chair of Russian literature and journalism history, Faculty of Journalism, Moscow State University, ekatorlova@yandex.ru

 

Аннотация

Уникальность отношения М. Волошина к Первой мировой и гражданской войнам заключается в том, что он встает между враждующих лагерей. Считая политическую журналистику тотальной ложью, Волошин в 1915-1916 гг. печатает в периодике статьи о современном французском искусстве и стихи, впоследствии составившие книгу «Anno Mundi Ardentis. 1915».

Ключевые слова: М. Волошин, Первая мировая война, гражданская война, журналистика.

 

Abstract                            

Uniqueness of Maximilan Voloshin’n position in the 1st World war and the civil war in Russia expressed itself in  his standing between fighting  groups. Сonsidering political journalism as a common lie, Voloshin in 1915 – 1916 published his articles on French fine arts and his poems, which later composed his book «Anno Mundi Ardentis. 1915».

Key words: Maximilian Voloshin, the 1st World war, the civil war, journalism.

                                                                                           

«Один среди враждебных ратей –
Не  их, не ваш, не свой, ничей…»

М. Волошин

 

В своих отношениях к двум войнам – Первой мировой и гражданской – М. Волошин был един, а его поистине беспримерная позиция в «русской усобице» была внутренне подготовлена еще раньше.

Именно во время Первой мировой войны М. Волошин вновь выходит на страницы российской периодики. Как раз тогда прорывается молчание, создавшееся вокруг его имени в 1913 г., после скандала с Репиным, когда Волошин осудил жестокость его картины «Иван Грозный и сын его Иван». Шокированное позицией Волошина общество, представленное в данном случае редакциями газет и журналов, отказывается его публиковать.

Отношение Волошина  к войне не имеет аналогов. Если во время гражданской войны он стоит не над всеми, а между враждующих лагерей, то еще сложней его стремление во время всемирной войны остаться человеком Европы, больше – человеком мира, в обоих смыслах слова мир. Война, по Волошину, изначально бесплодна, а единственно верным для поэта становится быть свидетелем, «оком и ухом». Для исполнения этой свыше данной ему миссии поэт должен отказаться от участия в распре государств.

Мировая война для Волошина – это трагедия разъятия мира. «В эти дни нет ни врага, ни брата: /Все во мне, и я во всех; одной / И одна – тоскою плоть объята / И горит сама к себе враждой». Итак, борющиеся между собой народы, по Волошину, –  это «одна плоть».

Было что-либо подобное у современников М. Волошина? Отсутствием чувства вражды он, конечно, сближается с К. Бальмонтом.  Именно с ним, в знак протеста против переименования Петербурга в Петроград, Волошин договаривается написать одновременно стихи, в которых слово Петербург было бы зарифмовано и, следовательно, не могло быть изменено. Некоторые исследователи находят созвучие между волошинскими  стихами этих лет и стихотворением Н. Гумилева «Второй год». Тогда же выходит и книга Волошина «Anno Mundi Ardentis. 1915» («В год пылающего мира». Пг., 1916; дальше в тексте статьи – «Anno Mundi Ardentis. 1915» (АМА) с указанием страниц).

Но Гумилев, в отличие от Волошина с энтузиазмом отнесшийся к войне, принимавший в ней участие, пишет и другое (имею в виду концовку стихотворения «Та страна, что могла быть раем…») – строки, совершенно невозможные в устах Волошина. Известны его слова, обращенные к военному министру и повторенные в письмах: «Я отказываюсь быть солдатом, как Европеец (так. – Е.О.), как художник, как поэт: как Европеец, несущий в себе сознание единства и неразделимости христианской культуры, я не могу принять участия в братоубийственной и междоусобной войне <…> Как художник <…> я не могу принять участия в деле разрушения форм, и в том числе самой совершенной  –  храма человеческого тела <…> Как поэт, я не имею права подымать меч, раз мне дано Слово, и принимать участие в раздоре, раз мой долг – понимание»1.

Периодические издания печатают стихи Волошина, впоследствии составившие АМА («Аполлон», «Русская мысль» и др.). Кроме того, Волошин пишет для газеты «Биржевые ведомости» цикл статей о Париже, о французском искусстве, а вернувшись  в Россию, выступает в Обществе ревнителей художественного слова с «наблюдениями над художественной и литературной жизнью» Франции2.

Две вещи из АМА имели необычную, хотя и неодинаковую судьбу. Стихотворение «Россия» («Враждующих скорбный гений…») Волошин сознательно исключил из книги, на его месте стоят ряды отточий, а в сноске значится: «стихотворение <…> обращенное к России, не должно быть напечатано теперь по внутреннему убеждению автора» (АМА. С. 22). Однако тем самым ему, отсутствующему, было отведено определенное место в композиции книги. Оно было опубликовано позднее в газете «Власть народа» (28.07.1917) и должно было, по мысли Волошина, открывать задумывавшуюся им книгу «Неопалимая купина». Конечно, не могли мыслиться опубликованными в 1915 г. такие строки: «Взвивается стяг победный… / Что в том, Россия, тебе? / Пребудь смиренной и бедной – / Верной своей судьбе». В 1917-м они звучали уже как сбывшееся пророчество.

Стихотворение «Газеты» вошло в АМА, но с тех пор было републиковано лишь в 2000 г. Написанное через день после объявления Италией войны Австро-Венгрии, оно, конечно, проясняет отношение Волошина к политической журналистике, особенно во время войны. Впрочем, еще раньше, в 1905 г., Волошин пишет М. Сабашниковой: «Я с утра отравляюсь газетными телеграммами; это страшно вредно. Мысль загрязнена на целый день» (ВМ. Т. 1. С. 514).

Газеты

Я пробегаю жадным взглядом
Вестей горючих письмена,
Чтоб душу влажную от сна
С утра ожечь ползучим ядом.

Ложь заволакивает мозг
Тягучей дремой хлороформа
И зыбкой правды полуформа
Течет и лепится, как воск.
И, гнилостной пронизан дрожью,
Томлюсь и чувствую в тиши,
Как, обезболенному ложью,
Мне вырезают часть души.
Не знать, не слышать и не видеть…
Застыть как соль… уйти в снега…
Дозволь не разлюбить врага
И брата не возненавидеть!

 

Вообще же явственно видны общие силовые линии в позиции и в творчестве Волошина: от  стихов 1905 г. («Ангел мщенья» и «Предвестия») – к АМА и затем к стихам о революции и гражданской войне. В первую очередь это аллюзии на Тютчева, Достоевского, библейские образы (в АМА ветхозаветные, в стихах революционных лет и евангельские). Но эта тема, так же как и история оценки критикой книги «АМА», заслуживает отдельного разговора. Относительно же своей позиции в «годы пылающего мира» сам Волошин напишет много позднее: «Я и германского дуба не предал, / Кельтской омеле не изменил».

 


  1. Волошин Максимилиан. Собр. соч. М., 2011. Т. 10. С. 540. Дальше ссылки на это издание даются в текcте статьи с сокращением − ВМ. (Voloshin Maksimilian. Sobr. soch. M., 2011. T. 10. S. 540. Dal'she ssylki na eto izdanie dayutsya v tekcte stat'i s sokrashcheniem − VM.)
  2. Отчет об этом заседании см.: Аполлон. 1916. № 4-5. С. 87. (Otchet ob etom zasedanii sm.: Apollon. 1916. № 4-5. S. 87.)