Languages

You are here

Ключ к власти (Архетипические паттерны политической риторики)

Научные исследования: 
Авторы материалов: 

Key to Power
(Archetypal Patterns of Political Rhetoric)

 

Светлана Андреевна Шомова
доктор политических наук, профессор факультета медиакоммуникаций Национального исследовательского университета «Высшая школа экономики», sshomova@yandex.ru

Svetlana A. Shomova
Doctor of Political Science, Professor Faculty of Media Communication National Research University “Higher School of Economics”, sshomova@yandex.ru

 

Аннотация

Понятие паттернов коммуникации рассматривается современными исследователями не только как психологический феномен, но и как языковой концепт. На взгляд автора, паттерны политической риторики могут быть тесно связаны с культурным контекстом и зачастую носят архетипический характер. В статье обосновывается понимание риторических паттернов как определенного «узора смыслов», повторяющегося рисунка ключевых слов и лингвистических конструкций, свойственных речи того или иного политика; проводится анализ ключевых вербальных паттернов российских лидеров и прослеживаются воплощаемые ими культурные архетипы.

Ключевые слова: политическая коммуникация, политическая риторика, архетип, паттерн, имидж.

 

Abstract

The term of communication patterns considered by modern scholar not only as a psychological phenomenon but as a linguistic concept . According to the author the patterns of political rhetoric can be closely linked to the cultural context and they have often the archetypal character. The article explains the understanding of certain rhetorical patterns as a repeating pattern of keywords and linguistic structures inherent in the speech of a politician, analysis of the key verbal patterns of Russian leaders and traced them embodied cultural archetypes.

Key words: political communication, political rhetoric, archetype, pattern, image.

 

Политическая риторика относится к тем технологиям коммуникативного воздействия на аудиторию, которые в последние годы переживают свое второе рождение. Будучи весьма востребованной со времен античности и до Ренессанса, необъяснимо и стремительно теряющая авторитет начиная с эпохи Нового времени, в XX в. она вновь обретает общественный престиж и вызывает заслуженный интерес как теоретиков, так и практиков коммуникации. «Представления о том, что слова – это простое сотрясение воздуха, в информационный век оказались существенно поколеблены… – не без оснований считают специалисты. – Когда люди поняли, что удачная метафора способна изменить общественную жизнь скорее, чем мускульные усилия многих людей, успех риторики оказался предрешенным»1. Мы скажем даже более: речи, произносимые политиками в публичном пространстве, тиражируемые массмедиа, способны стать одним из главных средств создания новых идентичностей и смыслов, существенным элементом конструирования новой социальной реальности2.

Отдавая должное широте спектра проблем, которые решает политическая риторика, остановимся, тем не менее, лишь на одном тематическом аспекте ее разнообразных, не изученных до конца возможностей. Нас интересует вербальное своеобразие речи политиков и, прежде всего, вопрос об эффективности использования в политическом языке повторяющихся лингвистических конструкций, семантических доминант, специфических лексем, формирующих тот или иной архетипический образ и создающих своего рода «поле мифологического притяжения» вокруг личности лидера.

Заметим, что вопрос об архетипических сверхсмыслах, находящих отражение в политической риторике, не раз поднимался в гуманитарном знании. Речь идет, если можно так выразиться, о «лингвистической проекции» архетипа на высказывания политика и об особых, принципиально важных для лидера структурных единицах языка: ключевых словах, метафорах, фразах… Одна из последних отечественных работ на эту тему принадлежит В.Н. Яшину и посвящена феномену архетипических ключевых слов (АКС) в интересующей нас сфере политической коммуникации. Под архетипическими ключевыми словами в данном случае подразумевается «общеупотребительная, устойчивая в политическом словаре несобственно-политическая лексика, не связанная с конкретными концептами политической власти <…> АКС отражают лингвокогнитивные и мировоззренческие основы политической речи, вербализуют топосы официального государственного политического дискурса»3.

Понятие ключевых слов (хотя уже и без важного для нас определения «архетипические») используется применительно к языку политики и другими авторами. Так, Т.В. Шмелева вводит термин КСТМ (ключевые слова текущего момента), говоря об их «выдвинутости» в текстовом пространстве, формировании новых стереотипов и т.д.4 К.Н. Лоскутова выделяет в качестве отдельной категории ключевые слова советского политического языка и увязывает их рассмотрение с проблемами речевого манипулирования, идеологического и пропагандистского воздействия на аудиторию5. В целом сам термин «ключевые слова», как некий концепт, характеризующий тот или иной текст, представляется нам достаточно адекватным для риторического анализа обращений политической коммуникации, но при этом недостаточно полно, излишне «точечно» описывающим происходящие в ней процессы.

Более широкий абрис интересующего нас явления дает в своей книге «Русский Сократ. Лекции по сравнительно-исторической риторике» А. Михальская. «Ключевые слова существуют в логосфере и в идиолекте не поодиночке, – совершенно справедливо указывает она, – но образуют вокруг себя “субсферы”, объединения близких по значению слов-понятий»6. Называя эти субсферы семантическими полями, «стянутыми» вокруг смысловых центров – ключевых слов, исследовательница, в частности, рассматривает с помощью данной терминологии риторику фашизма и вычленяет ряд ее главных семантических полей, определяемых словами «борьба», «раса», «превосходство», «пол» и так далее. Таким образом, система ключевых фраз публичной речи рассматривается как отражение системы взглядов политика, с чем нам хотелось бы (при определенных уточнениях) согласиться.

Еще более объемно описывают повторяющиеся структурные конструкции языка политики те исследователи, которые увязывают их с типами политического дискурса и занимаемой конкретным лидером идеологической нишей. Например, в статье В.И. Убийко выделяются следующие типы дискурса и соответствующего им речевого поведения политика: акционально-прагматический (ключевыми словами являются дело, делать, строить, спасать − идет апелляция к деятельности); рационально-идеалистический (честный, бесчестный, понять −апелляция к разуму и идеалу); иррационально-романтический (ключевые слова – духовность, вера, православие, покаяние − апелляция к духовным архетипам культуры); провокационно-эмоциональный (широкий выбор ключевых экспрессивных выражений − апелляция к эмоциям); цинично-прагматичный (апелляция к деляческой хватке, к цинично-приземленному взгляду на жизнь) и иные7.

В ту пору, когда писалась статья названного автора, совершенно определенно на те или иные указанные ниши «накладывались» риторические стратегии Г. Явлинского, Г. Зюганова, В. Жириновского и иных политиков. Сегодня, разумеется, список мог бы измениться. В то же время современные исследователи заключают, что ни один из выделенных типов вербального поведения не может работать на политика в полной мере эффективно: необходимо качественное смешивание многих вариантов и постоянный поиск индивидуального «профиля» риторического мастерства.

Таким образом, мы видим, что, равно отмечая наличие неких повторяющихся конструкций в языке политики и политиков, исследователи по-разному описывают их компоненты и системные характеристики: от признания бытования в логосфере единичных ключевых слов (архетипических, «текущего момента» и т.д.) до упоминания особых семантических полей речевой области политической культуры и специфических ниш политического дискурса.

Соглашаясь с правомерностью всех названных подходов к исследованию интересующего нас явления, мы все же хотели бы предложить еще одно, весьма операциональное, с нашей точки зрения, понятие, точнее и объемнее описывающее феномен сверхсмысловых единиц вербальной политической коммуникации. Речь идет об архетипических паттернах политической риторики.

Отметим сразу, что мы не говорим сейчас о явлении, которое было бы сходным с теорией архетипических метафор М. Осборна. Данный автор указывал на то, что политики в своей речи часто используют образы природного цикла, света и тьмы, жары и холода, болезни и здоровья, мореплавания и навигации и т.д. Такие метафоры опираются на универсальные архетипы, служат основой для понимания людьми друг друга и в то же время создают основу для политического воздействия и убеждения8. Тема крайне интересна и поэтому заслуживает дальнейшего осмысления. Но в данном случае мы не имеем в виду образные конструкции речи, мы рассматриваем именно повторяющиеся словесные фрагменты, не обязательно образующие собственно метафоры.

Возвращаясь к интересующему нас определению, заметим, что концепт паттерна, достаточно активно использующийся сегодня в гуманитарных науках, тем не менее, все еще является дискуссионным даже в области собственных дефиниций. В общем и целом паттерн – это повторяющийся образец, шаблон, образующий разнообразие готовых вариантов в разных областях человеческой деятельности. Набор стереотипных поведенческих реакций в психологии, матрица решения проектных задач в компьютерном программировании, специфическая симметрия в природе, схема повторяющегося узора в дизайне и т.д. – паттерн всегда представляет собой эффективный набор заранее заданных элементов, своего рода рисунок или орнамент, характерную регулярность.

«Поиск паттерна является основой всех научных исследований, там, где находится паттерн, есть и смысл − этот эпистемологический принцип также относится и к изучению человеческой коммуникации», – утверждают П. Вацлавик, Дж. Бивин и Д. Джексон9. Особые закономерности и правила поведения у названных авторов; устойчивая, смыслообразующая группа связей, оставляющая непременный след в памяти у Э. де Боно10, – паттерны с увлечением отыскиваются сегодня разными исследователями в самых разнообразных областях знания; применение данного термина к любым сферам мышления, деятельности, коммуникации и творчества дает зачастую самые неожиданные и любопытные результаты.

Наиболее разработанной (как этого и следовало ожидать, исходя из начальной, психотерапевтической точки отсчета изучения паттернов) концепция данного феномена является в психоанализе и психологической теории. Но применительно к проблемам политической риторики для нас особенно важно, что паттерн коммуникации в современных источниках фигурирует не только как психологический концепт, но и как лингвистическое явление, которое имеет собственно языковое представление и описание; при этом «основной характеристикой паттернизированной речи являются позиционные вариативные повторы коммуникантами слов, реплик и/или взаимообменов репликами, имеющими одинаковые исходы»11. Речь обычно идет об информационных и эмоциональных повторениях, которые могут отражать многообразные личностные, авторские, онтологические представления о действительности. Однако нам трудно согласиться с тем, что паттерн коммуникации, как лингвистическое явление, представлен исключительно «эмоциональным диалогом»12. С нашей точки зрения, в политических коммуникациях этот феномен зримо присутствует и в монологической речи, а также может включать в себя не только эмоциональные, но и логические, лексические, семантические повторы, структурирующие политический язык и моделирующие определенный устойчивый образ лидера.

Заметим, что, употребляя словосочетание «лингвистические паттерны», современные исследователи акцентируют внимание не только на повторяемости в речи политика тех или иных конструкций, но и на тесной связи их с попытками передачи аудитории некоего смыслового кода. «Политик говорит, не преследуя цели непосредственного общения, главное − произнести ту или иную фразу в определенном контексте <…> И важно, чтобы слушающий не просто узнал тот или иной словесный сигнал, а правильно его понял»13. При этом одни из упомянутых нами авторов склонны понимать под паттернами вербальной коммуникации те или иные приемы риторического воздействия на аудиторию (построение ассоциаций, использование пресуппозиций и т.д.), обязательно находящие выражение в определенных лингвистических конструкциях, а другие – сами эти конструкции, конкретные языковые элементы в речи политика. Это заставляет нас лишний раз подчеркнуть неоднозначность самого термина «паттерн» в коммуникативных исследованиях и сделать вывод о недостаточно устоявшемся его понимании.

Сформулируем предлагаемую нами концепцию. Во-первых, сегодня производить анализ речевой деятельности политиков целесообразно с позиций ее паттернизации, то есть наличия в политической риторике не просто отдельных ключевых слов или нишевых идеологических сфер, а повторяющегося «узора» смыслов, семантических матриц, запрограммированных на определенное воздействие на аудиторию и находящих выражение в повторяющихся лингвистических конструкциях в речи политика. Во-вторых, мы исходим из предположения, что эти матрицы могут быть тесно связаны с культурным контекстом и зачастую носят архетипический характер,а соответственно, позволяют апеллировать к самым глубинным структурам сознания слушателя. Кроме того они позволяют также обнаружить, выявить неосознаваемые либо намеренно скрытые подлинные идеи, устремления, ценности самого политика, ибо «субъект, достигнувший высот власти и кажущийся со стороны и самому себе рациональным, контролирующим свои эмоции и чувства и вполне осознающим свои цели, тем не менее, по-прежнему остается под довлеющим влиянием своего собственного бессознательного “второго” “Я”. Оно по силе воздействия может превосходить, и часто превосходит его разум, знания и опыт, а также знания и опыт советников, его окружающих»14.

Необходимо напомнить, что взаимосвязь, соположение рядом концептов «архетип» и «паттерн» закономерны: по классическому определению, «архетипы – непредставимые сами по себе, они свидетельствуют о себе в сознании лишь посредством некоторых проявлений, а именно в качестве архетипических образов и идей. Это коллективные универсальные паттерны (модели, схемы) или мотивы, возникающие из коллективного бессознательного и являющиеся основным содержанием религий, мифологий, легенд и сказок»15. Новым поворотом можно считать лишь поиск особых риторических паттернов в политической коммуникации, а также обнаружение их архетипического характера, формирующего создание определенного образа лидера.

Продолжая разговор об архетипах в риторике, хотелось бы напомнить, что сама «коллекция» этих образов и идей не является в современной теории чем-то целостным, бесспорным, устоявшимся и единым. Так, родоначальник концепции, К. Юнг, рассматривая архетипы как всечеловеческие предрасположенности к восприятию и оцениванию значимых фактов внешнего мира и внутреннего мира личности, выделяет среди множества архетипических конструкций следующий набор их основных вариантов: Анимус, Анима (как мужское и женское начало души), Великая мать, Божественный ребенок, Тень, Трикстер и др.16 Использованные затем в работах многих исследователей, наиболее многовариантный и структурированный вид идеи Юнга стали обретать в конце XX – начале XXI вв. Например, у Дж. Бибе появляются весьма любопытные с точки зрения политико-коммуникационного анализа архетипы Оппозиционной личности и Демонической личности17, а М. Марк и К. Пирсон существенно расширили и обогатили набор вариантов, добавив и подробно исследовав типы Бунтаря, Любовника, Творца, Простодушного и других, особенно выделив привлекательные с точки зрения нашей темы типы Правителя и Заботливого18.

В исследованиях электоральной коммуникации, политического PR-взаимодействия принято считать, что в своих коммуникативных стратегиях и особенно предвыборных программах политики чаще и успешнее всего эксплуатируют один-единственный главный архетип – архетип Героя. В частности, М. Кошелюк в своей книге «Выборы. Магия игры. Технология победы» (он далеко не одинок в подобном мнении) утверждает, что к архетипу Героя-лидера восходит имидж любого политика. «Полноценный имидж, – пишет он, – может быть сформирован только через совокупность образов-прототипов, конкретизированных в большей или меньшей степени. При ближайшем рассмотрении оказывается, что эта совокупность ассоциируемых с политиком образов не случайна. Зоной их пересечения является базовый архетипичный образ Героя-лидера, способного преодолевать препятствия, побеждать Дракона <…> Доказательство способности политика “побеждать Дракона” может быть определено в качестве базовой задачи формирования имиджа <…> Но время, отведенное политику (без соответствующей коррекции имиджа), ограничено периодом актуальности соответствующей проблематики. Герой востребован до тех пор, пока требуется (ожидается) его участие в развитии событий. Затем на смену ему идут другие герои»19.

Допуская, что героические черты архетипа «отрабатываются» и предъявляются политиком публике в различных поведенческих моделях PR-коммуникации, мы не находим, что данный тезис всегда и бесспорно применим к вербальной стороне образа.

Посмотрим, например, какие повторяющиеся элементы обнаруживаются в риторике президента страны В.В. Путина. В качестве исходных эмпирических образцов для начала возьмем тексты его ежегодных Посланий Федеральному собранию. Последовательный анализ всех десяти (включая недавнее, 2013 г.) выступлений позволяет выделить ряд терминов и понятий, рядоположение которых из года в год действительно складывается в некий шаблонный «узор», не всегда безупречный с точки зрения стилистики, но зато вполне узнаваемый. Речь идет о главном словесном паттерне, о своего рода языковом шаблоне, выражающемся словами «Россия-страна-развитие» или в некоторых случаях «Россия-государство-развитие», рисунок которого эпизодически дополняется в годы первого президентства Путина лексемами «экономический», «государственный», «власть», а в более поздние периоды – неожиданно всплывающими с высокой частотой понятиями «задача», «гражданин», «общество» или «ребенок» (последнее, в частности, характерно для послания 2006 г. − в преддверии объявленного в России Года ребенка). Характерны и глаголы, употребляемые политиком (особенно заметен этот алгоритм в ранних Посланиях, относящихся к 2000−2006 гг.): «гармонизировать», «модернизировать», «адаптировать», «нормализовать», «оптимизировать»… Добавим еще, что «орнамент» паттерна, как повторяющегося словесного шаблона речи политика, выглядел бы неполным без упорно дублируемых в различных своих вариантах лексем «должны» и «нужно»20.

Для нас важно отметить, что данные словесные повторы создают отдельные «точки напряжения» в текстах Посланий, однако не связывают их воедино сюжетно, не являются элементами единой структуры каждого из них. Риторика официальных посланий лидера представляет собой несколько «рваный» дискурс, лишь точечно отражающий комплекс отдельных идеологем и политических постулатов. На эту особенность жанра Послания Президента РФ обращают внимание и другие ученые: так, В.С. Мартьянов, посвятивший первым посланиям В.В. Путина отдельное исследование, справедливо замечает: «Риторическое пространство посланий представляет собой “лоскутное одеяло”, ряд почти не связанных между собой проблемных тем и задач. Президент лишь расставляет контекстуальные смысловые акценты в наиболее актуальных “здесь и сейчас” проблемных и приоритетных областях российской политики и общества. При этом послания скорее следуют тематике сложившейся информационной повестки дня, нежели претендуют на ее формирование»21.

Однако это не означает, что в политической риторике не проявляются скрытые архетипические черты как некая единая «природная константа» личности лидера. Правда, образ, вырисовывающийся при наложении упомянутой выше словесной матрицы на общий коммуникативный абрис В.В. Путина, ничего общего не имеет с архетипом Героя – как бы это ни шло вразрез с привычным подходом теорий паблик рилейшнз. Формирующаяся посредством названных лингвистических паттернов политико-коммуникативная модель отвечает, на наш взгляд, мотивации жесткого структурирования мира и лежит, скорее, в семантической плоскости поисков устойчивости и стабильности, нежели «победы над Драконом». Типаж, опирающийся на риторический паттерн, образуемый названными понятиями, лучше всего соотносится с архетипом Правителя (что представляется абсолютно оправданным выбором осознанного PR-месседжа, когда речь идет об имидже президента страны). Сущность этого архетипа хорошо сформулировали М. Марк и К. Пирсон: «Правитель стремится “контролировать ситуации”, особенно если они начинают ускользать из рук. Задача Правителя − сделать жизнь максимально предсказуемой и стабильной. Он недвусмысленно заявляет: “У меня все под контролем”. Расценивая все человеческие ситуации как исходно нестабильные, Правители вместо них вырабатывают процедуры, политику, обычаи и привычки, которые должны способствовать порядку и предсказуемости»22. К тому же это человек «с командной, авторитарной манерой поведения» (отсюда все эти «должны» и «нужно»), и главная его стратегия – осуществление руководства23.

Сходные риторические закономерности обнаруживаются и при анализе предвыборных выступлений и программ В.В. Путина. Заметим, что к конструированию таких выступлений специалисты по политическим связям с общественностью подходят особенно тщательно. Существует даже термин «коммуникативный заряд предвыборных обещаний»24, фиксирующий важную роль в таком выступлении определенных гарантий на будущее. Присутствуют ли громкие обещания в обозначенном жанре выступлений интересующего нас политика, и если да – то в какой вербальной форме они выражены? Особенностью риторики данного лидера является постепенный отказ от выраженных в речи напрямую, но относительно «размытых» обязательств в пользу конкретных целевых и ценностных модальных установок. М.И. Богачев, проводивший сравнительный контент-анализ предвыборных выступлений В.В. Путина 2000 и 2012 гг., отмечает: «Если в 2000 г. Путин обещал выполнить достаточно абстрактные действия – улучшить положение страны на международной арене, вернуть народу утраченную гордость и достоинство, сделать Россию великой державой, поднять уровень жизни и прочие трудно осязаемые вещи, то в 2012 г. автор оперировал более приземленными задачами социального характера: поднять пенсии, увеличить заработную плату, поддерживать контакты с традиционными для России религиями и т.п.»25.

Отметим, что выделенные этим исследователем единицы анализа снова хорошо сопрягаются с уже упомянутым архетипом Правителя. Скажем, цели, поставленные тогда еще кандидатом в президенты, – централизация, инвентаризация, учет, законность, сильное государство, контроль, защита, помощь слабым, социальное государство. Государственные ценности – суверенитет, великая держава, национальное достоинство, дисциплина, закон, демократия, сила, контроль. Исследователь выделяет также в текстах лексические характеристики, указывающие на «превосходство: эффективное, сильное государство; национальное достоинство; великая держава» и «обязанность: жесткий контроль; твердые правила; служебная дисциплина»26. Иными словами, государство и держава неизменно связываются в мышлении данного политического лидера с понятиями контроля, дисциплины, силы, централизации и твердых правил… Итак, можно отметить в предвыборных выступлениях В.В. Путина тот же смысловой рисунок, те же повторяющиеся связки ключевых слов, которые мы видели в его президентских Посланиях и обозначили как риторические паттерны.

Интересные закономерности прослеживаются и в чуть менее официальных, но столь же ритуализированных по форме новогодних президентских обращениях. Имеющие многолетнюю традицию в нашей стране и достаточно сильно отличающиеся по стилю и антуражу у разных политиков, эти обращения в устах В.В. Путина также претерпевают изменения по мере его пребывания у власти. Так, поздравление с наступающим 2013 г. было достаточно традиционным по стилю и хорошо соотносилось с привычной риторической стратегией этого политика; мы обнаруживаем в нем все тот же языковой паттерн «Россия-страна-развитие», который видели в Посланиях Президента. Но в этот раз он активно дополняется понятиями «Родина», «народ» и лексемами «мы», «сами», «общие», «вместе». Поблагодарив за доверие и говоря о том, что «мы сможем уверенно идти вперед», «строить сильное, успешное государство» и т.д., политик заходит в своей риторике дальше обычных коммуникативных обещаний и словно пытается взять под контроль планирования еще и частную жизнь граждан: мы «сами станем немного лучше. Станем более чуткими и милосердными, щедрыми и заботливыми к своим близким, своим детям и родителям, к друзьям, коллегам…». Это зримое проявление все того же архетипа Правителя, логичного для лидера нации, – Правителя, который «все контролирует и за все отвечает», а также постоянно апеллирует к модели «идеального поведения в нашем обществе»27.

Однако уже в этом обращении становится заметной новая специфическая особенность риторики российского президента, которая с еще большей силой проявилась в следующем по времени новогоднем обращении 2013 г. Заметим, что выступление 2013 г. вообще оказалось экстраординарным для устоявшейся политико-коммуникативной традиции. Во-первых, оно прозвучало перед жителями разных регионов нашей страны в двух вариантах. Во-вторых, эти варианты отличались не просто незначительными деталями, а новыми и важными тематическими акцентами: помимо проблемы борьбы с террористами, это добавление к тематике речи упоминания о паралимпиаде и некоторые другие. Наконец, в-третьих, президент впервые поздравил жителей страны с Новым годом не из столицы, а из Хабаровска, куда внезапно прилетел 31 декабря. Последний из упомянутых факторов не стоит недооценивать: формирование определенного пространства PR-коммуникации, нюансы смыслов, возникающие в зависимости от того, видим ли мы президента на фоне кремлевской стены или же на приеме, устроенном в честь участников и ликвидаторов летнего наводнения на дальнем Востоке, играют немалую роль в создании общего образа политика.

Однако вернемся к стилистической особенности данных текстов, упомянутой выше. Речь идет о появившемся в риторике В.В. Путина (и особенно сильно заметном в новогоднем поздравлении 2013 г.) стремлении дублировать сказанное с помощью синонимов, о настойчивом повторении одной и той же мысли за счет прагматически-избыточного (снова напрашивается определение паттернизированного, как оно употребляется в коммуникативистике28) предъявления смыслов. Это не значит, что принципиально поменялся основной архетипический паттерн речи; мы опять-таки обнаруживаем в тексте уже знакомую, хотя и чуть измененную связку «Страна-Россия-движение вперед» (последнее словосочетание заменило термин «развитие»). Но более всего риторический образ политика складывается благодаря повторяющимся лингвистическим конструкциям, представляющим собой пару близких по смыслу терминов, чаще всего объединенных союзом «и». Вот только некоторые из них: «теплые, сердечные», «единый и сплоченный», «с честью и достоинством», «милосердие и бескорыстная щедрость», «восстановить и построить», «с надеждой и мечтами», «удача и успех», «успешный и процветающий», «чувства и устремления», «планы и замыслы», «понимание и помощь», «любовь и забота», «здоровье и счастье», «согласие и благополучие»… Этих конструкций так много, их удельный вес в общей ткани выступления настолько велик, что вряд ли подобный риторический прием можно считать случайностью. В предыдущем году их было меньше, но тем не менее и там отмечались «доверие и поддержка», «родные и близкие», «работа и учеба», «творчество и созидание», «чуткие и милосердные», «щедрые и заботливые», «энергия и труд», «единство и ответственность» и т.д.

Конечно, большинство из этих конструкций вполне привычны, традиционны для русского языка. Но, несмотря на такую шаблонность (а может быть, и благодаря ей), они формируют в речи политика определенные лейтмотивы смыслов и за счет многочисленных повторов эффективно доносят эти лейтмотивы до реципиента коммуникативного послания. На наш взгляд, подобные семантические ряды не только служат целям упрощения и редукции содержания политической речи, не только способствуют суггестивному воздействию на слушателя, но и лишний раз отсылают нас к образу Правителя в его ипостаси заботливого отца, заботящегося о том, чтобы «дети» как можно лучше усвоили урок. Приведем сравнение В.З. Демьянкова, считающего, что политический дискурс (и дискурс опосредующих его СМИ) – это «нечто вроде закусочной “Макдональдса”: такой дискурс должен легко перевариваться и быстро производить свой эффект (“усваиваться”, как и любая fast food)…»29. И в этом смысле упрощенная лексика политической речи действительно может способствовать более успешному «ментальному усвоению» публикой установок и идей политика.

Разумеется, мы крайне далеки от наивной и прямолинейной мысли, что в коммуникативных приемах каждого конкретного политика (в данном случае – В.В. Путина) всегда отрабатывается один и тот же архетипический образ, повторяется всегда идентичная архетипическая идея. Напротив, мы убеждены, что проблема недостаточной эффективности политической PR-коммуникации, ощущения диссонанса, зачастую возникающая у электоральной аудитории, вызвана как раз противоречием, «рассогласованностью» тех многочисленных архетипических моделей, которые формируются вербальными, визуальными, поведенческими и иными стратегиями лидера. Скажем, коммуникативный абрис того же В.В. Путина довольно часто отсылает нас, скорее, к архетипу верховного Божества, а иногда – к символическому образу Мага и Волшебника, которые, словно фокусник из шляпы, достают чудеса, воплощают надежды, исполняют мечты. И тогда в ходе «прямых линий», например, по мановению руки президента, пенсионерке и фронтовичке вдруг повышают пенсию на 700 рублей, а девочка Катя получает щенка от собаки лидера. Или же абсолютно неожиданное заявление политика о помиловании М. Ходорковского, прозвучавшее после прямой трансляции «большой» пресс-конференции декабря 2013 г.; возникновение «архетипически-магических» ассоциаций в тот момент вполне поддерживалось комментариями экспертов в духе следующего: «Это просто чудо! Невозможно чуду дать экспертную оценку, как невозможно комментировать решения небесной канцелярии»30 … Однако, как семиотический знак, как символический культурный код, В.В. Путин чаще всего, с нашей точки зрения, воплощает собой все-таки архетип Правителя, в который хорошо укладываются лингвистические паттерны его речевого поведения и который хорошо отвечает общей цели политико-коммуникативного взаимодействия с аудиторией.

В качестве еще одного, наиболее свежего, примера конструирования адекватного риторического образа хотелось бы привести паттернизированные выражения «на нашей земле», «наша земля», «русская земля», крайне характерные в последнее время для риторики В.В. Путина31. Лидер использует данное понятие с высокой степенью частотности, причем не только в ситуациях, напрямую связанных с дипломатической или военной проблематикой, как в случае с присоединением Крыма: «Крым – исконно русская земля, а Севастополь – русский город. Крым – это Керчь, Балаклава, Малахов курган. Каждое из этих мест свято для нас, это символы русской воинской славы и невиданной доблести», но и в других выступлениях – в речи на Манежной площади, например, после победы на выборах: «Такие сценарии на нашей земле не пройдут!»; в речи на торжественном вечере, посвященном Дню сотрудника органов внутренних дел: «Целостность России, мир на нашей земле, безопасность наших граждан должны быть надежно защищены» и т.д.

Столь частое употребление лингвистического паттерна «наша земля» в текстах лидера абсолютно неслучайно и вполне оправданно с точки зрения эффективности политической коммуникации. На смысловую значимость подобного выражения указывает, в частности, А.Ю. Большакова, справедливо утверждающая: «Уже в “Слове о полку Игореве”, текст которого прорезает восклицание: “О, Русская земля!”, повествованию о деяниях выдающихся вождей сопутствует архетип Земли, здесь выходящий за натурфилософские границы и обретающий отчетливое политическое, социоисторическое, религиозное значение. Ведь князь Игорь и его дружина защищают свою землю, “побарая за христьяны на поганыя плъки”. Земля здесь − не только “своя территория”: в такое именование вкладывались важные идеологические смыслы: “родина”, “нация” и “народ”, “страна” и “государство”»32

Отметим, что обращение к архетипическому паттерну земли как родины и государства максимально полно соответствует общему образу Правителя, отмеченному нами в качестве ведущего в вербальных стратегиях В.В. Путина. Особенно хорошо это проявилось в выступлениях, связанных с присоединением Крыма, в которых политику удалось создать триумфальный образ победителя, собирателя русских земель, подлинного лидера нации, поддерживаемого большинством россиян. На это обращали внимание и западные СМИ; в частности, испанское издание «Эль Паис» (El Pais) назвало его обращение к Федеральному собранию «непревзойденным выступлением, самым настоящем шедевром». Цитируя вышеприведенную фразу политика из этого выступления, журналист отмечает не только торжественность антуража (звучание гимна, развешанные флаги и т.д.), но и общее риторическое воздействие лидера на аудиторию, смешение различного рода архетипов и символов в структуре речи: «С каким мастерством Путин выстраивает современную Россию на основе христианских принципов и гордости за победу, одержанную под руководством Сталина в Великой Отечественной войне! Путину удалось добиться невозможного: соединить в одно целое христианство, сталинизм и славянский национализм. Он восстанавливает царскую Россию, не забывая при этом о советской гордости. Если говорить о его речи, то она действительно безупречна!»33.

Согласимся, что нарисованный в проанализированных речевых примерах образ в целом достаточно хорошо отвечает общей стратегической модели коммуникации В.В. Путина. В то же время нельзя не признать, что Послания Федеральному собранию, предвыборные выступления, официальные речи или заранее записанные предновогодние поздравления – особый жанр; личный вклад политика в их создание невелик. Можно ли по ключевым словам подобных риторических текстов судить о подлинных намерениях и ценностях политика, о его личностных особенностях и глубинных устремлениях? На наш взгляд, такой выбор риторических образцов для первичного анализа вполне оправдан. С помощью политических технологов, специалистов по спичрайтингу (и, конечно, не без участия будущего главного коммуникатора) в них намеренно используются приемы и технологии, посредством которых затем будут сформированы определенные компоненты политического образа, а самому лидеру приданы те или иные имиджевые характеристики. При этом всегда любопытно сравнить, что планировалось «на входе» и что получилось «на выходе»… Конечно, не менее (а скорее, и более) ценными для выводов о подлинных интенциях и проявлениях «бессознательного Я» политического лидера следует считать его спонтанные высказывания, неожиданные «проговорки», вынужденные ответы на «острые» вопросы в ходе интервью или встреч с публикой. Но это тема уже другого исследования.

Логично было бы предположить, что похожие паттерны, обозначающие апелляцию к генотипу Правителя, должны отличать и выступления других российских лидеров – скажем, Б.Н. Ельцина или Д.А. Медведева в пору их нахождения у власти. Сходные политические ситуации чаще всего порождают сходные модели речевого поведения. Однако это не так. Президентская риторика сама по себе – особый жанр; согласно мнению Р. Блакара, справедливо считавшему язык инструментом социальной власти, тот, кому принадлежит наивысшее положение в обществе, может в любой момент самостоятельно решать, какой лингвистический механизм наиболее полезен, а также детерминировать не только выбор слов и выражений, но и словотворчество (создание неологизмов, новых слов и выражений), и выбор грамматических форм, и иные «правила языковой игры»34. Тем не менее, Д.А. Медведев, например, не слишком активно пользуется языком как «правом на индивидуализированную речь» - его достаточно скромные ораторские возможности, как и стремление следовать риторическим шаблонам, не раз отмечались аналитиками.

Интересно, что специалисты по политической лингвистике, с таким вдохновением подсчитывающие ключевые слова в дискурсе В.В. Путина, затрудняются в определении таковых у Д.А. Медведева, выделяя скорее универсальные, общие с другими лидерами темы его словаря35 или ведущие функции его речи (к которым в первую очередь относят императивную и информирующую). Нам же представляется, что, несмотря на отсутствие ярко выраженного индивидуального стиля речи Д.А. Медведева, устойчивые паттерны в ней обнаружить все же можно. Исходя из частотности упоминаний в речи определенных слов и словосочетаний, это, прежде всего, шаблоны, создаваемые лексемами «должны-необходимо-нужно». В первые годы нахождения у власти весьма популярными у политика были выражения бюрократического тезауруса: «решение», «мероприятие», «соответствующие»… При том, что данный лидер не прочь затронуть в публичной речи философский концепт свободы, языковые конструкции, возводимые вокруг него, достаточно «законопослушны»: от простого повторения самого термина в обрамлении различных прилагательных («Речь идет о свободе во всех ее проявлениях: о личной свободе, об экономической свободе, наконец, о свободе самовыражения» – 2008 г.) до очевидных трюизмов («Свобода лучше, чем несвобода» – в очередной раз в 2012 г.). В последние годы президентства (что вполне объяснимо пристрастием Д.А. Медведева к технологическому реформированию страны, в частности, к теме Сколкова) в речи политика появился еще один устойчивый лингвистический паттерн: «модернизация-инновации-технологии».

Перечисленные повторяющиеся языковые и смысловые конструкты довольно плохо сопрягаются с обычными для лидера нации архетипическими чертами Правителя. Весьма далеки они и от образа Героя, отважно сражающегося с Драконом. Наиболее подходящий архетип – предложенный М. Марком и К. Пирсоном вариант Простодушного, о котором они, в частности, пишут: «Надежды и мечты Простодушного фокусируются <…> на культурной трансформации, опирающейся на технологические достижения»36. Его главный страх – «сделать что-то неправильное или плохое, за чем последует наказание»37, а среди главных отличительных качеств архетипа – зависимость и послушность. Наблюдениям этих маркетологов словно вторят выводы экспертов, не раз сетовавших при анализе речевого поведения Д.А. Медведева на то, что «подражательность вкупе с полумальчишеской жестикуляцией и излишней старательностью при произнесении текстов порождает ощущение некоторой инфантильности»38.

Зато мы легко обнаруживаем долгожданный архетип Героя в риторической модели, характерной для А. Навального. К этому образу нас отсылает уже известный (хотя и достаточно иронический) слоган «Финальная битва между добром и нейтралитетом», который политик взял на вооружение едва ли не с первых месяцев появления на публичной сцене. Многие фразы Навального становятся афоризмами; его индивидуальный вербальный стиль ярко выражен. Среди лингвистических паттернов, обнаруживаемых в выступлениях оппозиционного лидера, – смысловые связки «борьба-победа-свобода», «человек-народ-сила-власть». «Казалось бы, все потеряно, но в это время по холмам скачет Герой и спасает ситуацию… – так описывают воплощение данного архетипа М. Марк и К. Пирсон. – [Он. – С.Ш.] стремится навстречу опасности, чтобы победить “зло”, защитить общество и священные ценности…». Однако тут же предупреждают: «Победивший Герой может оказаться чудовищем <…> На низшем уровне архетип Героя жаждет всего лишь господства»39.

Для нас важно также, что названные авторы отмечают: ловушка, в которую часто попадают люди, олицетворяющие этот архетип, связана с определенным высокомерием и постоянным поиском врага40. Соответствующие лингвистические конструкции характерны для риторики Навального; весьма заметна в ней также высокая частотность риторических противопоставлений по принципу «свой-чужой». Одна из вербальных стратегий, помогающих политику героизировать собственные свершения и сформировать образ противника, с которым необходимо сражаться и которого нужно победить, – упорное использование противопоставления «мы-они» в публичных речах. Так, на митинге 9 сентября 2013 г. на Болотной площади (завершение выборной кампании мэра Москвы) количество фраз, начинающихся с местоимения «мы» в речи Навального, оказалось почти чрезмерным. «Мы верим в свою победу!», «Мы еще поработаем», «Мы здесь власть!», «Мы главная политическая сила в этой стране!», «Мы действительно победили», «Мы не сдадимся!», «Мы точно знаем, что делать; мы точно знаем, как делать»… Подобный метод политической PR-коммуникации – использование местоимения «мы», обращение к адресату «от первого лица», прямая апелляция к его проблемам и ценностям – именуется специалистами «стратегией солидаризации» и считается одним из действенных механизмов утверждения идентификационного типа «свой». «Самоидентификация и описание “своих” общностей связаны с масштабностью адресации: “мы” может соизмеряться с социальными общностями и социальными группами… – утверждает Т.Л. Каминская. – Такой тип повествования позволяет автору текста <…> отождествлять себя с аудиторией»41.

Подкрепляя отмеченный нами лингвистический паттерн, связанный с лексемами «победа-сила-власть», постоянной самоидентификацией со своей аудиторией, умело выстраивая политико-коммуникативный митинговый диалог («Кто-нибудь может победить в России, кроме нас? – Не-е-ет! – Вы верите мне? – Да-а-а! – Я верю вам? – Да-а-а!»), названный политический лидер идет еще дальше, назначая себе общего с публикой врага. «Речь Навального – речь победителя… – описывает его выступление на митинге журналист, свидетель события. – Голос его гремит торжеством»42. «Самое естественное окружение для Героя – это поле битвы <…> Поскольку в нашей культуре в архетипе Героя так силен аспект Воина, многие инициативы <…> принимают очертания войн»43, – указывают специалисты в области архетипических исследований и их практического применения, подтверждая воинственные склонности политиков, воплощающих в себе данный архетипический образ. Одновременно они и предупреждают о его возможных имиджевых «минусах». В частности, говоря об одном из таких недостатков, М. Марк и К. Пирсон как будто прямо описывают А. Навального, сумевшего различными опрометчивыми высказываниями восстановить против себя немало бывших сторонников. Речь идет о тенденции «продолжать свой путь, пропуская мимо ушей конструктивную критику или защищаясь против критики (независимо от того, насколько актуальной или полезной она может оказаться)», которая может «представлять весьма серьезную опасность в рамках этого архетипа»44.

Таким образом, мы видим, что самый востребованный, с точки зрения политических технологов, «героический» архетип культуры находит свое отражение отнюдь не во всех речевых стратегиях, представленных на «рынке» политического маркетинга. Обнаружив его проявления в риторике именно оппозиционного политика, можем ли мы считать это некой закономерностью? Исследователи давно заметили, что «есть значительные различия в речевом поведении «лидера, борющегося за власть», и «лидера, достигшего власти». В первом случае речь служит орудием борьбы за получение высокого или высшего статуса – орудием установления иерархии. Во втором случае речь используется для сохранения достигнутого status quo»45. Так, может быть, стремление обозначить врага и «поразить Дракона» свойственно именно политикам, еще «не осуществленным», только идущим к властным вершинам?

На наш взгляд, это не так. Во-первых, политическая риторика – лишь часть общей коммуникативной стратегии лидера, и отсыл к архетипической «героизации образа» может осуществляться в иных гранях предъявляемого электорату публичного месседжа: например, в поведенческих моделях или в габитарных (внешних) компонентах имиджа. А во-вторых, вариации образа «Героя, стремящегося поразить врага», мы нередко обнаруживаем и в публичной риторике вполне состоявшихся политиков; скажем, знаменитая фраза В.В. Жириновского о русском солдате, который еще «омоет сапоги в Индийском океане», на наш взгляд, превосходно иллюстрирует данный архетип, хотя бессменного лидера ЛДПР трудно причислить к «неосуществленным» политикам.

Так или иначе, современная публичная риторика с каждым годом предоставляет исследователям все больше любопытного материала для анализа «профилей» российской политики. Изучение феномена политического имиджа «сквозь призму» архетипических риторических паттернов – лишь один из возможных поворотов темы, но, на наш взгляд, он заслуживает дальнейшего осмысления.

 


  1. Хазагеров Г.Г. Политическая риторика. М., 2002. С. 22. (Khazagerov G.G. Politicheskaya ritorika. Moskva, 2002. S. 22.)
  2. Об анализе политического текста российских лидеров см., напр., в работах Потсар А.Н.: Политический текст: слово и дело Дмитрия Медведева. – URL: http://www.forbes.ru/sobytiya-column/vlast/81787-slovo-i-delo-dmitriya-medvedeva; Политический текст: Алексей Навальный на митинге и в блоге. – URL: http://www.forbes.ru/sobytiya-column/lyudi/79586-politicheskii-tekst-aleksei-navalnyi-na-mitinge-i-v-bloge; Политический текст: Путин не для всех. – URL: http://www.forbes.ru/sobytiya-column/vlast/78528-politicheskaya-filologiya-putin-ne-dlya-vseh и др. (Ob analize politicheskogo teksta rossiyskikh liderov sm., naprimer, v rabotakh Potsar A.N.: Politicheskiy tekst: slovo i delo Dmitriya Medvedeva. – URL: http://www.forbes.ru/sobytiya-column/vlast/81787-slovo-i-delo-dmitriya-medvedeva; Politicheskiy tekst: Aleksey Naval'nyy na mitinge i v bloge. – URL: http://www.forbes.ru/sobytiya-column/lyudi/79586-politicheskii-tekst-aleksei-navalnyi-na-mitinge-i-v-bloge; Politicheskiy tekst: Putin ne dlya vsekh. URL: http://www.forbes.ru/sobytiya-column/vlast/78528-politicheskaya-filologiya-putin-ne-dlya-vseh i dr.)
  3. См.: Яшин В.Н. Архетипические ключевые слова отечественной политической речи: дис. … канд. филол. наук. Саратов, 2010 // Научная библиотека диссертаций и авторефератов. – URL: http://www.dissercat.com/content/arkhetipicheskie-klyuchevye-slova-otechestvennoi-politicheskoi-rechi (Дата обращения: 12.11. 2013) (Sm.: Yashin V.N. Arkhetipicheskie klyuchevye slova otechestvennoy politicheskoy rechi: dis. … kand. filol. nauk. Saratov, 2010 // Nauchnaya biblioteka dissertatsiy i avtoreferatov. – URL: http://www.dissercat.com/content/arkhetipicheskie-klyuchevye-slova-otechestvennoi-politicheskoi-rechi (Data obrashcheniya: 12.11. 2013))
  4. См.: Шмелева Т.В. Ключевые слова текущего момента // Collegium. 1993. № 1. С. 33−41.
    (Sm.: Shmeleva T.V. Klyuchevye slova tekushchego momenta // Collegium. 1993. № 1. S. 33−41.)
  5. См.: Лоскутова К.Н. Ключевые слова советского политического языка: дис. … канд. филол. наук. СПб, 2012 // Научная библиотека диссертаций и авторефератов. – URL: http://www.dissercat.com/content/klyuchevye-slova-sovetskogo-politicheskogo-yazyka (Дата обращения: 12.11. 2013) (Sm.: Loskutova K.N. Klyuchevye slova sovetskogo politicheskogo yazyka: dis. … kand. filol. nauk. Sankt-Peterburg, 2012 // Nauchnaya biblioteka dissertatsiy i avtoreferatov. URL: http://www.dissercat.com/content/klyuchevye-slova-sovetskogo-politicheskogo-yazyka (Data obrashcheniya: 12.11. 2013))
  6. Михальская А. Русский Сократ. Лекции по сравнительно-исторической риторике. М., 1996. С. 121. (Mikhal'skaya A. Russkiy Sokrat. Lektsii po sravnitel'no-istoricheskoy ritorike. Moskva, 1996. S. 121.)
  7. См.: Убийко В.И. О типологии политических дискурсов и их прагматической обусловленности // Политический дискурс в России – 4. Мат-лы рабочего совещания. М., 2000. С. 102. (Sm.: Ubiyko V.I. O tipologii politicheskikh diskursov i ikh pragmaticheskoy obuslovlennosti // Politicheskiy diskurs v Rossii – 4. Mat-ly rabochego soveshchaniya. Moskva, 2000. S. 102.)
  8. См. об этом подр.: Осборн М. Архетипичные метафоры в риторике: сфера образов «свет-тьма» // Политическая лингвистика. 2008. № 26. – URL: http://journals.uspu.ru/i/inst/ling/ling26/ling_6(26)2008_osborn.pdf (Дата обращения: 01.02.2014) (Sm. ob etom podrobnee: Osborn M. Arkhetipichnye metafory v ritorike: sfera obrazov «svet-t'ma» // Politicheskaya lingvistika. 2008. № 26. – URL: http://journals.uspu.ru/i/inst/ling/ling26/ling_6(26)2008_osborn.pdf (Data obrashcheniya: 01.02.2014))
  9. Вацлавик П., Бивин Дж. Джексон Д. Прагматика человеческих коммуникаций. Изучение паттернов, патологий и парадоксов взаимодействия. М., 2000. С. 29. (Vatslavik P., Bivin Dzh., Dzhekson D. Pragmatika chelovecheskikh kommunikatsiy. Izuchenie patternov, patologiy i paradoksov vzaimodeystviya. Moskva, 2000. S. 29.)
  10. См., напр.: де Боно Э. Водная логика. М., 2006. (Sm., nap.: de Bono E. Vodnaya logika. Moskva, 2006.)
  11. Сучкова Г.М. Прагматические аспекты речевого взаимодействия. Паттерны коммуникации // Вестн. Челябинского гос. ун-та. Филология, искусствоведение. 2008. Вып. 27. № 36. С. 137, 138. (Sm. ob etom: Suchkova G.M. Pragmaticheskie aspekty rechevogo vzaimodeystviya. Patterny kommunikatsii // Vestn. Chelyabinskogo gos. Un-ta. Filologiya, iskusstvovedenie. 2008. Vyp. 27. № 36. S. 137, 138.)
  12. Там же. С. 141. (Tam zhe. S. 141.)
  13. Лисова С.Ю. Политическая риторика: лингвистические паттерны // Право и политика. 2009. № 6. С. 1320. (Lisova S.Yu. Politicheskaya ritorika: lingvisticheskie patterny // Pravo i politika. 2009. № 6. S. 1320.)
  14. Задохин А. Бессознательное российских политических элит: архетипы и комплексы // Обозреватель-Observer. 2011. № 4. С. 26. (Zadokhin A. Bessoznatel'noe rossiyskikh politicheskikh elit: arkhetipy i kompleksy // Obozrevatel'-Observer. 2011. № 4. S. 26.)
  15. Зеленский В. Толковый словарь по аналитической психологии. М., 2008. С. 27. (Zelenskiy V. Tolkovyy slovar' po analiticheskoy psikhologii. Moskva, 2008. S. 27.)
  16. См.: Юнг К.Г. Архетип и символ. М., 1991. (Sm.: Yung K.G. Arkhetip i simvol. Moskva, 1991.)
  17. Beebe J. Evolving the eight-function model // Australian Psychological Type Review. 2006. Vol.8. No. 1. March. P. 39−43.)
  18. Марк М., Пирсон К. Герой и бунтарь. Создание бренда с помощью архетипов. СПб, 2005. (Mark M., Pirson K. Geroy i buntar'. Sozdanie brenda s pomoshch'yu arkhetipov. Sankt-Peterburg, 2005.)
  19. Кошелюк М. Выборы: магия игры. Технология победы. М., 2000. – URL: http://bookap.info/sociopsy/koheluk/gl6.shtm (Дата обращения: 08.01.2014) (Koshelyuk M. Vybory: magiya igry. Tekhnologiya pobedy. Moskva, 2000. – URL: http://bookap.info/sociopsy/koheluk/gl6.shtm (Data obrashcheniya: 08.01.2014))
  20. Хорошее визуальное подтверждение данные наблюдения находят в инфографике «РИА Новости». См.: Послания Владимира Путина в тэгах. – URL: http://ria.ru/infografika/20121212/914496431.html (Дата обращения: 06.06.2013) (Khoroshee vizual'noe podtverzhdenie dannye nablyudeniya nakhodyat v infografike «RIA Novosti». Sm.: Poslaniya Vladimira Putina v tegakh. – URL: http://ria.ru/infografika/20121212/914496431.html (Data obrashcheniya: 06.06.2013))
  21. Мартьянов В.С. Идеология В.В. Путина: концептуализация посланий президента РФ // Политэкс. Политическая экспертиза. – URL: http://www.politex.info/content/view/322/ (Дата обращения: 12.01. 2014) (Mart'yanov V.S. Ideologiya V.V. Putina: kontseptualizatsiya poslaniy prezidenta RF // Politeks. Politicheskaya ekspertiza. – URL: http://www.politex.info/content/view/322/ (Data obrashcheniya: 12.01. 2014))
  22. Марк М., Пирсон К. Указ. соч. С. 193-194. (Mark M., Pirson K. Ukaz. soch. S. 193-194.)
  23. Там же. С. 226-227. (Tam zhe. S. 226-227.)
  24. См. об этом подр.: Зверинцев А.Б. Коммуникационный менеджмент. Рабочая книга менеджера PR. СПб, 1997. С. 189 и др. (Sm. ob etom podr.e: Zverintsev A.B. Kommunikatsionnyy menedzhment. Rabochaya kniga menedzhera PR. Sankt-Peterburg, 1997. S. 189 i dr.)
  25. См.: Богачев М.И. От популизма к конкретике: результаты контент-анализа предвыборных программ В.В. Путина 2000 и 2012 годов // Бизнес. Общество. Власть. 2012. № 12. – URL: http://www.hse.ru/mag/27364712/2012--12/71240930.html (Дата обращения: 12.01. 2014) (Sm.: Bogachev M.I. Ot populizma k konkretike: rezul'taty kontent-analiza predvybornykh programm V.V. Putina 2000 i 2012 godov // Biznes. Obshchestvo. Vlast'. 2012. № 12. URL: http://www.hse.ru/mag/27364712/2012--12/71240930.html (Data obrashcheniya: 12.01. 2014))
  26. Там же. (Tam zhe.)
  27. См.: Марк М., Указ. соч. С. 231, 235. (Sm.: Mark M., Pirson K. Ukaz. soch. S. 231, 235.)
  28. См. об этом подр.: Сучкова Г.М. Указ. соч. (Sm. ob etom podr.: Suchkova G.M. Ukaz. soch.)
  29. Демьянков В.З. Интерпретация политического дискурса в СМИ // Язык СМИ как объект междисциплинарного исследования. М., 2003. С. 116. (Dem'yankov V.Z. Interpretatsiya politicheskogo diskursa v SMI // Yazyk SMI kak ob"ekt mezhdistsiplinarnogo issledovaniya. Moskva, 2003. S. 116.)
  30. Представители Ходорковского не комментируют информацию о помиловании // Метро. 2013. Дек., 19. – URL: http://www.metronews.ru/novosti/predstaviteli-hodorkovskogo-ne-kommentirujut-informaciju-o-pomilovanii/Tpomls---QPNiiru7Q6ZWs/ (Дата обращения: 20.12.2013) (Predstaviteli Khodorkovskogo ne kommentiruyut informatsiyu o pomilovanii // Metro. 2013. Dek., 19. – URL: http://www.metronews.ru/novosti/predstaviteli-hodorkovskogo-ne-kommentirujut-informaciju-o-pomilovanii/Tpomls---QPNiiru7Q6ZWs/ (Data obrashcheniya: 20.12.2013))
  31. На это обращают внимание различные исследования; см., в частности, интервью с А. Плисецкой: Черно-белая риторика. – URL: http://www.strf.ru/material.aspx?CatalogId=222&d_no=56566#.UzMLOvl_vX7 (Дата обращения: 01.12.2013) (Na eto obrashchayut vnimanie razlichnye issledovaniya; sm., v chastnosti, interv'yu s A. Plisetskoy: Cherno-belaya ritorika. – URL: http://www.strf.ru/material.aspx?CatalogId=222&d_no=56566#.UzMLOvl_vX7 (Data obrashcheniya: 01.12.2013))
  32. Большакова А.Ю. Теория архетипа и концептология // Культурологический журнал. 2012. № 1. – URL: http://www.cr-journal.ru/rus/journals/109.html&j_id=9 (Дата обращения: 26.03.2014) (Bol'shakova A.Yu. Teoriya arkhetipa i kontseptologiya // Kul'turologicheskiy zhurnal. – 2012. - № 1. – URL: http://www.cr-journal.ru/rus/journals/109.html&j_id=9 (Data obrashcheniya: 26.03.2014))
  33. El Pais: Лучшее выступление Путина обещает нелегкие времена. – URL: http://russian.rt.com/inotv/2014-03-20/El-Pas-Luchshee-vistuplenie-Putina (Дата обращения: 26.03.2014) (El Pais: Luchshee vystuplenie Putina obeshchaet nelegkie vremena. – URL: http://russian.rt.com/inotv/2014-03-20/El-Pas-Luchshee-vistuplenie-Putina (Data obrashcheniya: 26.03.2014))
  34. См. об этом: Блакар Р. М. Язык как инструмент социальной власти // Язык и моделирование социального взаимодействия. М., 1987. (Sm. ob etom: Blakar R. M. Yazyk kak instrument sotsial'noy vlasti // Yazyk i modelirovanie sotsial'nogo vzaimodeystviya. Moskva, 1987.)
  35. См., напр.: Олейник А. Президент говорит. – URL: http://www.gazeta.ru/comments/2013/12/13_a_5801733.shtml (Дата обращения: 18.12.2013)
    (Sm., naprimer: Oleynik A. Prezident govorit. – URL: http://www.gazeta.ru/comments/2013/12/13_a_5801733.shtml (Data obrashcheniya: 18.12.2013))
  36. См.: Марк М., Пирсон К. Указ. соч. С. 75. (Sm.: Mark M., Pirson K. Ukaz. soch. S. 75.)
  37. Там же. С. 64. (Tam zhe. S. 64.)
  38. Дмитрий Медведев: лингвистические хроники президентства.− URL: http://vlasti.net/news/30973 (Дата обращения: 07.02.2014) (Dmitriy Medvedev: lingvisticheskie khroniki prezidentstva. – URL: http://vlasti.net/news/30973 (Data obrashcheniya: 07.02.2014))
  39. Марк М., Пирсон К. Указ. соч. С. 107, 109. (Mark M., Pirson K. Geroy i buntar'. Sozdanie brenda s pomoshch'yu arkhetipov. Sankt-Pereburg, 2005. S. 107, 109.)
  40. Там же. С. 108. (Tam zhe. S. 108.)
  41. Каминская Т.Л. Адресат политической коммуникации в СМИ // Язык СМИ и политика / Под ред. Солганика Г.Я. М., 2012. С. 365, 372. (Kaminskaya T.L. Adresat politicheskoy kommunikatsii v SMI // Yazyk SMI i politika / Pod red. Solganika G.Ya. Moskva, 2012. S. 365, 372.)
  42. Поликовский А. Рождение вождя // Новая газета. 2013. № 101. Сент., 11. (Polikovskiy A. Rozhdenie vozhdya // Novaya gazeta. 2013. № 101. Sent., 11.)
  43. Марк М., Пирсон К. Указ. соч. С. 107, 108. (Mark M., Pirson K. Ukaz. soch. S. 107, 108.)
  44. Там же. С. 112. (Tam zhe. S. 112.)
  45. Михальская А.К. Русский Сократ. Лекции по сравнительно-исторической риторике. М., 1996. С. 92. (Mikhal'skaya A.K. Russkiy Sokrat. Lektsii po sravnitel'no-istoricheskoy ritorike. Moskva, 1996. S. 92.)