Languages

You are here

Коммуникация в системе социальных связей

Авторы материалов: 

Коммуникация в системе социальных связей 1

Communication in the system of social relations

 

Сорина Галина Вениаминовна
доктор философских наук, профессор философского факультета МГУ имени М.В. Ломоносова, gsorina@philos.msu.ru

Galina V. Sorina
Ph D in philosophy, Professor at the Faculty of Philosophy, Moscow State University, gsorina@philos.msu.ru

 

Аннотация
В статье представлены различные подходы к исследованию проблем коммуникации. Предлагается некоторый схематизм анализа коммуникативных отношений и вводятся два новых понятия: «критические коммуникативные отношения» и «некритические коммуникативные отношения», выявляются различия между ними, показывается, что введенные понятия помогают лучше понять целый ряд проблем в системе социальных связей.

Ключевые слова: коммуникация, критическое мышление, коммуникативные отношения, «критические коммуникативные отношения», «некритические коммуникативные отношения», коммуникативный контекст.

Abstracts
The article gives various approaches to communication studies. The author offers a sketchy analysis of communicative relations and introduces two new concepts: “critical communicative relations” and “non-critical communicative relations”. The scholar shows the differences between them, explaining how these two notions help to understand a number of problems in the system of social relations.

Key words: communication, critical thinking, communicative relations, critical communicative relations, non-critical communicative relations, communicative context.

 

Образно говоря, любое общество может быть представлено в качестве многоканальной системы коммуникативных связей и отношений. Сквозь призму коммуникативных отношений могут быть рассмотрены семья, любой производственный или творческий коллектив, любая общественная или политическая структуры. Система межгосударственных отношений может быть проанализирована сквозь призму коммуникативных связей и отношений, разноуровневых и многоканальных. Точно так же, внутри системы коммуникативных отношений можно объяснить особенности принятия решений на разных уровнях, в разных формах но всегда в зависимости от сложившихся социальных контекстов.

Понятие коммуникации уже давно обрела философский статус, его можно найти практически в любом современном философском словаре. В философский лексикон вошли такие словосочетания, как «коммуникативная рациональность», «коммуникативность познания», «коммуникативное сообщество», «коммуникативное действие», целый ряд других понятий, группирующихся вокруг понятия «коммуникация». Понятие коммуникации важно, например, для К. Ясперса, который различает два вида коммуникации: «объективную» и «экзистенциальную». Данное понятие важно и для философии Ю. Хабермаса, который вводит понятия «коммуникативного действия» и «коммуникативной компетенции». Без понятия коммуникации невозможно осмыслить важнейшие идеи философии К.О. Апеля, в частности, его «трансцендентальную прагматику» и так далее.

Совершенно очевидно, что для того, чтобы понять особенности философского лексикона, группирующегося вокруг понятия «коммуникация», понять различные формы коммуникативных отношений, необходимо разобраться в основных смыслах самого понятия «коммуникация», необходимо выявить важнейшие смыслы понятия «коммуникативные отношения». Лишь в этом случае станет возможным, наконец, понять особенности функционирования коммуникации в различных системах социальных связей.

В качестве инструмента анализа мне представляется возможным выбрать инструменты критического мышления. Но в таком случае точно так же становится очевидным, что необходимо прояснить смысл и значение понятий «критика» и «критическое мышление». Анализу этих понятий, точнее говоря, выявлению некоторого схематизма анализа выделенной проблематики и будет посвящена данная статья.

Сразу же хотела бы отметить, что все эти понятия оказываются контекстуально зависимыми, ибо каждая новая область исследования как бы задает свои модели коммуникации и коммуникационных отношений, критики и критического мышления. Так, например, по отношению к двум первым понятиям возможная схема анализа может быть представлена следующим образом. В литературе описаны различные модели коммуникации. Теория информации, исследования в области «искусственного интеллекта» породили множество математических и технических моделей коммуникации. В рамках гуманитарного знания сформировались иные модели коммуникации. В частности, Г.Г. Почепцов выделяет 25 теоретических и прикладных моделей коммуникации. Это – лингвистическая, литературная, театральная, герменевтическая, фольклорная, семиотическая, прагматическая, психоаналитическая, архетипическая, мифологическая, нарративная, социологическая, текстовая, философская, игровая, антропологическая, вещественная, деконструктивистская, постструктуролистическая, другие модели2. Классификация коммуникационных моделей, предложенная Почепцовым, проводится по разным основаниям. Однако вне зависимости от некоторой хаотичности представленного списка, анализ этого множества моделей позволяет показать, что каждая новая модель коммуникации влечет за собой уточнение определения центрального понятия исследования. В то же время множество различных характеристик и определений понятия «коммуникация» не исключает возможности их систематизации.

Именно такую систематизацию, в частности, проводит Г.В. Гриненко. Она отмечает, что «под коммуникацией обычно имеется в виду определенный тип общения между субъектами, характерной чертой которого является передача информации в той или иной форме. Но в ряде случаев понятие коммуникации трактуется более широко: как передача от субъекта к субъекту чего угодно (вещей, эмоций, свойств и т. д.), а не только информации». При этом сама Г.В. Гриненко понимает под коммуникацией прежде всего передачу текста в широком смысле слова, включающим в себя как вербальные, так и невербальные виды текстов3.

Различные способы трактовки коммуникации, наличие множества моделей коммуникации предполагает и разные способы её структурирования. Структура коммуникации, помимо минимально необходимых элементов, как-то: коммуникатор, коммуникант и текст, который передается в процессе коммуникативного акта4, может включать в себя, например, различные временные и социальные параметры коммуникации, риторические структуры внутри коммуникативного текста и так далее. Основания для различных способов структурирования коммуникации определяются, на мой взгляд, особенностями исследовательского коммуникативного контекста. Так, в рамках моей работы становится важным расширить «минимальную структуру коммуникации» за счет введения в неё следующего структурного элемента: коммуникативных отношений.

Под коммуникативными отношениями я буду понимать отношения, складывающиеся между субъектами по поводу передачи ими друг другу соответствующих текстов. Анализ различных коммуникативных моделей и процессов, происходящих на уровне социума, позволяет мне предложить и некоторую классификацию коммуникативных отношений . В контексте данной работы для меня основополагающим будет дихотомический подход к делению понятия «коммуникативные отношения». В качестве основания деления я буду использовать понятие «критика». В таком случае можно получить два основных вида коммуникативных отношений: критические и некритические.

Схематизм , исходно заложенный в способ построения данного текста , требует уточнения и того понятия, которое положено в основание деления. Кроме того, понятие «критика» оказывается необходимым понятием и для понимания особенностей критического мышления. Никоим образом не претендуя на введение какого-либо однозначного определения понятия критики, я опишу некоторый контекст его употребления.

Сама идея критики, начиная с древнегреческой философии, непосредственно связана со способностью к суждению, с искусством судить, давать определенную оценку. Кантовские критики («Критика чистого разума», «Критика практического разума», «Критика способности суждения») становятся мощным стимулом для исследования проблем критики во всех гуманитарных сферах. Например, на рубеже 18 и 19 веков в Германии в контексте развития предмета античной филологии особое внимание уделяется непосредственно анализу самого понятия критики. Здесь критика истолковывается как деятельность, направленная на расчистку путей понимания5.

Исследования в области филологической критики, как справедливо замечает Г.О. Винокур, становятся важнейшими на пути доказательства того факта, в соответствии с которым всякая критика обладает общей природой и единством метода. Такой подход к критике, в частности, в работах Ф. Шлейермахера постепенно приводит к кристаллизации герменевтики как самостоятельной области знания. Здесь критика, например, становится «искусством извлекать факты из рассказов и сообщений»6.

Идея критики как бы задает, с моей точки зрения, особое пространство для существования мысли. Каждый новый этап расширения пространства критики начинается с анализа существующего пространства и обнаружения в нем той точки собственного критического анализа, на базе которой можно конструировать и реконструировать наличное критическое пространство. Мне представляется, что здесь происходит что-то наподобие ньютоновского «Дайте мне точку опоры ? и я переверну мир». Всякая критика, в конечном счете, стремится, метафорически говоря, «перевернуть» один из выделенных миров из множества уже существующих миров, например, теоретического знания. Но в процессе подобного «переворачивания», как я полагаю, сохраняются важнейшие составляющие исходного мира, то есть не происходит полного разрушения исходного пространства, в котором начинает работать критик. В частности, такое положение дел складывается в ситуациях интерпретации. Критика и интерпретация оказываются, на мой взгляд, тесно переплетены между собой, в первую очередь, в сфере гуманитарного знания. С интерпретацией связаны проблемы прояснения смысла и значения текстов, вопросы оценки существующих текстов и появление в результате их анализа новых текстов7. Все это как раз и является, как я полагаю, формой проявления самостоятельного, а, значит, критического подхода к коммуникативным отношениям, например, с текстом. Критические коммуникативные отношения, в частности, на базе интерпретационной деятельности приводят к расширению и углублению наличного пространства знания, а не к его разрушению.

Такое же положение дел по отношению к исходному пространству знания складывается, на мой взгляд, и при осуществлении знаменитой попперовской «элиминации ошибок». Данная процедура, как это представляется мне, не разрушает пространство, из которого элиминируются ошибки. Наоборот, я думаю, что при «элиминации ошибок» происходит углубление, уточнение, расширение исходно сконструированного пространства. Достаточно вспомнить лишь некоторые классические соотношения, возникшие в результате критики и принадлежащие одному критическому пространству: евклидова и неевклидовы геометрии, ньютоновская и эйнштейновская физики, аристотелевская и неаристотелевские логики, философия Гегеля и Маркса и так далее. Примеры подобного не разрушающего, но развивающего критического пространства можно умножить8. Даже в том случае, когда, казалось бы, критика все разрушает, в реальном положении дел все равно оказывается, что структуры, разрушенные критикой, становятся исходным строительным материалом для построения новых конструкций, открытия новых исследовательских пространств. Так происходит сейчас, так было и на заре человеческой цивилизации, представленной, например, древнегреческой культурой.

Достаточно привести только один пример из области античной критической позиции, которая, в частности, привела к появлению таких самостоятельных областей знания, как теоретические миры исследований в области языка и политики. В качестве примера развития продуктивной критической позиции я, вслед за Б. Кассен, хотела бы привести пример критики онтологических идей Парменида в текстах Горгия.

Трактат Горгия о небытии, парадигматический для софистики, может быть понят «как дискурс второго порядка, критика первого, уже имевшего место дискурса, в данном случае Поэмы Парменида, чреватой всей платоновско-аристотелевской онтологией, столь прочно вошедшей в наш рацион»9. В Трактате о небытии Горгия онтология предстает как результат софистических рассуждений. Тогда как у Парменида – «говорить – значит высказывать бытие». Кассен исходит из того, что «появление политики как таковой, как особой инстанции, не подчиненной никакой другой… – это попросту важнейший эффект критической позиции по отношению к онтологии [курсив. – Г.С .], к дискурсу «Бытия», произносимому элеатами, и к дискурсу «Природы», исходящему из уст ионийцев»10. С точки зрения Кассен, «матрица политики софистов» заложена в Трактате о небытии Горгия. Трактат направлен на то, чтобы показать, что Бытие, Природа «есть не более, чем эффект речи». С этого момента, как считает Кассен, и происходит поворот от физики к политике. С этого момента софисты как мыслители о политике начинают исследовать «логические условия её возможности» , её несводимость к физике, к онтологии, к этике. Критика онтологии, по Кассен, приводит «к учреждению сферы политического»11.

Мне представляется, вполне оправданным следующий общий вывод. Критика предшествующего этапа развития культуры становится фундаментом для развития последующего. Фактически в любой части культуры постоянно возникает необходимость обсуждения, оценки сложившегося положения дел на фоне каких-то вновь возникающих оценок, теорий, действий, поступков и так далее . Невозможно, например, даже вообразить себе политику как уже сформировавшуюся сферу человеческой деятельности вне критики, выраженной, например, в каких-то отрицательных суждениях, указаниях на недостатки и так далее. Точно так же невозможно представить себе вне критики, вне критической интерпретации историю философской мысли или развитие любого иного вида гуманитарного знания.

Таким образом, приведенные характеристики понятия критики, с одной стороны, на мой взгляд, способствуют формированию достаточно устойчивого образа данного понятия, с другой стороны, сохраняют за этим понятием, в определенной степени, идею некоторого семантического примитива. Понятие «семантический примитив» я употребляю по аналогии и с идеей А. Вежбицкой, которая ввела это понятие12. «Семантический примитив» оказывается фундаментальным базовым понятием, идея которого и основные признаки как бы ясны, но при этом нет необходимости во введении его жесткого определения. Проведенный анализ, в свою очередь, думаю, позволяет мне перейти к описанию особенностей критических и некритических коммуникативных отношений.

Под критическими коммуникативными отношениями я буду понимать отношения между субъектами, выстраивающиеся на базе самостоятельных анализа и оценки представленных текстов. Критические коммуникативные отношения являются, на мой взгляд, основанием и условием развития современного человеческого общества, то есть общества, в рамках которого возникают и функционируют философия, политика, наука. Именно критическая коммуникация, с моей точки зрения, создает условия для возникновения всех трех выделенных выше важнейших сфер интеллектуальной деятельности человека, определяющей развитие культуры и цивилизации.

В свою очередь, под некритическими коммуникативными отношениями я буду понимать такие отношения между субъектами, которые исключают самостоятельный анализ и самостоятельную оценку соответствующих текстов. Некритические коммуникативные отношения предполагают, на мой взгляд, застой во всех сферах жизнедеятельности человека, включая все множество сфер социальных, политических и экономических отношений, науки, культуры в целом.

При помощи критики происходит трансформация системы первоначальных, некритических коммуникативных отношений, возникающих в человеческом обществе и отделяющих человека от животного, в продуктивные критические коммуникативные отношения. Эти отношения, на мой взгляд, не всегда жестко разделяются по эпохам или областям деятельности человека. Совершенно четко проявляется сформулированная выше позиция, например, в математике, где могут одновременно сосуществовать и взаимовлиять друг на друга периоды творчества и критики13. Такое же положение дел можно обнаружить во всех иных областях знания и культуры.

Вместе с тем, думаю, можно говорить о доминировании некритических / докритических коммуникативных отношений в начальный период становления человеческого сообщества. К числу таких отношений, как это представляется мне, можно отнести, во-первых, систему отношений по поводу сохранения жизни, связанную с производством как самой жизни, так и её поддержанием и, во-вторых – некоторые формы мифологических и религиозных отношений.

Однако характеризовать в целом мифологические и религиозные отношения только как некритические было бы, на мой взгляд, не совсем точно. Некритические мифологические и религиозные коммуникативные отношения характерны, как я полагаю, лишь для определенных этапов дофилософского, дополитического и донаучного периодов существования человека. Этот тип отношений не является константным применительно к различным областям жизнедеятельности человека. Возникшие философия, политика, наука вовлекают каждую из них, условно говоря, в критический оборот. В качестве примеров потенциальной возможности некоторого критицизма в мифологическом мышлении можно, на мой взгляд, привести древнегреческую мифологию в тех её фрагментах, где смертные спорят с богами. Ярчайшим примером критической коммуникации в рамках религиозного сознания является, например, на мой взгляд, история развития протестантизма. Число подобных примеров, думаю, можно умножить.

Вместе с тем в процессе развития человеческой цивилизации любая форма критических коммуникативных отношений может, в свою очередь, превратиться на какое-то время в свою противоположность. Подтверждением выраженной позиции, на мой взгляд, может стать анализ истории политических партий, в рамках которых лидер и его высказывания постепенно могут становится объектами, не подлежащими критики. Некритические коммуникативные отношения в обществе могут характеризоваться, например, при помощи понятий «застой», «тоталитаризм», в методологии науки – «нормальная наука» и так далее. Жесткое различение между критическими и некритическими коммуникативными отношениями характерно, как я уже отмечала, лишь для первоначального этапа возникновения человеческого общества. Далее действует то, что, на мой взгляд, можно назвать принципом Анаксагора – «все во всем» с преобладанием той или иной тенденции.

Критические коммуникативные отношения, с одной стороны, порождают критическое мышление, с другой стороны – базируются на нем. В частности, думаю, это хорошо прослеживается в творчестве одного из крупнейших теоретиков и практиков критики и критического мышления XX века, К. Поппера14. Различия между «критическими коммуникативными отношениями» и «некритическими коммуникативными отношениями» помогают, на мой взгляд, лучше понять целый ряд проблем в системе социальных связей.

 


  1. Исследование ведется при финансовой поддержке РГНФ. Грант № 07-03-00281а.
  2. Почепцов Г.Г. Теория и практика коммуникации. М., 1998. С. 9?117.
  3. Гриненко Г.В. Сакральные тексты и сакральная коммуникация. М., 2000. С. 147?149.
  4. Там же С. 148.
  5. Винокур Г.О. Критика поэтического текста. М., 1927. С.25-26.
  6. Там же.
  7. См. подробнее Микешина Л.А. Специфика философской интерпретации // Вопросы философии. 1999.

    № 11. С. 3?12.

  8. См. подробнее Сорина Г.В. Критика и творчество / Философ и время. Обнинск, 1999. С. 38?47.
  9. Кассен Б. Эффект софистики. М.- СПб, 2000. С. 18.
  10. Там же. С. 73.
  11. Там же. С. 73?86.
  12. См. Вежбицка А. Из книги “Семантические примитивы”. Введение / Семиотика. М., 1983. С. 225?252.
  13. См. подробнее Яновская С.А. Методологические проблемы науки. М., 1972. С. 129?149.
  14. Сорина Г.В. Критическое мышление в системе коммуникативных отношений / Личность. Познание. Культура. М., 2002. С. 217?229.